Памела Кент - Притяжение любви
— Я слышал, что это полезно.
Она улыбнулась. Ее больше не волновала замедленность его речи. Она была уверена, что это просто нерешительность, а никакой не расчет.
Будучи очень интересным и привлекательным мужчиной, Алден Фицпатрик, казалось, не был слишком уверен в себе.
— Вы рисовали? — Он показал на альбом, который она держала под мышкой.
— Пыталась. Но здесь так пустынно. Я сегодня уже была здесь дважды, но ничего у меня не получилось.
— Можно посмотреть?
— Нет.
— Извините. Я слишком назойлив?
— Не знаю.
— Я тоже не знаю.
Она вздохнула.
— Алден, вы действительно тот, за кого себя выдаете? И если у вас есть какая-то другая причина общаться со мной и моими детьми, мне бы лучше знать об этом.
Они прошли немного в молчании, потом он сказал:
— Я тот, за кого себя выдаю.
— Это хорошо.
— И мне нравятся ваши дети. И вы.
— Это тоже хорошо.
— Что же может быть еще?
Она колебалась, сказать ему или нет. Случай с ней не был тайной. Весь остров Келлис гудел об этом. Она дважды была в городке после приезда, и оба раза ее городские друзья просили снова и снова рассказать свою историю. Они не хотели причинить ей никакого вреда. Напротив, они были полностью на ее стороне. Просто эта невероятная история внесла некоторое разнообразие в их жизнь.
— Разве вы не слышали, что со мной случилось на этом поле? Разве вам никто не рассказал?
— Никто мне ничего не говорил.
— Я приезжала сюда в мае, хотела приготовить все к приезду детей. Когда стемнело, отправилась на прогулку. Была прекрасная ночь. В небе сияли мириады звезд. Я шла по дороге и подошла к этому полю. А потом увидела огни...
— Огни?
— Да. — Линдсей закончила свой рассказ единым духом. Казалось, что он слышит все это впервые. — А потом я очнулась утром на дороге, надо мной склонились двое местных жителей.
— Как же вы, наверное, перепугались!
Его реакция принесла облегчение.
— Немного.
— И растерялись?
— Все кругом были растеряны. Я же знала, что со мной произошло. В конце концов, я знала что-то о сути происшедшего. Все же кругом думали, что я сошла с ума.
— Людям очень трудно поверить в то, что сами они не испытали.
— Ну а вы что думаете? Я сошла с ума?
— Нет.
— Вы считаете, что там где-то может быть другая жизнь? — Она протянула руку к небу.
— Если бы мы не верили в возможность существования того, что мы не видим, то не было бы никаких открытий.
— Хотелось бы, чтобы все так думали.
— А это не так?
Она покачала головой.
— Очень жаль.
Казалось, что он на самом деле так думает. Он действительно жалел ее. Она сказала себе, что, может быть, его сочувствие вызвано желанием разговорить ее. Но она в это не верила.
— Что же вы надеялись найти на этом поле?
— Ответы. — Разговор принял другое направление. Об этом в прессе еще не упоминалось. До сих пор она не открыла ему ничего нового. Но ни с кем, кроме Стефана, она не обсуждала своих чувств. Бульварные газеты могли бы все ее чувства превратить в сенсацию.
— И вы их нашли?
— Ни одного.
— Но ответы редко находят там, где их ищут.
— Но я не представляю, где еще я могу их получить.
Если он и мог подсказать ей, то не сделал этого. И к ее облегчению, сменил тему.
— А где дети?
— У отца.
— А вы чувствуете себя одинокой?
— Как вы догадались?
На мгновение Алден показался ей удивленным. Он медлил с ответом больше обычного. Наконец он сказал:
— Это же очевидно.
— Кажется, я не умею скрывать свои чувства.
Он улыбнулся. Улыбка была очень искренней и доброжелательной.
— А зачем? Для чего это делать?
— Это защищает от обид и разочарований.
— Но я не собираюсь обижать вас.
Она верила ему, хотя он, очевидно, и был человеком, могущим очень легко причинить боль женщине. Его глаза потемнели в ожидании ответа. Что-то шевельнулось у нее в груди. Она была ему небезразлична, он был добр и находился здесь, рядом, а она так нуждалась в сочувствии.
Наступал ранний тихий вечер, в доме было тоже тихо, лишь тиканье стенных часов нарушало тишину. Линдсей приготовила себе сандвич — хлеб она испекла еще утром — и вышла во дворик. На горизонте проплывали облака, все обещало прекрасный закат. Она закончила ужин и отправилась по тропинке к озеру.
Она редко пропускала восход или закат солнца. Иногда ей казалось, что только они связывают ее с ходом времени. Они начинали и заканчивали день, и в тех случаях, когда она их пропускала, то как бы теряла чувство времени.
Дойдя до озера, Линдсей поняла, что не ошиблась по поводу заката. Небо переливалось оранжевыми и золотыми красками, чередуясь с фиолетовыми лучами. Присев на каменную скамейку, она наслаждалась этим зрелищем, радуясь, что вокруг никого не было. Небо было так же молчаливо, как и ее дом. Даже утки, пролетавшие на горизонте, не издавали ни звука.
Интересно, а любуются ли закатом Стефан и дети? Стефан редко останавливался на несколько минут полюбоваться закатом или сумерками.
За исключением одного случая.
Ей почему-то вспомнился тот вечер. После развода она старалась не вспоминать дни своего замужества, дни, проведенные со Стефаном. Она надеялась, что наступит день, когда эти воспоминания не будут вызывать боль. Но не теперь. Она еще не была в состоянии спокойно принять проникающую теплоту и яркость воспоминаний, преодолевавших ее защиту и наполнявших ее чувствами, о которых она старалась забыть.
Это случилось вечером того дня, когда они впервые встретились. И закат! Против воли воспоминания захватили ее. Тот закат был самым прекрасным из всего, что она видела.
Наконец-то после трех лет напряженной учебы она заканчивала колледж. Эти три года были наполнены танцами, поэзией и искусством. Ее руководитель — эклектик, склонный к экспериментам, которые призваны были развивать творческое начало в учениках. Правда, наличие творческого начала не гарантировало стабильной работы в будущем. Но это ничего не значило. Переполняли ее тогда жизненная энергия и уверенность в своих силах. Она была как жаворонок, вылетевший из гнезда, где требовательные и любящие родители направляли ее, помогая преодолеть собственную незрелость. Теперь, вдалеке от дома, она начала расправлять крылья.
Она училась в небольшом колледже в Мичигане. Здесь студенты обращались к профессорам по имени, а профессора усаживались за парты и приглашали студентов занять их место на кафедре. В общежитии ежедневные споры затягивались почти до утра, устраивались разные демонстрации, в том числе и протеста, и стихийные концерты. В кафетериях висели плакаты, призывающие свести к минимуму употребление сахара, мяса и муки высших сортов; плакаты, рекламировавшие равноправие полов и зовущие к правильной политической ориентации, были и на дверях комнат отдыха. Линдсей все это впитывала моментально, жила и любила, переполненная молодой радостью и жаждой жизни.
