Милли Крисуэлл - Беда с этой Мэри
Мэри считала, что общее впечатление весьма привлекательно и вызывает ощущение уюта и покоя, но ее шеф-повар считал иначе и неистовствовал, размахивая над головой газетой и изрыгая проклятия.
— Глупец! У него дерьмо вместо мозгов! — кричал он, мешая английские слова с итальянскими.
По-видимому, ему не угодил какой-то скверный человек, злой и глупый, у которого голова была набита дерьмом вместо мозгов. Во всяком случае, так поняла его ломаную итало-английскую речь Мэри. К счастью, то, что она выросла в семье Руссо, давало ей большие преимущества. Она могла расшифровать большую часть цветистой итальянской брани. Мэри была почти уверена, что первое произнесенное ею слово было «puttana», а возможно, «bastardo».
— В чем дело, Марко? Неужели кто-нибудь из поставщиков опять не доставил заказанные продукты?
Вечер открытия ресторана был для нее кошмаром. Поставщики доставили меньше, чем она заказала, ящиков томатов и оливкового масла, зеленщик не доставил заказанный ею салат латук в нужном количестве. У них оказалось меньше чем предполагалось, вина кьянти, диетической колы и творожного торта.
Но самым ужасным было то, что засорились туалеты, а это по сравнению с недостатком нужных продуктов было подлинной трагедией. И все же они сумели пережить все это благодаря тем, кто помогал им вплоть до закрытия ресторана, включая и членов семьи. Даже миссис Фораджи помогала складывать салфетки и попросила оплатить потраченное ею время едой вместо денег.
Однако Мэри пришла к заключению, что для нее было бы дешевле платить этой женщине, чем кормить ее. Донателла Фораджи могла впихнуть в себя чертову уйму еды, если была голодна.
— В чем дело? — снова спросила Мэри.
Лицо Марко было живой иллюстрацией идеи ярости и отвращения. Марко покачал головой, потом погрозил кулаком, в котором все еще была зажата газета, и выпрямился во весь свой рост — пять футов четыре дюйма.
И Мэри подумала, что есть нечто неприятное в том, чтобы быть одного роста с мужчиной. Одетый в свой белый халат шеф-повара и в такой же колпак, из-под которого выбивалась обильная кудрявая шевелюра почти такого же цвета, Марко напомнил ей поваренка с торгового знака мукомольной компании «Пиллсбери».
Его выпирающий круглый животик так и напрашивался на то, чтобы в него ткнули пальцем, хотя Мэри никогда бы не отважилась на такой поступок. Она не знала сексуальной ориентации Марко, потому что, как ей казалось, он в одинаковой степени презирал и мужчин, и женщин.
— Madonna mia! Позор! О нас написали в газете! Меня смертельно оскорбили! — Он показал пальцем куда-то в сторону. — Я не могу работать в таких условиях!
Мэри с трудом удержалась от того, чтобы не вытаращить глаза и не прыснуть. Совершенно очевидно, что уроки драматического искусства он брал у Софии. Уж в этом можно было не сомневаться.
— Пожалуйста, успокойся и дай мне эту газету.
Он подчинился, шлепнул себя ладонью по лбу, потом, как ураган, ринулся на кухню, при каждом шаге изрыгая ругательства и проклятия, и, прежде чем скрыться из виду, изо всех сил хлопнул двустворчатой дверью, отделявшей обеденный зал от кухни.
В этот момент в ресторан гордо вплыла Энни, выглядевшая на миллион баксов в своей короткой и узкой черной юбке, простом белом вязаном свитерочке и черном кардигане.
Для столь эксцентричной женщины туалет ее был на редкость скромным. Но Мэри удалось убедить свою ослепительную подругу, что менеджер «У мамы Софии», встречающий гостей, не может выглядеть как уличная потаскушка.
— Эй, крошка! Что случилось? А, кажется, понимаю. Ты уже прочитала эту идиотскую статейку в «Сан»? Да?
Замечание Энни заставило Мэри переключить внимание с зелено-красных волос Энни — дань флагу Италии — на газету, зажатую в руке. Найдя раздел, посвященный кулинарии, она прочла:
«Балтимор нуждается в еще одном итальянском ресторане, как залив Чесапик в еще одном отеле „Пфистер“ [10].
Стоит заглянуть в ресторан «У мамы Софии» — новейшее дополнение к кулинарным достижениям маленькой Италии. Новейшее, но отнюдь не лучшее, как подсказывает нам орган вкуса.
Следует отдать должное усердию владелицы ресторана Мэри Руссо, однако ее отчаянные старания, увы, не увенчались успехом».
Мэри задохнулась от негодования и посмотрела на подругу, сочувственно качавшую головой. Потом возобновила чтение.
«Если судить о качестве лазаньи по ее весу, то, несомненно, следовало бы присудить ресторану все пять звездочек.
Слоистое тяжелое произведение кулинарного искусства весит больше, чем национальный долг нашей страны. Интересно было бы узнать, что скрывает шеф-повар под всеми этими слоями сливочного сыра, пармезана и лапши. Я полагаю, что всего лишь отсутствие вкуса!
И напротив, маринада будто и не существует вовсе. Он прискорбно жидкий и совершенно безвкусный, как и многие другие итальянские блюда. Сказать о них, что они обнаруживают полное отсутствие фантазии и ничуть не соблазняют, — значит не сказать ничего».
В статье говорилось и еще о чем-то, но Мэри не захотелось читать дальше. Ей было достаточно и того, что она уже прочла. К тому же трудно было видеть буквы сквозь огненную дымку ярости, застлавшую ей глаза.
— Ему понравилась пицца. Он даже сравнил ее с пиццей в «Пицца хат», — заметила Энни, гадая, потеряет ли на этот раз свою выдержку ее спокойная и невозмутимая подруга. Лицо Мэри пылало даже больше, чем тогда, когда в туалетах перестал работать слив.
Мэри изучала имя обозревателя ресторанной жизни и предпосланное статье фото, на котором был запечатлен красивый мужчина лет тридцати с небольшим. Уронив газету на стол, будто та могла запачкать или осквернить ее руки, с жаждой убийства во взгляде, Мэри сказала:
— Что он о себе воображает, этот Дэн Галлахер? Как он смеет писать такие вещи! Марко прав. У него вместо мозгов голова набита дерьмом!
В отличие от Энни Мэри редко употребляла грязные слова, и потому ее подруга сразу поняла степень ее досады и гнева.
— Он смеет это делать, потому что он ресторанный обозреватель и критик, дорогая. Всем известно, что эти люди — ничтожества, отребье. В Нью-Йорке эта братия хуже, чем где бы то ни было.
— Да ничего подобного! Он не больше ресторанный критик, чем ты или я. Он спортивный обозреватель. Или был таковым. Я читала его колонку много раз. И привыкла уважать его мнение, но теперь с этим покончено. Не имея ни достаточной квалификации, ни вкуса, он приходит в мой ресторан, пробует еду и отпускает пренебрежительные замечания, чтобы от меня отвернулся весь свет.
Зазвонил телефон, и Мэри глубоко вздохнула. Она и так уже кипела гневом и не хотела больше слышать ни от кого ничего неприятного. Во всяком случае, до тех пор, пока не изольет свой гнев на голову этого горе-писаки.
