Наталия Терентьева - Синдром отсутствующего ёжика
Я думала, что не переживу эти дни до отъезда, но, как ни странно, благодаря экскурсиям и поездкам, время пошло довольно быстро. Знакомиться со мной больше никто не пытался – ни латиноамериканцы, ни французы, ни наши. Хотя я настолько никого вокруг не видела, что, если ктото и делал попытку обратить на себя мое внимание, я этого просто не заметила.
Я дала себе обещание не звонить Кротову, зря его не дергать и не подгонять. Хорошо, если он действительно хотя бы попытается чтото сделать. Единственное, я позвонила ему на следующий день после нашего разговора, сказать то, что не успела сказать в прошлый раз.
– Да, Саша, – ответил он так, будто мы только что расстались.
Я тоже не стала здороваться, и мне казалось, что все это время мы были рядом – со вчерашнего звонка.
– Я забыла сказать. Хисейкин требует денег за то, чтобы выпустить Ийку. Они у меня есть, вы не волнуйтесь.
– И много он требует? – вздохнул Кротов.
– Ну… прилично. То есть… у меня случайно как раз такая сумма появилась. Я готова отдать ему любые деньги, лишь бы они с Мариной забрали заявление из полиции. Но… можно, чтобы Ийку выпустили побыстрее? Не дожидаясь, пока я прилечу и дам денег… Вообще я думала, что можно перевести ему деньги на счет…
– Не стоит. Лучше, если уж соглашаться, то живыми деньгами, со свидетелями, пусть скажет чтото, мы это запишем на камеру, чтобы потом не отпирался…
– Вряд ли Вадик на это пойдет.
– Я понял, Саша. Ладно, решим. Никаких поспешных шагов не делайте. Если что надумаете – позвоните сначала мне, чтобы мы с вами в одну сторону шли, хорошо?
– Хорошо, – вздохнула я.
– Все будет хорошо, не волнуйтесь, – ответил Кротов, и мне вдруг захотелось, чтобы он опять говорил со мной на «ты». Я незаметно для себя тоже мысленно стала звать его на «ты».
– А… вы уже…
– Пока рано говорить о чемто, – даже не дал мне спросить Кротов.
– Ее не выпустят?
– Я занимаюсь вашим делом, Саша. Поверьте.
Слова прозвучали настолько отчужденно, что я не стала продолжать расспросы.
– Я видел Ийку, – добавил Кротов. – Она… держит себя в руках, скажем так. Не переживайте.
– Хорошо. Я позвоню.
– Да, конечно. Больше не могу говорить, простите… – И он отключился.
Вот в тот момент я и решила, чтобы не озвереть от неизвестности и одиночества, посмотреть в оставшиеся дни как можно больше достопримечательностей и древних памятников. И была абсолютно права. Время полетело быстрее, но когда подошел день отъезда, мне показалось, что прошло не три дня, а как минимум десять – так много я успела увидеть за это время. В один из дней мне звонил профессор ПьерФрансуа Дюкло и попытался в игривошутливой форме опять пригласить меня на ужин, но тут уж я наотрез отказалась. Авантюристка, живущая, как выяснилось, внутри меня, была уже вполне удовлетворена приключениями, а я нормальная в ужасе отмахнулась: «Еще не хватало!»
Я догадывалась, что нужно позвонить подружке Ирке и сказать, что я раньше улетаю. Ведь не подводить же ее – Филимон наверняка придет нас встречать. Она должна подготовиться, объяснить както ему, почему прилетела одна, без меня.
Я все оттягивала и оттягивала момент, дождалась до самого вечера и с тяжелым сердцем набрала номер. Сообщение я решила не посылать, боясь, что Ирка может его и пропустить.
Она долгодолго не брала трубку. Я снова набрала номер и опять очень долго ждала. Наконец услышала милый мурлыкающий голос:
– Алёо…
Наверно, номер не определяется и Ирка, на всякий случай, прибежав и схватив телефон, сначала отдышалась, а потом ответила, почти уверенная, что звонит бдительный Филимон.
– Ирка, это я. Привет.
– Сашуня! – как будто обрадовалась Ирка и сразу заговорила нормальным голосом: – Ты как? Ну, что же ты не звонишь, а? – И, не давая мне опомниться, затараторила: – А я, представляешь, в самый первый день уронила телефон в бассейн… У тебя есть бассейн? Должен быть. А у нас… то есть у меня тут такой роскошный бассейн… Ну вот, уронила, он не работал несколько часов, просыхал… Я думала – уже все, конец… Но потом заработал, а в память попасть никак не получается. Симкарта намокла, наверно… Понимаешь? А я телефонто твой мобильный наизусть не помню! Набираю же всегда тыкмык по кнопкам… Ну, ты представляешь! У тебя все хорошо?
Я секунду помедлила:
– Да. Все хорошо. А у тебя?
– И у меня! – Ирка засмеялась. – Сашунь… Ведь ты же меня не выдашь? Что я захотела… побыть чутьчуть в одиночестве, а?
– Нет, конечно, не выдам, – сказала я как можно спокойнее, чтобы Ирка поняла и успокоилась.
Я, действительно, выдавать ее Филимону уж никак не собиралась. Есть гдето в мире хорошие и добрые мужчины, заботливые, надежные, верные, которые были обмануты и брошены коварными красотками, но я таких не встречала. А встречала других, и мои подруги и соседки тоже встречали совсем других, и мамы моих маленьких пациентов, и дочки подруг моей мамы… Поэтому Филимона, оставившего первую жену, с которой прожил двадцать пять лет – не изза Ирки, нет, просто потому, что ему надоел мир старой женщины, с ее болезнями, ревностью, неуемной заботой о внуках – мне нисколько не было жалко. Раз Ирка так решила – ее право. И как я отчетливо понимала – Филимон пока не беспокоился, потому что мне ни разу не звонил. Про намокший телефон Ирка, разумеется, наврала. Но ей ведь было ужасно неудобно передо мной, это понятно.
– Я тебя так люблю, Сашуня! – проворковала Ирка.
– И я тоже тебя люблю, Ирка. Поэтому и звоню. Я завтра улетаю.
– Как?! Ты что? Почему? У тебя чтото не в порядке? Ты заболела? Упала? Или в гостинице не понравилось?
– Ирка, я не упала и мне все понравилось, все хорошо. Но мне срочно нужно в Москву. У меня проблемы с Ийкой.
– Что случилось?
– Я не буду говорить сейчас об этом, – как можно мягче, но категорично сказала я.
– Да? Ты на меня обижаешься…
– Нет. Уже нет. То есть… Вообще не обижаюсь. Я хорошо провела время, спасибо тебе. Я позвонила предупредить тебя, чтобы ты заранее придумала, как объяснить Филимону, почему ты прилетишь одна. Когда чтото придумаешь, позвони или пошли сообщение, чтобы я была в курсе и подтвердила твои слова. Пока!
Положив трубку, я вдруг поняла, что говорила абсолютную правду. Я ведь действительно хорошо здесь отдохнула. Столько всего увидела, говорила только на английском и с большим удовольствием, пообщалась с такими разными людьми. Помогла маленькому Тонино выплюнуть попавший в дыхательное горло сухарик и жить дальше…
И еще – я узнала чтото необыкновенное, тайное, о существовании чего и не подозревала, бегая с утра до вечера по коридорам поликлиники и подъездам одинаковых домов в Строгине. Есть теперь такое место на земле, о котором я буду думать, когда мне станет одиноко. Когда я шла к катеру, одна, по пустынной дорожке на острове Гозо, мне не было одиноко. Я была одна, но чувствовала себя частицей огромного мира, безграничного, живого, меняющегося каждую секунду и вечного. И как будто границы моей собственной жизни в тот миг размылись, и я понимала чтото такое, чего не понимала никогда раньше…
