Запрещенные слова. книга 2 (СИ) - Субботина Айя
Времени в обрез.
Бегу в душ. Горячая вода смывает усталость, напряжение, чужие взгляды, интриги министерских коридоров.
Десять минут.
Волосы сушу быстро, небрежно укладывая их в мягкие волны. Макияж – чуть ярче, чем обычно, рисую «смоки-айс». Сегодня такое событие, что нужно быть яркой.
В гардеробной меня уже ждет платье - купила его еще пару месяцев назад и берегла для этого случая. Глубокий изумрудный цвет, шелк, который течет по телу, как вторая кожа. Открытая спина, высокий разрез на бедре. Закрытое спереди, строгое, почти монашеское, но стоит повернуться или сделать шаг – и в нем оживает капля дерзости. Платье для женщины, которая уверена в себе и в своем мужчине.
Холодный шелк касается кожи, вызывая мурашки. Идеально.
Туфли – черные лодочки на шпильке, но с тем самым «хищным» изгибом.
Я подхожу к зеркалу. Смотрю на себя.
Майя Франковская. Министр. Железная леди.
Нет.
Майя Дубровская.
Я открываю шкатулку с украшениями. Никаких колье. Никаких браслетов. Платье самодостаточно.
Только серьги. Длинные нити белого золота с капельками изумрудов на конце, в тон платью.
Мое главное украшение я ношу на безымянном пальце. Бриллиант в лаконичной оправе. Слава надел его мне на палец, когда делал предложение полтора года назад, в своей мастерской в Бугаево, среди железяк и чертежей, встав на одно колено в грязных джинсах.
А над ним – другое, обручальное. Тонкая дорожка из белого золота, усыпанная мелкими бриллиантами.
Я провожу по ним пальцем, улыбаясь как девчонка.
Мы не устраивали пышной свадьбы. Никаких гостей, никакой шумихи. Просто расписались в обеденный перерыв, между моим заседанием комитета и его тестами на полигоне. Я была в белом брючном костюме, он - в черной рубашке. Мы ели бургеры в его «Патриоте», пили неприлично холодную колу из стаканчиков и целовались так, что запотевали окна. Это был лучший день в моей жизни.
И хоть по документам я все еще «Франковская», дома и в кругу близких друзей меня теперь называют исключительно «Дубровская».
Я подмигиваю своему отражению.
— Ну что, госпожа Дубровская, - шепчу я. — Пора ехать и смотреть, как твой муж будет переворачивать мир.
Впереди – вечер, который станет историей.
Огромный выставочный павильон, который NEXOR Motors арендовал на весь день гудит от количества людей. Знакомо пахнет дорогим шампанским, кожей новых салонов, парфюмом за тысячи долларов и самым сильным афродизиаком в мире – успехом.
Захожу в зал, и десятки голов поворачиваются в мою сторону. Вспышки камер бьют в глаза, но я даже не моргаю. Два года назад я бы напряглась, снова влезла свою ледяную броню, а сейчас просто улыбаюсь – расслабленно и абсолютно уверенно.
Я здесь не «плюс один». Я – самый важный человек, даже если в программке этого нигде не написано.
— Госпожа министр! Пару слов для прессы! – выступает наперерез какой-то из аккредитованных, и явно самый наглый из журналистов.
Вежливо качаю головой и прохожу мимо.
В прессе нас со Славой давно окрестили «парой будущего». Им нравится эта история: гениальный инженер-бунтарь и железная леди из правительства. Красивая сказка. Они не знают и сотой доли того ада, через который нам пришлось пройти, чтобы эта сказка стала реальностью.
Нахожу в толпе знакомое лицо – Орлов.
Он постарел, но держится, как говорится, дай бог всем нам в его годы. После скандала с Резником (который, кстати, все еще судится, пытаясь отбить хотя бы какие-то счета) так и тянет лямку, хотя, насколько я знаю, с Гречко они, после года препирательств, все-таки наладили правильный контакт.
— Майя, - Орлов берет мою руку, целует ее старомодным жестом. - Выглядите сногсшибательно. Как всегда.
— Спасибо, Кирилл Семенович. Рада вас видеть. – Правда рада. – Я слышала, у вас наметился новый крупный контракт…
Он машет рукой, как бы говоря, что обсуждать тут явно нечего.
И снова на меня смотрит – долго, с оттенком обреченности.
— Жалею, - пытается изобразить легкость, но слова правды падают между нами как камень, - каждый божий день жалею, что отпустил вас тогда. Сейчас бы уже нянчил внуков на даче, а компания была бы в надежных руках.
— У компании и так все хорошо, - мягко возражаю я. - «Фалькон» бьет рекорды продаж.
— Но без вас здесь все равно все не так.
Я улыбаюсь ему на прощание и иду дальше.
В VIP-зоне, у самой сцены, стоит Форвард – как всегда, безупречен. Время над ним абсолютно не властно, оно только добавляет ему лоска, как хорошему коньяку.
— Майя, - он салютует мне бокалом. — Слышал, вы сегодня размазали Минфин по стенке. Мои люди в комитете в восторге.
— Они пытались срезать финансирование цифровой платформы, - пожимаю плечами, беря с подноса официанта бокал минеральной воды. Но все-таки позволяю себе легкую триумфаторскую улыбку – мне нравится, что обо мне говорят в таком ключе. Как говорится – два года работы на репутацию, наконец, начинают приносить дивиденды. - Пришлось напомнить им, кто формирует повестку дня.
— Я думал предложить вам надавить через фракцию, - Форвард чуть прищуривается. - Там есть пара рычагов…
— Не нужно, - отказываюсь максимально твердо, но вежливо. - Я уже договорилась с Премьером напрямую. Мы перекинем средства из резервного фонда под гарантии будущей экономии. Постановление уже подписано.
Форвард смотрит на меня несколько секунд, а потом салютует бокалом, как равной.
— Что ж, - усмехается, - мне больше нечему вас учить, Майя. Вы стали опаснее меня.
— Я просто хорошо усвоила уроки, Павел Дмитриевич.
Свет в зале гаснет. Лучи прожекторов скрещиваются на сцене. Гул стихает. Начинается музыка - низкий, вибрирующий бас, от которого дрожит пол.
На сцену выходит мой Дубровский.
На нем черные брюки и черная рубашка с закатанными рукавами, расстегнутая на пару пуговиц. Он немного отрастил волосы, и сейчас снова носит их завязанными в маленькую петлю н затылке. Он выглядит диким, опасным и невероятно красивым в этом остром свете софитов.
Слава не говорит заученных речей – просто подходит к накрытому тканью объекту в центре сцены.
— Многие говорили, что это невозможно, - его усиленный микрофоном голос, звучит бархатно и уверенно. - Что законы физики нельзя обойти. Что страсть нельзя оцифровать. Что электрический байк никогда не даст тех же эмоций, что и бензиновый монстр.
Он кладет руку на ткань.
— Они ошибались…
… и срывает покрывало.
Зал ахает.
«Игнис» - черный, на тысячу процентов хищный и матовый. Он не похож на мотоцикл – скорее, на похож на сгусток энергии, застывший в металле и карбоне.
И он почти так же прекрасен, как мой муж.
Слава рассказывает о своем детище - о двигателе, о развесовке, о том, как эта машина считывает движения пилота. Говорит страстно и увлеченно, забыв о камерах и VIP-гостях.
Забыв обо всем на свете, потому что он в своей стихии.
Я стою в первом ряду и вижу, как женщины в зале пожирают его глазами.
Вижу, как шепчутся, покусывая губы.
Полгода назад моей муж снялся топлес для обложки «Men’s Life» - журнала о мужчинах и для мужчин, который скупают в основном женщины. Я была не против, тем более, что моему Дубровскому действительно есть что показать кроме своих блестящих мозгов. Но сразу после выпуска я, признаюсь, была рада, что у него нет социальных сетей – вал фанаток был… впечатляющий.
После этого я отношусь к ревности... философски.
И практически ее не испытываю, потому что…
… в какой-то момент Дубровский замолкает. Поднимает голову. Серебряный взгляд ищет кого-то в темноте зала.
Находит меня.
Его лицо меняется - исчезает маска презентатора, растворяется напряжение, за которым проступает та самая, только мне одной знакомая хулиганская улыбка.
Он подносит пальцы к губам и посылает мне воздушный поцелуй.
Прямо со сцены, под прицелом сотен камер, наплевав на протокол и статус.