Галина Мишарина - Бури
Кристиан много думал о времени и месте. О том, что всё имеет смысл: где он находится в определённое мгновение, что делает, с кем встречается и к чему стремится. Прежде Земля казалась ему бесконечной, но теперь, когда появилась возможность узнавать другие миры, бесконечность стала необозримой. Границы стёрлись, и вокруг него простиралась бездна. Он не был напуган или растерян, его трудно было чем-то испугать. Привыкнув полагаться только на себя или на Алеарда, он мог выжить где угодно, в чём угодно найти положительную сторону.
Однажды, прогуливаясь по городу после смены, он завернул в кулинарию, где попробовал вкусный вишнёвый пирог. Кристиан сидел на улице за столиком, допивая остатки чая, когда увидел двух мужиков, которые громко переговаривались между собой.
— Мне оно надо? — возмущался первый. — Я не сестра милосердия. В задницу это!
— Если Гейл узнает — ты труп! — хохотал второй.
— Она ничего не узнает, если не увидит. Скажу, отдал, — огрызнулся первый. — А ты молчи, понял?
Второй поднял руки:
— Да ладно тебе!
Кристиан задумался, что они надумали сделать. Ясно, что обвести кого-то вокруг пальца. Соврать. Ложь давалась штурману с огромным трудом. Он вообразил себя, лгущего в глаза Алеарду, и недоумённо хмыкнул. Наверное, всему можно научиться, но чтобы врать постоянно, надо иметь особый талант. А Кристиан не сомневался, что раздражённый мужчина себе в придумках не отказывал.
Время было позднее, но улицы ярко освещались, и народу ходило много. Орда шуршала, гудела и смеялась. Мужики скрылись в толпе, и штурман забыл про них.
В центре города был устроен большой канал, где все желающие могли покататься на лодках. Таковых находилось немного, благо океан находился рядом. Кристиан поднялся и, заплатив за еду, подошёл к ограждению. Вода в канале была не особо чистой, но, по крайней мере, там росли кувшинки, что говорило о том, что она всё ещё живая. Кристиан любил водяные лилии. Возле его дома на Земле сияло большое голубое озеро, одна часть которого почти скрылась под их плотными листами. В детстве они с Алеардом называли их «Куньками». Штурман глядел на цветы, думая о том, что в каждом мире находилось что-то, напоминавшее о доме, когда его привлекли взволнованные голоса. Он поднял голову: люди указывали куда-то руками, а юная девушка отчаянно рыдала, молотя кулаками одного из мужиков. Того самого, рассуждавшего о милосердии. Мужик пытался оттащить подругу подальше, но она не давалась. Кристиан проследил за их взглядами и успел увидеть, как в воде исчезает тёмный мешок… Слух у него был отличный, чутьё тоже. Он молнией рванул в сторону, перемахнул через ограждение — и ухнулся в воду.
Плыть, поднимая над водой почти невесомую ношу, было нетрудно. Он вылез на ближайший причал и поспешно порвал тугой узел зубами. Заглянул внутрь… Котята. Всего два маленьких — на ладони уместить — комочка. Кристиан поспешно спрятал их у тела, чтобы согреть. Поднялся. Ему захотелось смотаться в Промежуток — пусть видят, наплевать! Он не был гневливым человеком, выходил из себя крайне редко, но сейчас готов был угробить первого попавшегося под горячую руку человека.
Любопытная толпа между тем устремилась вниз, к причалам, и Кристиан понял, что кто-то точно пострадает. А потом он увидел мужика. Того самого, который решил избавиться от беспомощных кошачьих детёнышей. Штурман сжал зубы и повернулся, собираясь безразлично протиснуться сквозь толпу, но безжалостный придурок не поспешил придержать за зубами ядовитый язык…
— Посмотрите на этого парня! — сказал он. — Спаситель убогих выродков дворовой кошатины! Сердечко девичье заболело, да?
Кристиан стерпел бы и иной бред, куда хуже этого, но в другой ситуации. Он молча повернулся — и жестоким ударом отправил мужика лететь в тёмную воду. Люди подались в стороны, пропуская его. Даже девушка, жалостливо косящаяся на два крохотных хвостика, торчавших из-под его рубашки, ничего не сказала.
Он прибавил ходу и завернул в переулок, чтобы не тратить время на беготню по улицам до самого дома. Когда-то давно они с Алеардом выхаживали щенка, но тот был один на двоих, что упрощало уход за ним. Ночами они кормили прожорливого черныша по очереди, днем тоже… теперь помощи ждать было неоткуда. Из Промежутка Кристиан сразу переместился в квартиру. Вытащил коробку и положил туда толстое махровое полотенце. Осторожно достал пищащих котят и устроил на дне. В этом городе он не видел ни одной ветеринарной аптеки, найти кормящую кошку тоже не представлялось возможным.
— Что же мне с вами делать, крохи? — вздохнул Кристиан.
Он огляделся: в такой час ничего уже не работает, а нужно многое. Грелка и молоко или молочная смесь, бутылочка или пипетка… И время.
Следующие пять минут он скакал по мирам, как дикий мустанг, постепенно раздобывая всё, что было нужно. В последующие дни ему приходилось разрываться между домом и работой, чтобы успевать кормить котят каждые три часа. Ему нужно было ещё немного пробыть в этом мире, в ожидании подходящего для перемещения момента.
Котята прибавляли в весе и через месяц стали неуклюже бродить по квартире. Ещё через неделю они осмелели и начали вовсю шалить. Кристиан никак не мог выспаться — они хватали его за ноги и плюхались на лицо, играли с его волосами и щекотали усами нос… Они разрослись и распушились. Один был светло-серым, с белыми подпалинами, другой — тёмный, дымчатый. Два мальчика, и у обоих — яркие зелёные глаза. Он назвал их Шмыга и Царапка. Шмыга был задумчив и странен, Царапка — кусач и неистов. Шмыга вечно находился в самых разных местах — он залазал внутрь носков и рубашек, забивался в щели и трубы, что уж говорить про шкафы и тумбы; мог уснуть, повиснув на кране, или стащить кусок вкусного со стола и съесть его, сидя верхом на руке Кристиана. И при этом нисколько не смущался того, что эта рука нарочно елозила и крутилась в разные стороны. Кристиан играл с котёнком в прятки: Шмыга прятался замечательно, и сидел в своём укрытии тихо и серьёзно. Царапка усердно громил дом. Он драл шторы, разбивал посуду, выгрызал узоры в хлебе, точил когти о джинсы Кристиана и постоянно кидался на штурмана из-за углов. Кристиан то и дело обнаруживал внутри обуви замечательные «сюрпризы». Нет, это не были продукты кошачьей жизнедеятельности. Царапка, подобно хомяку, делал в ботинках «кладовые» из объедков, игрушек и прочих очень нужных кошке вещичек. Однажды утром штурман нашёл в ботинке живую мышь, потом — обглоданную конфету, затем очень длинную макаронину, а ещё картофельные очистки, пуговицы, куски подушки, виноградины и соломинки, перышки, фантики и ручки, и даже тяжёлую пряжку от ремня, неизвестно где и как котёнком найдённую…
