Оливия Голдсмит - Семейный стриптиз
– Странно, – двинувшись в обратный путь, сказала Мишель. – Я считала, что они как раз мечтают об идеале. Фрэнк, например, всегда замечает, если я наберу лишний фунт или поленюсь побрить ноги. То есть… он меня, конечно, любит всякую, но…
– Ой, оставь! Дело не в том, успела ты побрить ноги или нет. Дело даже не в том, что ноги у тебя дюймов на двадцать длиннее, чем у других. Между ногами-то у нас у всех одно и то же! То самое, что им нужно. Причем без лишних хлопот.
– Фу, Джада! Какой кошмар! Лично я изо всех сил стараюсь хорошо выглядеть. Разумеется, дело не во внешнем виде, но и не в голом сексе, если уж на то пошло. Я пытаюсь… знаю, что это невозможно, но все-таки я пытаюсь выглядеть идеалом в глазах Фрэнка.
– Да не мечтают они об идеале! – рявкнула Джада. – Если они о чем и мечтают, так это видеть нас зависимыми. До тех пор, разумеется, пока эта чертова зависимость не становится чрезмерной. Тогда они начинают задыхаться. А еще они мечтают о нашей заботе, но стоит переборщить – и забота начинает застревать у них в глотке. Кроме того, они мечтают о сексуальных стервах. Но боже упаси настаивать на сексе, поскольку их коробит наша требовательность. А почему? Потому что в этом случае они чувствуют себя импотентами.
Мишель вздохнула:
– Грубо, Джада. И очень горько. Тебе всего-то и нужно, что с ним поговорить. Он ведь отец твоих детей. Не откладывай в долгий ящик; поговори сразу же, как вернешься домой.
– Пожалуй, ты права. Прикроешь меня в банке? Опоздаю на часок, не больше. Подам-ка, пожалуй, Клинтону на завтрак что-нибудь сверх вареных яиц.
– Только не злись! – взмолилась Мишель. – Как бы там ни было – не злись, прошу тебя.
– Поздно, – сообщила подруге Джада. – Я уже зла до чертиков.
ГЛАВА 6
Энджи открыла глаза, как делала это – совершенно бесцельно – без четверти шесть каждое утро. Первое, на что наткнулся ее взгляд, была стена дымчатого стекла как раз напротив кожаного дивана, на котором она спала. Энджи снова закрыла глаза. Сил нет! Нет никаких сил проснуться, подняться, прожить еще один едва-едва начавшийся день. Не открывая глаз, она перекатилась с боку на спину и натянула на голову вытертый плед. Отлично. Можно считать, что зарядка сделана.
Энджи не могла бы сказать наверняка, какой нынче день. Пресловутый юбилей случился во вторник, и с тех пор она только и делала, что спала или пялилась в телевизор. Вчера снова просидела перед экраном до рассвета, не отваживаясь подняться из гостиной в спальню. Хорошо бы уже настало воскресенье! В воскресенье мама должна вернуться из очередной командировки. Энджи бросила якорь в отцовской обители, отделанной в стиле «сельско-средневековой хандры», потому что больше ей негде было приткнуться.
Мама недавно сменила жилье, в новой квартире Энджи еще не была, так что даже этого утешения – окунуться в родную атмосферу – она была лишена. Оставалось влачить полусонное существование, ожидая, когда Натали Голдфарб, оптимистка и утешительница, кладезь бессмысленных, но греющих душу афоризмов, раскроет ей свои объятия и позволит выплакаться на ее плече.
Хотя, если подумать, – что толку? Конечно, здорово было бы вернуться в детство, но приходится смотреть правде в глаза: она больше не ребенок, в кровь разбивший коленки. Чем ей, собственно, поможет мама? Прижмет к себе, позволит выплакаться от души… но и только. Впрочем, мама, конечно, даст несколько полезных советов: «Ну да, ну да. Знакомая история, детка. Признание в неверности в первую годовщину свадьбы? Твой папуля устроил то же самое. А ты давай-ка…»
Давай-ка – ЧТО? Ничего тут не поделаешь! Опустошенная, вялая, безжизненная, как ее собственные, потерявшие всякую форму волосы, Энджи мечтала только об одном: снова быть с Рэйдом. Вернуться к нему, упасть вместе с ним на кровать в их светлой, чистой спальне, которую они обставляли вдвоем. Его сильные объятия ей сейчас нужны. Его, а не мамины. Ей хотелось открыть поутру глаза и увидеть, как сияющий луч массачусетского рассвета, чуть притушенный белым кружевом занавесей, ложится на паркет. Тоска по всему, что осталось дома, заставила Энджи вновь открыть глаза и застонать. Громко. Ничего у нее больше нет, кроме пустой коробочки с золотыми буквами «Шрив, Крамп и Лоу».
Она протянула руку, нащупала выпуклую бархатную крышку и прижала упаковку от «дара любви» к груди. Все здесь не то и не так. Вместо белоснежных пуховых подушек – комковатый, обтянутый кожей диванный валик. Вместо любимого пушистого покрывала – дряхлый плед. Над головой вместо стеклянной крыши – потолок с лепными уродливыми загогулинами и жутким канделябром в центре. Энджи с трудом приподнялась, морщась от подступившего к горлу тошнотворного комка. Силы небесные, где отец раскопал декоратора для своего дома? Этот, с позволения сказать, осветительный прибор куплен на распродаже обанкротившегося дешевого итальянского ресторана, не иначе.
Какое-то движение за окном привлекло внимание Энджи, и она приблизила лицо к стеклу. Несмотря на ранний, еще сумеречный час, по улице шагали две молодые женщины в наглухо застегнутых теплых крутках. У одной из-под вязаной шапочки выбивался белокурый «конский хвост», вторая же, в этот миг как раз вскинувшая лицо к окну, оказалась негритянкой. Энджи была изумлена этим зрелищем, для Марблхеда абсолютно нереальным. Девушки миновали дом и скрылись за поворотом. Глядя им вслед, Энджи горько вздохнула. Куда подевались все ее подруги? Разбросаны по городам и весям, все в работе и в семейных хлопотах. Не дозовешься. Смешно, но Энджи вдруг захотелось собрать их всех вместе, как в одном из старых фильмов. Хорошо хоть Лизе можно позвонить. Только не в такую рань. Пусть человек отдохнет.
Разумеется, Лизе она уже звонила. Вчера вечером. Раз пять или шесть, и все по часу. Папулю ждет тот еще сюрприз, когда придет счет. Без мобильника чувствуешь себя как без рук, а он остался в сумочке, вместе со всеми прочими, тоже далеко не лишними вещами. Может, хоть кошелек Лиза сумеет забрать?
Лиза была адвокатом, коллегой по Нидхэму, при первом знакомстве поразившей Энджи совершенством своего белокурого облика и гарвардским образованием. Лиза была всего лишь двумя годами старше, но держалась так, словно между ними лежала временная пропасть в два десятка лет. Однако, присмотревшись к коллеге, Энджи оценила дружелюбие Лизы и прониклась к ней доверием. Не прошло и месяца, как они уже ежедневно обедали вместе, и Лиза приправляла их трапезы пугающими подробностями своих контактов с мужчинами.
Искупаться, что ли? Еще день-другой, и ее шевелюра собьется в воронье гнездо. Боже правый, вместе с мужем она потеряла и парикмахера! Ну кто еще способен справиться с ее волосами, кроме Тодда?
