Диана Гэблдон - Чужестранка. В 2 книгах. Книга 2. Битва за любовь
На столе лежала кучка бинтов: Джейми снял повязку с покалеченной руки и теперь рассматривал ее внимательно и пристально. Я постояла в дверях. Отсюда его рука была отлично видна мне. Знак от раны гвоздем на ладони был мало заметен; к моей радости, это зажило хорошо: оставалась только маленькая розоватая точка, которая со временем исчезнет. На тыльной стороне рана зажила не столь благополучно: из-за попавшей в нее инфекции и последующего воспаления след от нее был размером с шестипенсовую монету, и струп еще не вполне сошел.
На среднем пальце розовели неровные края свежего шрама, тянувшиеся от самого основания до сустава. Большой и указательный пальцы, освобожденные от лубков, остались прямыми, но мизинец был весь скрючен; мне помнилось, что на нем я обнаружила целых три перелома и не смогла их соединить точно. Не вполне хорошо сросся безымянный палец, и поэтому он слегка выдавался вверх, когда Джейми положил руку ладонью вниз на столик.
Потом он повернул руку ладонью вверх и попытался подвигать пальцами. Ни один из них пока не сгибался больше чем на дюйм или два, а безымянный не сгибался совсем. Похоже было, как я и опасалась, что второй сустав полностью утратил подвижность.
Он продолжал вертеть руку то туда, то сюда, подносил к лицу, разглядывая Неподвижные, скрюченные пальцы, покрытые рубцами, особенно заметными в ярком солнечном свете. Потом он вдруг опустил голову, прижал изуродованную руку к груди и, словно желая ее защитить, накрыл здоровой рукой. Он не издал ни звука, только плечи на мгновение дрогнули.
— Джейми! — Я пересекла комнату и опустилась рядом с ним на колени, — Джейми, прости. Я сделала все, что могла.
Он посмотрел на меня с удивлением. На густых каштановых ресницах сверкали слезы, он быстрым движением руки смахнул их.
— Что? — спросил он, явно растерявшись от моего внезапного появления. — Простить? За что, Саксоночка?
— За твою руку. — Я взяла ее в свои, осторожно провела по искривленным пальцам, дотронувшись до шрама на тыльной стороне. — Она выправится, уверяю тебя. Честное слово, выправится. Сейчас она кажется такой неподвижной и бесполезной, но это из-за того, что пальцы долго пробыли в лубках и кости еще не совсем срослись. Я научу тебя, как делать массаж и разные упражнения. Ты сможешь достаточно хорошо ею владеть, уверяю тебя…
Он прервал мои заверения, положив руку мне на щеку.
— Так ты считаешь… — начал он, потом замолчал и покачал головой. — Ты подумала… — Он еще раз оборвал свою речь, но тут же заговорил снова: — Саксоночка, ты думала, что я горюю из-за негнущихся пальцев и нескольких шрамов? — Он усмехнулся. — Я, может быть, и тщеславный человек, но, надеюсь, не до такой степени.
— Но ты… — заговорила я.
Он взял мои руки в обе свои и поднял меня на ноги. Я потянулась к его щеке и стерла с нее единственную слезинку — маленькую теплую каплю.
— Я плакал от радости, моя Саксоночка, — тихо проговорил он. Медленным движением приложил ладони к моему лицу с обеих сторон. — Я благодарил Бога за то, что у меня две руки. Две руки, чтобы обнимать тебя. Помогать тебе. Любить тебя. Слава Богу, что я, благодаря тебе, остался полноценным человеком.
Я накрыла его руки своими ладонями.
— Но как же могло быть иначе? — спросила я и тут же вспомнила палаческий набор пил и ножей, обнаруженный мной в Леохе в ящике у Битона.
И поняла, что кое о чем забыла, столкнувшись с трудным случаем. Во времена, когда не существовало антибиотиков, обычным — если не единственным — способом борьбы с заражением крови была ампутация конечности.
— О Джейми, — сказала я и, почувствовав, как у меня задрожали колени, поспешила сесть. — Джейми, если бы я вспомнила об этом, то, возможно, сделала бы так, чтобы спасти тебе жизнь.
— А так не делают… в… твое время?
— Нет. — Я покачала головой. — Есть лекарства, останавливающие инфекцию. Потому я и не подумала. А ты?
— Я этого ожидал. Вот почему я просил, чтобы ты позволила мне умереть. Я об этом думал в промежутках между приступами, во время которых голова у меня была как в тумане, и в один какой-то момент пришел, к мысли, что не смогу жить калекой. Ты знаешь, ведь это случилось с Айеном.
— В самом деле? — Я была поражена. — Он мне говорил, что в него попала крупная картечь, но о подробностях не распространялся.
— Верно, и рана от картечи воспалилась. Врачи отняли ногу, чтобы уберечь Айена от заражения крови. Айен теперь в полном порядке, все уладилось. Но я видел его другим. Он оправился только благодаря Дженни. Это она поддерживает его. — Джейми вдруг улыбнулся мне застенчивой улыбкой. — Как ты меня. Не могу уразуметь, почему женщины так поступают.
— Потому что им так нравится, — тихонько ответила я.
Он негромко рассмеялся и притянул меня к себе.
— Да, один Бог знает почему.
Мы некоторое время постояли, обнявшись. Моя голова лежала у него на груди, руки сходились у него на спине, я слышала, как сильно и громко бьется его сердце. Наконец он выпрямился и отпустил меня.
— Я хочу показать тебе одну вещь, — сказал он, открывая маленький ящичек в столе и вынимая из него сложенное письмо, которое он тут же протянул мне.
Это оказалось рекомендательное письмо от настоятеля Александра, препоручавшее шевалье Сен-Жоржу, то есть его величеству королю Якову Шотландскому, племянника настоятеля Джеймса Фрэзера в качестве ученого-языковеда и переводчика.
— Вот и место для нас, — сказал Джейми, глядя, как я складываю письмо. — А место нам скоро понадобится. Но ты помнишь, что говорила мне тогда на Крэг-на-Дун? Это правда или нет?
— Правда, — с глубоким вздохом ответила я.
Он взял у меня письмо и задумчиво похлопал им себе по колену.
— В таком случае, — он помахал письмом, — тут нас может подстерегать опасность.
— Может.
Джейми положил письмо обратно в ящик стола и некоторое время молча смотрел на него. Потом поднял голову, и его темно-голубые глаза встретились с моими.
— Об этом я и подумал, Клэр, — произнес он негромко. — Моя жизнь принадлежит тебе. И это ты должна решать, что нам делать и куда поехать. Во Францию, в Италию, даже обратно в Шотландию. Я отдал тебе свое сердце в ту же минуту, как впервые увидел тебя, ты держала в своих руках мое тело и мою душу, ты удержала их и спасла. Мы поедем туда, куда ты велишь.
В дверь легонько постучали, и мы отпрянули друг от друга, словно любовники, которых застали на месте преступления. Я кое-как пригладила волосы, подумав при этом, что монастырь — прекрасное убежище для исцеления, но отнюдь не романтический приют.
