Чужой. Сердитый. Горячий (СИ) - Тиган Линетт

— Думать не о чем. Все знают правду, — я поднимаю голову и смотрю на брата. — К тому же закон на нашей стороне, а преступники мертвы.

— Да, должно пройти всё гладко, но это займёт время, — поддерживает меня Андрей.

У него звонит телефон, и звонок он принимает не сразу, смотря на номер. Брат поднимается с места и отходит немного в сторону, отвечая за звонок, привлекая моё внимание.

В больнице этим утром шумно, и я ничего не могу разобрать в словах Андрея, который говорит довольно тихо. Когда порываюсь встать, меня удерживает Вадим, отрицательно качая головой.

— Хватит с тебя новостей.

— Плохих или хороших? — уточняю я у парня, который поджимает губы.

— Любых. Мой свет, тебе нужно отдохнуть… Ты гаснешь на глазах, — он заботливо прикасается к моей щеке, нежно проводя по ней костяшками пальцев, и я сдаюсь — укладываю голову ему на плечо.

— Когда всё стихнет, мы поедем отдохнуть в твой фамильный дом? — интересуюсь я. Ощущаю его губы на своей макушке и заранее знаю ответ.

— Мы можем там провести столько времени, сколько ты захочешь, — утверждает Вадим.

— А как же твоя работа?

— Переведусь. Тем более, если твой брат удержит назначение полковника, с этим не возникнет никаких проблем, — он ухмыляется, видимо, представляя реакцию Андрея на подобную просьбу.

— Как ты думаешь, я смогу вернуться к журналистике? — я сама не знаю, хочу ли продолжить работать в своей профессиональной среде, но меня интересует мнение Вадима.

— Только если у тебя есть желание. Возможно, будет разумно скорректировать тематику твоих интервью и статей, — помедлив, говорит парень.

— Да, у меня есть уже несколько идей для социального проекта… — размышляю я, и хотела бы поделиться своими планами с Вадимом, но из операционного отдела выходит доктор.

Я и Вадим срываемся с места, почти подбежав к мужчине, который снимает маску. Он такой же уставший, как и мы, но держится с прямой осанкой и имеет уверенный взгляд.

— Доктор, пожалуйста… Не томите, — я держу себя в руках, чтобы не завыть от волнения.

— Ваш отец в стабильном состоянии. Реабилитация будет долгой, но гарантии на поправку отличные, — отчитывается доктор, а у меня с плеч наконец-то сваливается каменная гора.

Я облегченно выдыхаю.

— Спасибо вам, доктор, — говорит Вадим, приобняв меня за плечи. — Когда мы сможем его посетить?

— Господин Соколовский требует увидеть свою дочь. Как доктор, я могу дать вам не больше пяти минут. Следующее посещение через три дня.

— Я! Я его дочь! — начинаю паниковать, но серьезный и несколько грозный взгляд доктора приструнил мои эмоции.

— Я вас провожу, — доктор ступает в операционной отделение, а я оглядываюсь на Вадима, который мне кивает.

Только переступив порог отделения, доктор выдает мне халат, перчатки и маску. Мы идем дальше по коридору, а я ощущаю, как с каждым шагом моё сердце волнительно бьется в груди.

Мой папа жив, и он совсем скоро поправится.

Доктор останавливается возле палаты, предостерегающе взглянув мне в глаза.

— Пять минут, не больше. Не волнуйте его, пока он слаб. Лучшее, что вы можете сейчас сделать — поддержать, — наставляет меня доктор.

— Я всё понимаю. Спасибо, — мужчина отходит в сторону, пропуская меня к двери. Я понимаю, что он будет дежурить у палаты, что мне импонирует. Мой отец в надежных руках!

Я захожу в светлую палату, услышав пищащую аппаратуру возле койки отца. Он бледен, но взгляд цепкий. Он едва заметно улыбается и дергается, словно хочет сесть. Срываюсь с места и оказываюсь возле папы, схватив его за руку.

— Ну что ты делаешь? Лежи. Тебе нельзя напрягаться, — шепчу я, всматриваясь в лицо отца. Он мягко улыбается, едва ощутимо сжимая мои пальцы в своей ладони.

— Моя взрослая и смелая девочка, — шепчет папа, а мои глаза начинают щипать и стремительно слезятся. — Тебе оказали медицинскую помощь?

— Папочка, не волнуйся. Это лишь царапины, клянусь, — заверяю я отца, стирая слезы со своих щёк. Папа внимательно смотрит на мою бровь, которую я разбила при падении из машины и хмурит свои брови.

Это он ещё мои ребра и бедро не видел!

— Я надеюсь, что ты ни в чём себя не винишь, — он смотрит на меня предостерегающе, а я молчу.

Поступок Максима на кануне смерти наложил на меня увесистый отпечаток. Я себя не обвиняю, но считаю, что должна была как-то помочь… Как бы я в душе не желала смерти моему бывшему мужу, я не убийца… По край мере, я бы не смогла убить его. А вот его отец заслуживает отдельный котёл в Аду!

— Ярослава, — отец суровеет.

— Нет. Нет, я ни в чём не виновата, — твёрдо отвечаю я. — Я боролась, когда меня хотели сделать жертвой.

— Ты моя храбрая воительница, — шепчет отец. — Но обещай мне, что ты дашь Вадиму и Андрею позаботиться о себе, пока я здесь валяюсь. Договорились?

— Договорись, — я не контролирую слезы, обеими руками держа ладонь отца, целуя его костяшки. Он не дал мне совершить ошибку, которая бы стоила моего психологического здоровья и мучений. — Спасибо тебе. Спасибо за всё…

— Я поступил, как отец, — убеждает меня папа, — и так будет с каждой тварью, которая попробует обидеть мою девочку.

— Ты лучший папа в мире, — всхлипываю, а его ладонь прижимается к моей щеке, стирая соленные слезы. — Прости, что иногда бывала слишком строптивой. Я знаю, что ты всегда желал мне лучшего и старался обезопасить.

— Сколько доктор дал тебе времени? — спрашивает папа.

— Пять минут, — я с сожалением улыбаюсь.

— Приляг со мной рядом, пока этот зануда в белом халате не вернулся, — шепчет отец, а я, прыская со смеха, с укором смотрю на ослабевшего мужчину после операции.

— Не положено, папочка…

— И когда тебя останавливали эти дурацкие правила? — отец, несмотря на только перенесенную операцию, улыбается и провоцирует меня.

Я тяжело выдыхаю, но не могу отказать отцу. Разуваюсь и ложусь на бочок возле папы, стараясь не потревожить его рану. Папа, как мужчина, который не привык показывать слабость, требует, чтобы я легла ему на плечо.

— Не смотри на меня, как на побитого щенка. Ранение с другой стороны, а из-за обезболивающего я ещё ничего не ощущаю. Так что сделай, как говорю и прекрати меня жалеть, — взбунтовался отец.

— Узнаю своего категоричного папочку, — смеюсь я, и ложусь на его плечо, ощущая отцовскую защиту и силу.

— Маме не вздумай говорить, что я в больнице, пока мне не дадут в руки телефон, — предупреждает отец. — Разволнуется ещё…

— Обещаю, что проявлю креативность и мама ничего не узнает! — хихикаю я.

— Не сомневаюсь в твоих возможностях, — папа гладит мою спину. — Так значит, тебе нравится Вадим?

— Нравится, — говорю я с улыбкой. — Очень нравится.

— Мне тоже. Умный парень и очень храбрый. Я поговорю с Андреем, чтобы держал свой язык при себе. Благодаря Вадиму Волкову ты оказалась дома, — мне нравится то, что Вадиму удалось произвести на моего отца положительное впечатление.

— Да, Андрюше надо дать знатного ремня за его выходки! — подначиваю я, но при этом смеюсь, понимая, что отец такого никогда не сделает.

— Думаю, он такого же мнения о тебе, — папа смеется, но начинает покашливать и прижимает вторую ладонь к легкому. Я взволнованно подрываюсь.

— Тебе больно! — утверждаю я, на что отец картинно закатывает глаза.

— Больно — значит живой, — отец, с лицом мудреца, смотрит в мои глаза. Я вижу, что он хочет что-то спросить, но дверь в палату открывается и заходит доктор.

Мужчина почти спотыкается на пороге, когда видит, где я нахожусь. В глазах — возмущение и он стремительно смешит к койке отца, но поджимает губы и не решается отчитывать нас двоих. Видимо, отец уже провел лекцию к доктору лично, на что он имеет право, а на что нет.

— Время. Вам нужно отдохнуть. Обоим, — доктор строго смотрит в мои глаза.

— Я обязательно приду, — клянусь я папе, встав на ноги. Наклоняюсь над ним и целую в щеку. — А ты быстрее поправляйся, не то мама приедет лично и поднимет на ноги, хочешь ты того или нет.