Марта Кетро - Солнечное настроение (сборник)
– Ладно! – махнула рукой Мария Петровна. – Я не в обиде. На твоем месте тоже решила бы, что человек, который боится… в общем, не хочет операцию ради жизни сделать, полный кретин и придурок. Поскольку я женского пола, то получаюсь – полная придура.
– Мария Петровна, поверьте, я уважаю ваше суверенное право распоряжаться собственной жизнью. Только хочу обратить внимание на крайний эгоизм и бесчеловечность вашего стремления к смерти.
– Какой эгоизм? Все вам оставляю!
– Вынужден напомнить, что однажды вы уже больно травмировали свою дочь, а теперь намерены сделать это во второй раз. Каково будет Ирине жить с сознанием того, что не смогла спасти мать?
– Вот ты как повернул, – задумчиво проговорила Мария Петровна.
– Здесь нечего поворачивать, факты на поверхности. Я только что разговаривал с Ириной, она нашла врача, который будет вас оперировать, встречалась с ним сегодня.
– Ирочка! Для меня хлопотала? – взволновалась Мария Петровна. – Сама?
«Лед тронулся! – подумал Павел. – Развиваем успех».
– Конечно, сама. Всю Москву на ноги подняла, чтобы найти лучшего специалиста. – Тут он слегка приврал для пользы дела.
– Значит, Ирочка меня… не ненавидит?
Павел не собирался глубоко копать – давать оценки прошлому или анализировать в присутствии Марии Петровны нынешнее состояние Ирины, переживающей внутренний конфликт любви-ненависти к матери.
– Думаю, – уклончиво ответил он, – вам с дочерью надо больше общаться, чтобы разобраться в своих чувствах.
– Да я готова общаться с ней двадцать четыре часа в сутки!
– После операции так и получится. Кто, если не Ирина, будет за вами ухаживать? Сейчас начало декабря, к Новому году, надеюсь, вы уже поправитесь. Официально приглашаю вас на встречу двухтысячного года к нам! Разве это не прекрасно, Мария Петровна, встретить новое столетие рядом с внуком, дочерью, зятем и, – запнулся Павел, не зная, как назвать Николая Сергеевича, – и нашим дедушкой?
– Невыносимо прекрасно!
– Мария Петровна, выдам одну тайну. Мы с Ириной хотим второго ребенка.
– Правильно, молодцы!
– Но так сложилось, что главным воспитателем у нас в семье выступает Николай Сергеевич…
– Он навоспитывает! Рохля интеллигентская! А Николеньке твердая рука нужна!
«Какая у вас твердая рука, – подумал Павел, – я уже видел».
– Одного внука Николаю Сергеевичу, – продолжал Павел, – более чем достаточно, а второго дедушка точно не потянет.
– Ты хочешь сказать… что… вы бы, как бы, меня бы… – не могла подобрать от волнения слов Мария Петровна, – …допустили? Маленького нянчить?
– У нас другой бабушки нет.
Несколько минут она изумленно хлопала глазами, не в силах переварить сказочные слова Павла.
– Режьте! – воскликнула Мария Петровна. – Режьте!
– Что?
– Вырезайте из меня эту дрянь, согласна! Лучше под лампой чертовой сдохну, чем… А если выживу…
– Обязательно выживете! Звоню Ирине и говорим, что вы согласны на операцию?
– Звони.
Павел набрал номер и передал трубку Марии Петровне.
– Ирочка? Здравствуй, доченька!
– Здравствуй!
– Как ты живешь?
– Нормально.
«Сейчас что-нибудь брякнет про ребенка!» – испугался Павел. И принялся отчаянно жестикулировать перед Марией Петровной. Показал, будто укачивает ребенка, потом приложил палец к губам, беззвучно, отчаянно артикулируя, произнес: «О ребенке ни слова!» – «О Николеньке?» – так же тихо спросила Мария Петровна, показав пальцем в сторону кухни. «Нет, – замотал головой Павел и показал два пальца. – О втором ребенке!»
– Алло? – позвала Ирина, потому что на том конце установилось непонятное молчание и слышались странные шорохи.
– Ирочка! Я с Николенькой познакомилась. Ах, какой мальчик! Чудо света!
– Зачем ты звонишь?
– Это не я, то есть я, но набирал Павел. Ирочка, я согласна идти под лампу, под нож, под черта лысого, на все согласна.
– Хорошо. Завтра придешь на прием, я выпишу направления на анализы. Для госпитализации нужно сдать анализы на СПИД, гепатит и сифилис.
– Откуда у меня взяться сифилису или тем более СПИДу? – хмыкнула Мария Петровна.
– Таков порядок. Откуда… Вчера ко мне приходил твой Толик.
– Зачем?
– Беспокоится о твоем здоровье. Похоже, осталось заседание правительства провести с повесткой дня «операция Марии Петровны Степановой».
– Ты на меня злишься? Тебе много пришлось хлопотать? Не беспокойся, за операцию я заплачу.
– Можешь – заплати, но никто тебя обдирать не собирается. Скажи Павлу и Николеньке, чтобы шли домой, мы их ужинать ждем.
– А Николенька покушал. Всякой дряни! Ничего порядочного у меня не было.
– До свидания!
– До завтра, Ирочка!
Мария Петровна медленно и аккуратно положила трубку на рычаг.
– Слышал? – спросила она Павла, гордо улыбаясь. – Мы говорили, как… как нормальные!
Из кухни послышался звон разбившейся посуды. С криком «Ты не порезался, мой драгоценный?» Мария Петровна бросилась из комнаты.
Николенька отужинал по украинской пословице: шо не зйим, то понадкусаю. Он все попробовал, надкусил. Потом решил провести эксперимент: смешать в тарелке кильки, творог, кабачковую икру, сметану – словом, все, что можно было превратить в кесю-месю. На вкус блюдо получилось отвратительное. Мама за порчу продуктов, за игру с ними обязательно заругала бы. А бабушка? Если тарелка упадет, разобьется, никто и не догадается об эксперименте. Тарелка двигалась к краю стола почти сама, Николенька к ней не прикасался. Только две его ручки зажимали вазочки с вареньем (допустим, танки) и толкали тарелку (противника) к пропасти.
Бабушка понравилась Николеньке. Из-за разбитой тарелки не расстроилась, не заругалась. А папа кулак показал, предварительно ткнув пальцем в направлении жижи и осколков на полу.
Николенька зачислил бабушку Марусю в ту же категорию, к которой принадлежали мама, дедушка и Вероника – любители поцелуев и тисканья его, Николеньки. Любовь нужно терпеть, «давно» понял Николенька. Вот папа его «не любит», потому что он самый сильный. К потолку подбрасывает ух высоко! Закружит – голова как волчок. Николенька изо всех сил упирается, тянет, тянет, а папину руку в локте разогнуть не может. Папа редко целуется, только иногда взлохматит ему волосы и улыбнется по-особому.
Бабушка Маруся, когда уходили от нее, осыпала Николеньку поцелуями – точно Вероника. Но тетушка никогда бы не сказала ему как взрослому, не прошептала на ушко:
– Не думай, что я сопля бесхребетная. У меня характер железный.
По дороге домой Николенька выяснял у папы разницу между хребетной и бесхребетной соплей. «Мало нам воспитательниц!» – думал Павел.