Вера и Марина Воробей - Фальшивая нота
– Так это же замечательно! – воскликнула Лу. – Я бы счастлива была, если б моя мама вышла замуж! Клянусь!
– Разве нам вдвоем плохо? – Черепашка сняла очки, потому что больше она не могла сдерживать слезы. Сквозь них да еще и сквозь мокрые стекла очков Люся вообще ничего не видела. Ресницы ее были опущены, а на щеках образовались две блестящие дорожки.
– Тебе, может, и хорошо. А вот Лелику плохо. Ну ты и эгоистка! – протянула Лу.
Но Черепашка, пропустив реплику подруги мимо ушей, глухо произнесла:
– А если он окажется каким-нибудь гадом?
– Невысокого же ты мнения о своей матери! Да между прочим, более разумной женщины, чем Лелик, я еще не встречала. И прежде чем выйти за кого-нибудь замуж, она сто раз все обдумает и взвесит. И прежде всего подумает о том, чтобы тебе, дуре, рядом с этим человеком было хорошо.
– А если у нее не хватит любви и на этого человека, и на меня? – продолжала гнуть свою линию Черепашка. Сейчас она впервые озвучила свои самые сокровенные мысли.
– То есть как это не хватит любви? – откинулась на спинку стула Лу. – По-твоему, количество любви, данное человеку, кем-то ограничено? Как же тогда женщины, которые живут с отцами своих детей, умудряются любить и мужа и детей?
– Это другое, – вяло отмахнулась Черепашка. – У них скорее уже не любовь, а привычка. А тут новое, свежее чувство, понимаешь? Оно обычно целиком поглощает человека, без остатка…
– Что за бред ты несешь?! – возмутилась Лу. – Противно слушать! Ну подумай сама, как Лелик может вдруг взять и резко перестать тебя любить?
– Не резко, а постепенно, – всхлипнула Черепашка. – Лу, – она подняла на подругу полные отчаяния и слез глаза, – ну скажи, что мне теперь делать?
– Первым делом, надо выбросить из головы всю эту чушь. Во-вторых, извиниться перед Леликом. Потом вывести ее на откровенный разговор… А я думаю, она и сама с нетерпением этого ждет и с радостью расскажет тебе, кто этот человек, чем он занимается… Неужели тебе неинтересно, в кого влюбилась твоя мама?
В ответ Черепашка только неопределенно пожала плечами.
– А что касается Женьки, – спокойно продолжала Лу, – вот тебе мой совет: расслабься. Моя интуиция подсказывает: ничего у них с этой Машей не выйдет. Она его в очередной раз подставит, только и всего. А когда он это поймет, тут же прибежит к тебе плакаться. Вот увидишь. Судя по твоему рассказу, Женька сам не знает, кто ему больше нужен – ты или Маша. Она просто задурила ему голову, вот он и мечется, бедняга, рефлексирует… Но в конце концов он во всем разберется. Только я бы на твоем месте не спешила раскрывать ему свои объятия. Человек должен отвечать за свои поступки, – тоном прокурора заключила Лу и, улыбнувшись, спросила совсем другим голосом: – Поджарить тебе блинчик с мясом?
– Угу, – кивнула Черепашка, вытащила из кармана рюкзака салфетку и принялась ожесточенно протирать мутные стекла очков.
8
По дороге домой Люся приняла решение: вести себя с мамой так, будто никакой размолвки между ними не было. Первой заводить разговор об «этом человеке» Черепашка не хотела. Она подождет, когда это сделает мама. А в том, что ждать придется недолго, Черепашка почему-то не сомневалась. В момент же, когда ее палец коснулся кнопки звонка, Люсе показалось, что ей удалось окончательно освободиться от этого ужасного разрушительного чувства, которое терзало ее последние два дня.
По одному лишь беглому взгляду на дочь Елена Юрьевна поняла: в той произошли какие-то перемены. Люся смотрела на нее, пряча в широком вороте свитера смущенную улыбку.
– А я уже волноваться начала, – сказала Лелик, подсовывая Черепашке тапочки. – Три часа, а тебя все нет…
– Да я к Лу зашла, – откликнулась Люся. – Мам, извини меня, пожалуйста, за вчерашнее… Не знаю, что на меня нашло…
Приложив к губам палец, что на их с Черепашкой языке мимики и жестов означало: все понятно, можешь не продолжать, – Елена Юрьевна подошла к дочери и обняла ее за плечи.
Только сейчас Люся обратила внимание, что Лелик одета совсем не по-домашнему. На ней была длинная черная юбка и нарядная кофточка. Тщательно уложенные волосы, подкрашенные ресницы и губы – все это говорило о том, что мама куда-то собралась. «А может, наоборот, вернулась?» – с надеждой подумала Люся, а вслух спросила:
– Ты сегодня работаешь?
– Нет, – после небольшой паузы ответила Елена Юрьевна и поспешно объяснила: – У Кристинки день рождения… Я обещала забежать.
– Ты идешь туда одна? – спросила Черепашка. Она изо всех сил старалась говорить обычным, спокойным голосом. Нет, все-таки не так просто оказалось избавиться от того омерзительного липкого чувства. Люся ощущала, как оно снова берет над ней верх, и ничего с собой поделать не могла.
– Одна, – как-то не слишком уверенно ответила мама.
– Странно. – Черепашка дернула плечом, и Лелик тут же опустила руки:
– Что странно?
– Странно, что Кристина решила отмечать свой день рождения в понедельник.
– Да она ничего такого и не затевает, – каким-то виноватым голосом (а может, Черепашке только так показалось?) объясняла Лелик. – Приду я и еще одна наша общая подруга. Ты ее не знаешь…
– Девичник, значит? – усмехнулась Люся.
– Ну, вроде того… – Елена Юрьевна украдкой взглянула на часы, но от Люси не ускользнул этот взгляд.
Внезапно Черепашке стало жалко Лелика. Вот опять та стоит перед ней и оправдывается, как провинившаяся школьница! И, устыдившись, она попросила:
– Только ты возвращайся поскорей, ладно?
– Конечно, – обрадовалась Елена Юрьевна. – В десять часов буду дома как штык, и мы с тобой обо всем спокойно и без спешки поболтаем. Обед на плите! – бросила она уже из прихожей.
– Приходи поскорей! – Черепашка выбежала в прихожую вслед за мамой. Та чмокнула ее в щеку, улыбнулась и, помахав рукой, выскользнула за дверь.
Номера телефона Кристины Громовой – маминой подруги – Люся не знала. Но едва щелкнул замок входной двери, закрывшейся за Леликом, как она кинулась на поиски. Выдвигая ящики письменного стола, Черепашка успокаивала себя тем, что этот номер ей нужен просто так, на всякий случай. Что воспользуется она им, только если мама будет сильно задерживаться. Но когда, открыв большой темно-синий блокнот на букве «г», Люся увидела два заветных слова, выведенных знакомым почерком, – «Громова Кристина», сердце ее сделало три лишних удара. Черепашка честно боролась с собой целых сорок пять минут. Она ругала себя последними словами, пыталась заняться каким-нибудь делом: включила телевизор, но через минуту выключила его, схватила с полки роман Достоевского «Идиот», открыла его наугад, но не прошло и пяти минут, как Люся отбросила книгу на диван.
