Это всё ты (СИ) - Тодорова Елена
Как можно выглядеть настолько нежной и непорочной? Лежит передо мной, наложив ножку на ножку и сжав на груди руки. Держит во рту член. Разрумяненная, дрожащая, задыхающаяся… Как же ей стыдно. Я прям ощущаю это физически. И то, как ее саму же вставляет это чувство. Что уж говорить обо мне? Я, блядь, чертов извращенец, в гребаном восторге от того, какая моя Ю.
В моей черепной коробке развивается нечто странное. Кажется, словно ее заполняют сотни мыльных пузырей.
Двигаться страшно, настолько меня плющит.
Но когда член во второй раз дергается, Одуван сама оживает. Прижимает к уздечке язык. Я скриплю зубами. А едва слегка шевелит им, так натужно стону, что пугаю. Подавшись назад, она пытается отстраниться, в то время как я хочу загнать член так глубоко в рот, чтобы почувствовать заднюю стенку ее горла и увидеть в ее глазах то самое изумление, которое меня так вставляет.
Не страх, и не отторжение. А головокружительную растерянность.
Но Ю не размыкает век.
Удерживая ее рукой, мягко глажу большим пальцем по щеке.
– Сожми губами и пососи, зай… Так, как ты делаешь с чупсами…
Ресницы Юнии приходят в нервное движение. Оно настолько всполошенное и наэлектризованное, что возникает опасение, будто может случиться трескучее замыкание.
Но глаза заи не открываются.
Расширяются ноздри на вдохе. Происходит естественное сокращение, когда сглатывает. Спазмируются некоторые мышцы лица.
А потом…
Юния робко выполняет требование. Сосет мой член. Делает это всего один раз. Один, сука, раз, и я кончаю, едва успев вытащить запенившийся шланг изо рта Ю. Не думаю, что она готова ко вкусу спермы, но нечаянно она с ней знакомится. Можно сказать, вскользь. Основной поток я с гремящими стонами маньячеллы сдрачиваю на ее прекрасные сиськи. Когда член опадает, использую вязкую жидкость как крем. Втираю Ю в кожу. Таким примитивным путем мечу ее, словно какой-то долбанутый собственник.
Юния после этого пребывает в таком шоке, что даже не плачет. Я сам ни хрена сказать не способен. Сгребая, с особым трепетом прижимаю к груди. Глажу и целую, показывая, как много для меня значит эта ночь. Едва возвращается дар речи, говорю о любви, которая сейчас так разрастается, что попросту не умещается внутри.
Когда несу в ванную, ее сердце все еще продолжает колотиться на разрыв. Мою ее сам. Глажу. Без конца целую. Именно на этот чувственный контакт она отзывается лучше всего. Пьем с губ друг друга талую воду. Ласкаемся языками. Когда немеют губы, переключаюсь на шею Юнии. Неторопливо прохожусь по тонкой коже.
Чуть позже падаем обратно на измятую постель. В спальне так остро пахнет сексом, что этот природный афродизиак тотчас вызывает волнительную дрожь и мурашки по всему телу.
– Что ты делаешь, Ю? – спрашиваю с улыбкой, когда она перекатывается на живот и прикрывается от меня рукой. Кулачок прижимает к губам и напряженно смотрит в глаза. Не отвечает, пока скольжу пальцами по спине. – Удобно? – ухмыляюсь шире.
Предполагаю, что прячет от меня свои прелести. Но ответ еще круче, чем я могу вообразить.
– Я сейчас усну… Не хочу, чтобы ты входил, когда это случится…
Тихо смеюсь, игнорируя боль, которая разливается в паху.
Черт, я не могу столько возбуждаться. Я же двинусь!
Если еще не двинулся…
На мгновение прикрывая глаза, ощущаю резь, словно успел их травмировать. Перед мысленным взором столько всего за эти секунды проносится.
Снимаю целку Ю… Трахаю ее нежную пилоточку… Вылизываю эту восхитительную щелку… Даю Одувану в рот… Она посасывает…
Пиздец. Просто пиздец.
Событий много. И все они напичканы взглядами, вздохами, стонами, яркими реакциями Юнии. Все перемежены чувствами, ощущениями и эмоциями, которые я испытывал в моменте.
Еще вчера я не смел надеяться даже на то, чтобы потискать грудь своей любимой заи.
– Ты думаешь, я сзади не могу войти? – шепчу и смеюсь, ныряя пальцами между ягодиц. Ю в своей невинности такая милая. Не могу ее не дразнить. – Привет, зая, – здороваясь с писей Одувана, неумышленно порочно хриплю.
– Я-я-ян…
Наклоняясь, с улыбкой целую плечо. Завороженный ее красотой, смотрю в глаза, медленно моргая. Попутно осторожно скольжу ладонью вверх. Перебираю пальцами позвонки.
– Все в порядке, Ю. Отдыхай. Не трогаю больше. Просто шучу. Ты сама провоцируешь.
Прикрывая глаза, даю ей возможность успокоиться. Однако ее дыхание еще долго ощущается взволнованным.
– Что ты со мной сделал? – шепчет она, выталкивая переживания растерянного и обреченного человека.
Не открывая глаз, улыбаюсь.
– Всего лишь немножко отлюбил.
– Немножко?.. Разве это любовь?
– Одна из духовных скреп.
– Мм-м…
– Владея адом, мечтаем о рае. А завладев раем, рвемся снова в ад. Чтобы поймать баланс, нужно нам эти два мира соединить.
– Завтра?
– Завтра. Спи.
И Ю засыпает. Я же, едва уловив, как выравнивается ее дыхание, открываю глаза и до рассвета их не смыкаю.
Когда в комнате становится прохладно, натягиваю на неподвижную заю одеяло. Сам прижимаюсь к ее боку насколько могу крепко. Тревожить не хочу.
Внутри столько энергии… Накачала Ю такой мощью, мир готов покорить. Гоняю в голове различные мысли, строю планы и раскидываю, что и как должно быть, когда уедем вместе в Киев.
«Ты, блядь, нажестил, конечно… Надо было мягче…» – сокрушаюсь, пока перемотка событий ползет на десятый круг.
– Я для тебя все сделаю… Клянусь… – шепчу едва слышно, глядя на свою спящую девочку.
А мысленно ставлю зарубку:
«Утром, когда проснется, сразу скажи ей, что любишь…»
Незаметно отключаюсь. Но ненадолго. Ю продолжает тихо, словно мышка, посапывать.
Рассматриваю ее в яркости дневного света. Эти ее веснушки, родинки, губки – все то же самое, на чем я залипал в девятом на биологии. И ведь даже не думал… Просто не смел уйти в своих мечтах настолько далеко, как сделал это ночью физически.
Выскальзываю из постели, чтобы вернуться через двадцать минут с завтраком. Приземлив столик поверх бедер Юнии, прижимаюсь к ее щеке губами.
– Я тебя люблю, – бужу этими словами.
Подтягивая одеяло до самого подбородка, она смущенно рассматривает еду. Ухмыляясь, падаю на подушку рядом.
– Зачем?.. Ты же… Я больше не хочу... Заниматься…
– Какая ты все-таки смешная, Ю… Это просто яйца курицы, – тычу пальцем в сторону парующего омлета. – А мои, – перевожу указатель на свой выпирающий пах, – пустые, кстати.
Ну, почти.
Просто я решил не пугать Юнию вот так сразу.
Несколько поздно решил… И все-таки.
Она розовеет и больше никаких реакций не выказывает.
– Что не так, зай?
Долго решается, но признается:
– Я не могу есть без трусов…
Закатывая глаза, смеюсь.
– Как насчет небольшого авантюризма, Ю? Расслабься, и тебе понравится.
И снова она колеблется. Однако в итоге поддается на провокацию. Стоит лишь пару раз поцеловать. Жарко. С языком. Сам от нее с трудом отрываюсь. Воскрешаю ведь все, что делали ночью, и накрывает цунами.
– Я люблю тебя, – замечаю, что говорю эти слова все чаще, все охотнее, все искреннее.
Расправляемся с завтраком вдвоем. Даже с чаем Ю помогаю.
– Не надо, Ян, не надо, – дразню чуть позже на улице, пока гуляем в лесу.
Ничего не могу с собой поделать. Меня приводит в восторг ее стыдливость. Когда щеки Ю алеют, точно знаю, что это происходит не из-за мороза. Опускает взгляд, а я вспоминаю, как отчаянно она хваталась за меня ночью, как сильно текла, как беспомощно смотрела в глаза, как будоражаще стонала и как сладко кончала.
– Прекрати, – частит смущенно, сгребая в кулаки мою куртку.
– Не могу, – дроблю с усмешкой и прижимаюсь лбом к ее лбу.
– Обними меня.
Это запросто.
Накидываю хомут и выдыхаю:
– Обнимаю… У меня такого ни с кем не было, Ю. Клянусь.
– У меня… тоже…
Смеюсь.
– Знаешь, я вроде как понял…
– Я-я-ян…
