Роберта Ли - Притворство
Все это время она не могла забыть о двух людях в гамаке в саду. Через окно она могла видеть сзади только его и темную голову Пола. Послышался всплеск кокетливого игривого смеха, и Энн потянулась за сигаретой. Закурив; она снова глянула в окно: гамак уже не качался и голов не было видно.
Глава 3
Неделю спустя Пол снова уехал из Лондона, и четыре дня Энн нечего было делать. Даже Смизи не знала, куда он поехал, так как он не оставил никакой записки или адреса для пересылки писем.
– Часто он так делает? - спросила она у Смизи.
– Довольно часто. Мне кажется, что ему надоедает работать и таким образом он пытается выбросить пьесу из головы.
– Может быть, Сирина помогает ему в этом?
– Если так, то это будет первым полезным делом в ее жизни!
Энн нагнула голову к машинке и искоса посмотрела на Смизи.
– Когда-нибудь она может оказаться вашей хозяйкой. Вам лучше быть осторожней в своих словах.
– Мистер Моллинсон так не поступит. Он не позволит себе снова так быстро подпасть под ее влияние.
Энн насторожилась. Второй раз их разговор принимал интригующий оборот. Нежелание сплетничать о своем нанимателе заставляло ее быть сдержанной, но у Смизи таких внутренних запретов не было и, раз начав говорить о каком-то предмете, она не могла остановиться.
– Не то, чтобы мисс Браун не научилась чему-то за последние годы. Когда она появилась впервые, то обходилась без всяких этих "спасибо" и "пожалуйста". Теперь она тщательно следит за своими словами и поведением. Даже со мной.
– А что, мистер Моллинсон когда-то хорошо ее знал?
– Еще как! Да, я могла бы…
В дверь позвонили, и экономка поспешно вышла. Она не вернулась, и Энн возобновила работу, раздумывая над ее последним замечанием.
Следующие несколько дней она была занята пьесой. Исправлений было много, и часто она с трудом расшифровывала его мелкий почерк. Но на третий день все было закончено, и Энн удовлетворенно стала читать все целиком.
Пол Моллинсон сделал себе имя как мастер изящной комедии, и сначала все, что выходило из-под его пера, имело успех у публики. На волне успеха он решил попробовать себя и на чем-то более серьезном. Первой попыткой была пьеса, действие которой происходило за "железным занавесом". Главные роли в ней играли отец Энн и Кора Риис. "В тисках" имела шумный успех. Но после этого, вот уже четыре года, с какой-то однообразной регулярностью неудача следовала за неудачей. Теперь он решил от драмы перейти к сатире.
"Сущность его драм, - говорилось в одном из отзывов на последнюю пьесу, - показать нам, что мы жертвы своей собственной личности. Герои пьес этого молодого автора - марионетки, которые этим-то и вызывают жалость".
Читая новую пьесу, Энн могла представить себе, какие последуют отклики. Если она не ошибается, а интуиция никогда не подводила ее, Полу предстоял еще один провал. Неверие в людей звучало на каждой реплике, каждой ремарке и, поскольку Энн была знакома с настоящей Мэри-Джейн, она видела, где он ошибается. Будучи не в силах удержаться, она взяла в руки карандаш и сделала на полях несколько замечаний. Вышло скупо и непонятно. Она вставила в машинку новый лист и написала свои предложения более развернуто. Одна страница стала двумя, и часам к пяти почти весь второй акт был переделан.
В течение всей недели от Пола не было никаких вестей, но утром в пятницу, добравшись до Хэмпстед Мьюз, Энн увидела около ворот темно-зеленый "бентли".
Она прошла через холл и стала подниматься по лестнице в спальню, чтобы положить вещи, когда он окликнул ее. Она быстро вошла в кабинет, и одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы понять, что он прочел ее поправки. Она прислонилась к двери. Белый косяк мягко контрастировал с зеленым цветом ее платья.
– Доброе утро, мистер Моллинсон. Не ответив на ее приветствие, он раздраженно шваркнул рукопись на стол перед собой.
– У меня было впечатление, что вы работаете здесь секретарем, а не моим соавтором?
– Мне очень жаль, - нервно проговорила она. - Но мне было нечего делать. И казалось таким нелепым сидеть зря, и вот я.., я записала некоторые соображения.
– А это было еще более зря! - Он яростно схватил пьесу и, разорвав поперек, швырнул листы на пол. - Вот вам ваши замечания? А теперь подберите и перепечатайте. И проверьте хорошенько, чтобы было все так, как я этого хочу.., а не так, как хочется вам.
Два ярких пятна загорелись на ее щеках.
– Вы ведете себя как ребенок? Совершенно не нужно было все рвать.
С каким-то рычанием он двинулся через всю комнату к ней. Выражение его лица было таким угрожающим, что она попятилась и попыталась уйти. Но он схватил ее за плечи и повернул к себе лицом.
– Не слишком испытывайте мое терпение, - прошипел он. - Если попробуете, будете очень жалеть.
Она попыталась высвободиться из его рук, но ее движения только больше разъярили его, его хватка усилилась, пальцы впились ей в плечи. - Пустите меня! - задохнулась она. - Если вы немедленно не уберете свои руки, я закричу!
Долгое время он смотрел ей в глаза, потом руки его опустились, и он ухмыльнулся.
Это слова Мэри-Джейн… А я-то удивился, почему они звучат так знакомо!
Энн не ответила м, нагнувшись, стала дрожащими руками подбирать страницы пьесы, стараясь дотянуться до листов, залетевших под стул. Ее рука столкнулась с его тонкой загорелой рукой, и она отдернула свою. Моллинсон поднялся на ноги с листком в руке.
– Вот вам еще один.
Не говоря ни слова, она взяла его и села за машинку.
Уголки его тонкого рта поднялись в улыбке.
– Все еще злитесь на меня?
– Нет.
– Злитесь. Я вижу по вашему лицу. Вы не очень хорошая актриса.
Энн ничего не ответила, но его последнее замечание вызвало появление лукавой ямочки на щеке.
– Так-то лучше, - сказал он и неожиданно подошел к серванту у стены. - Я выпью шерри, хотите присоединяться?
Почувствовав, что отказываться будет грубо, Энн взяла бокал. Он налил себе тоже и задумчиво присел на ручку кресла. В сером костюме из тонкой шерсти и белой распахнутой у ворота спортивной рубашке он выглядел моложе, чем когда-либо, и, пожалуй, счастливее. Хотя она не могла понять, создалось у нее это впечатление из-за небрежной одежды или из-за выражения его лица.
– Хотите сигарету? - Она взяла сигарету и наклонилась к его руке закурить. Ее опущенные ресницы бросали на щеки легкую тень. - Сколько вам лет? - неожиданно спросил он.
– Двадцать два.
Он пожал плечами.
– Иногда вы выглядите значительно моложе своих лет, а иногда гораздо старше. - Закурив сигарету, он сел, держа свой бокал в руке. - Мне жаль, что я взорвался, но до сих пор никто не критиковал меня до такой степени жестко.
