Симона Бенке - Дар наслаждения
— Да, я знаю. Тем более машина новая. С другой стороны, когда еще побудешь с орлом?
Элен попыталась представить себе эту картину. Он, наверное, остановил машину где-нибудь на лесной поляне. Какая же у него машина? Скорее всего джип, внедорожник, чтобы было много места для птиц. Темно-зеленый.
Торальф прервал ход ее мыслей.
— Вы тоже могли бы переезжать каждые два года. Наши профессии не так уж отличаются. Подумайте над этим.
Элен послушалась. Он был прав. Может быть, с ее профессией еще больше свободы, чем у сокольничего. Но ей нужно было думать о муже. Если ты замужем, не так легко сорваться и поехать, куда взбредет в голову. К тому же три года назад они с Томом купили роскошную квартиру. Нужно было работать не покладая рук, чтобы выплатить кредит. Они оба хотели сделать это как можно быстрее.
— А как вы решили стать сокольничим?
— В двух словах и не скажешь.
Элен задумалась над его словами. И вновь приказала себе не опускаться до затертых фраз.
— Да, вы, наверное, правы. Но, может быть, расскажете, с чего все началось.
Его голос смягчился.
— В шесть лет я впервые увидел сокола. Мой дед тоже занимался хищными птицами. Тогда же я, если угодно, ощутил любовь к ним. Позже мне пришла в голову мысль посвятить этому свою жизнь.
— У вас есть какое-то специальное образование?
— Нет, такого образования не существует. Но вы задали типично немецкий вопрос. В этой стране для всего нужно образование. На самом деле все, что мне необходимо, — это охотничий билет. А если он в кармане, нужно получить еще право заниматься соколиной охотой. И все.
— И что, на это можно жить? На деньги с представлений?
— Да, некоторые так делают. И я тоже так начинал.
— А сейчас все по-другому?
Элен вспомнила, как встретила его у замка с соколом на руке. Может быть, у него есть агенты, которые организовывают представления?
— Нет, просто это не основное занятие. Я решил покончить с этим. Туристы беспокоят птиц.
Элен не представляла, как еще может зарабатывать сокольничий.
— Так чем же вы теперь занимаетесь?
— Я выращиваю соколов.
— А дальше? Что вы делаете с ними дальше?
— Воспитываю и продаю.
— А… Вы готовите их для шоу?
Он засмеялся.
— Нет, для охоты.
— Для охоты? — Элен не вполне поняла. Торальф это заметил.
— Я одно время жил в Арабских Эмиратах. Их шейхи и султаны с большой помпой устраивают соколиную охоту. И для этого им каждый год нужен новый сокольничий.
— Из Германии?
— Не только. Из других европейских стран тоже. В Эмиратах слишком жарко, чтобы выращивать там соколов. У них, конечно, есть питомники, но… — Он запнулся.
— Что?
— В общем, в таком климате их очень сложно выращивать. Но в принципе возможно, и сейчас я именно этим и занимаюсь.
— Сколько вообще в Германии сокольничих?
— Около тысячи любителей. Таких, как я — кто этим серьезно занимается, — всего пять человек.
Элен такого не ожидала.
— Только пять человек? Вы, наверное, очень любите свою работу?
— Как бы вам объяснить… Наша работа не имеет ничего общего с цирком или зоопарком. Сколько себя помню, меня всегда интересовали соколы. В них есть что-то первозданное. И то, что кажется на первый взгляд странным, — они очень пугливы. Ими нельзя управлять. Нужно завоевать их доверие. Тут нужны терпение и спокойствие. А эти качества в наш безумный век присущи немногим. Только птице решать, останется она или улетит.
Элен слушала, затаив дыхание. Ее поразил рассказ. И то, что этот человек совершенно точно знал, почему он что-то делает. Он не плыл по течению. Он сознательно решил вести столь необычный образ жизни, а для этого нужно много мужества.
— А что еще нужно, чтобы стать сокольничим? Вас же всего только пятеро.
— Хорошее зрение и проницательность. И еще сокольничий всегда должен помнить, что птицы — не собаки и не лошади, принуждением от них ничего не добьешься. Ты для них не хозяин, скорее попутчик. Если я хорошо себя веду, то стану соколу другом. На большее рассчитывать нельзя.
У Элен в голове была каша. Все это казалось ей странным.
— Сколько вы держите соколов у себя, прежде чем продать?
— Около пяти месяцев. В сентябре молодых птиц забирает какой-нибудь арабский шейх. В октябре у них начинается сезон охоты. Соколиная охота бывает за это время два-три раза.
— А потом? Что потом?
— Потом устраивают большой праздник и соколов выпускают.
— Но вы же сказали, что там очень жарко. Они не погибают?
Он засмеялся.
— Нет. В это время там прохладнее.
Элен задумалась. Ну да, конечно, именно зимой больше всего туристов едет в Эмираты.
— Еще одна моя задача — подготовить соколов к жизни в дикой природе.
— Вам трудно расставаться с ними?
Он помедлил с ответом.
— С некоторыми, к которым я особенно привязываюсь, расставаться очень трудно. Да.
При этих словах сердце Элен сжалось. Она представила, как он в последний раз смотрит вслед соколу. Торальф сказал:
— Знаете, я очень много времени провожу с птицами. Полгода я только ими и живу. Часто бывает, что встаю в пять утра, а ложусь за полночь. Но меня радует мысль, что они попадут в хорошие руки. Идеальный вариант, если сокольничий занимается только одной птицей. Лучшей доли для них не бывает.
Элен никогда в жизни не встречала человека, который бы так говорил о своей работе. Если кто-то из ее круга был увлечен своей профессией, то это означало погоню за славой или деньгами. Торальф же, напротив, ни единым словом не упомянул ни о своих гонорарах, ни об уважении со стороны клиентов. Это было его дело, которое он сам выбрал и которому отдавался без остатка.
— Хватит обо мне. Вы хотели что-то спросить о «Голубом чуде»?
Эта фраза вернула Элен с небес на землю.
— Что, простите?
— Замок. У вас было много вопросов о замке. Или вы побеседуете с теперешним сокольничим? Он может во всех подробностях рассказать о новом сезоне.
Все еще занятая своими мыслями, Элен сказала:
— Да, конечно, вы правы.
— У вас что-то случилось? — Голос Торальфа звучал обеспокоенно.
— Да… я немного растеряна. Один ноль в вашу пользу!
Торальф засмеялся.
— Почему же?
— Знаете, герр Ганзен, мне нечасто приходится общаться с сокольничими. Я слегка волнуюсь. Потеряла нить разговора.
— Да ничего особенного тут нет. Ваша профессия тоже очень интересная. Но вы мало об этом говорите.
— А вы разве спрашивали? — Элен оживилась.
Теперь он засмеялся:
— Да, ловкости вам не занимать. Бьете меня моим же оружием.