Людмила Бояджиева - Салон "Желание"
Ну и пусть! Разве не для всех кружит сейчас над Москвой великолепная, сказочная метель и украдкой, неслышной надвьюжной поступью приближается малыш с мешком радужных обещаний — Новый, совершенно новый год!
Саша подошла к витринному окну, за которым среди колонн, канделябров и букетов застыли манекены в элегантных парадные костюмах, роскошных вечерних платьях. А за ними… За ними ворожила последняя ночь в отжившем, старом, хмуром году.
Прижавшись щекой к прохладному стеклу, Саша долго вглядывалась в мелькающую метель и по детской еще привычке «летать» над ночным городом, отправилась на прогулку.
На исходе года московская зима расщедрилась на спецэффекты. Снег валил пушистый, густой, искрящийся. Саша видела гирлянды фонарей вдоль набережных, гордые изгибы мостов, стремительный разлет широких проспектов. В уютной тесноте тихих улочек, на снежном покрове остались следы одинокого странника, да звездчатые стежки острожных кошачьи лап. Здесь был не заметен бег времени. Здесь все еще бродила тень андерсеновского трубочиста, грустила у подъезда богатого дома девочка со спичками, пронеслось и скрылось за углом нечто хрустально–метельное, оставляя вьюжный шлейф. Санки Снежной королевы…
На душе потеплело и совершенно отчетливо прозвучал голос Зинули: «Загадай желание, мамочка! Пожалуйста, попроси что–нибудь для себя, балда! Не бойся. Такая ночь не обманет. Не сможет…»
Саша улыбнулась своей умненькой девочке:
— А ничегошеньки мне и не надо. Пусть все будет, как есть… Да не так уж и плохо! — она прошлась по Салону, разглядывая убранство. Не магазин, а гостиная сибарита в каком–нибудь исключительно аристократическом палаццо. Вон и гости прибыли — кавалер во фраке и дама в высильковых шелках — изящные, отстраненные в своем манекенном совершенстве. Сама же она — почти хозяйкой дома. Строгий костюм, стянутые на затылке волосы. Самое время принимать гостей. Саша поставила в проигрыватель диск Тотто Кутуньо и светский диалог с «гостями» сложился сам собой.
— Кэ бэл темпо! Мольто нэвика! Прекрасная погода, не правда ли? Много снега… У огня сейчас так уютно… камин — моя слабость. Признаюсь, я вообще домоседка. Зиму мы обычно проводим в Москве. Муж явится прямо к Новому году. Прислал мне фиалки, дурашка. Из Пармы, как обычно. Милый чудак — обожает сюрпризы! Он возглавляет огромную копанию… Известный финансист, постоянная ответственность, риск… При это — совершенный мальчишка. Вы будете очарованы.
— Дети? Конечно есть! У нас чудесная дочь — пять лет! Филья, да, филья. Э ла прима делла классэ! Понятно же без перевода — прима класса, лучшая ученица. Ходит в детский сад со специальной программой. И бамбини ми пьяччоно… Я вообще люблю детей…Мой супруг фанатичный отец. Мы мечтаем о сыне!
Поймав свое отражение в зеркале, Саша погрустнела:
— Вы спрашиваете, почему одна в Новый год? Считаете, это странно? Ничуть. Это потрясающе романтично! Не поверите — страшно люблю посидеть одна. Особенно в праздники. Да почему же грустно?.. Я очень, очень счастлива! Потому что… Понимаете…. Ах, это же так просто… — она задумалась, подбирая слово: — Миракль! Чудо! Потому что я верю в чудо! В волшебниц, в гномов! Они есть, разумеется, а как же. Только какие–то….
Только они какие–то безинициативные стали. Сами не приходят и насчет подарков их надо сильно просить.
5
Саша повторила дочкины слова, засевшие в голове с детсадовского праздника. Праздник совпал с днем рождения Зинули, и было совершенно невозможно оставить приболевшую девочку дома. Как назло — отит! Неделю температурила и пошла на поправку, но к празднику окончательно выздороветь не успела. От участия в концерте ее освободили, не пригодился сшитый из Сашиного спортивного платья наряд. Но пойти все же очень хотелось, правда, вовсе не в парадной форме. Свитер и теплые брюки, а на голову шапку, прячущую повязку — вот в какой костюм нарядили девочку.
— Нет, я лучше совсем не пойду… — губы Зинули задрожали. — Куда такой уродиной на праздник!
Стянув шапку, она разрыдалась.
— Да ты у нас прелесть! А платье на Новый год наденешь, когда мы в гости поедем, — успокаивала внучку Зинаида Константиновна, уже для выхода на елку принарядившаяся.
Девочка и в самом деле была прехорошенькая. Голубые глазища и русые волосы до лопаток — маленькая Барби. Вон рыдает взахлеб, слезы ручьями.
— Хорошо, — сдалась Саша и достала свои наушники из голубого искусственного меха, которые прежде носила в холодную погоду. — Надень. Посмотри на мня… — Великолепно! — одобрила Саша, любуясь дочерью. — Похожа на симпатичного Чебурашку.
— А мне нужно — на принцессу!
— Выздоровеешь, и будешь принцессой, — бабушка придирчиво оглядывала себя. Синее трикотажное платье с блестящей аппликацией на груди, невзирая на десятилетний возраст, все еще претендовало на нарядность. Давно не одевавшаяся празднично, Зинаида Константиновна даже понравилась сама себе, что бывало чрезвычайно редко. И посмотрела на дочь с повышенной критичностью:
— Так и пойдешь?! Ларисин костюм решила не надевать? Такой эффектный.
— Это не мой стиль. Слишком много блеска, — Саша вернула на вешалку нарядный костюм Ларки, который та почти насильно всучила подруге, взяв с нее обещание непременно надеть на детсадовский бал. — Мне в джинсах удобней.
— Жалко, — Зинуля насупилась. — Я ведь знаю, что моя мама самая красивая, а теперь этого никто не заметит. Ну, хотя бы косу распусти! — взмолилась она.
— Внутренняя красота человека значительно важнее, — заметила бабушка, расчесывая волосы, подстриженные, как у Лии Ахеджаковой. — Хотя… В человеке все должно быть прекрасно! — Зинаида Константиновна одобрила свое отражение в зеркале. Прекрасно или сносно, но, все–таки сегодня она выглядела очень даже неплохо.
В элитном детском саду с начальным школьным образованием все было поставлено на широкую ногу. И уж на праздник никто не собирался ударить лицом в грязь. Зал с колонами, изобиловавший праздничными украшениями, был похож на пещеру Алладина — все сверкало, искрилась, веселило глаз. Большая часть «пещеры» с рядами стульев была отведена зрителям, В креслах первого ряда расположились представители муниципалитета, старушки старого образца из дома ветеранов контрреволюции. С краю скромно пристроилась супружеская пара: субтильный застенчивый господин с поэтическими локонами, в круглых ленноновских очках и элегантная, безукоризненная леди, тепло державшая его за руку. На другом конце первого ряда массивно восседал богатырского вида бородач, поглядывая то на часы, то на входные двери за колоннами. Родители, заполнявшие ряды, представляли по антуражу весьма обеспеченные слои общества и по нарядности не уступали партеру Большого театра в день премьеры.
