Нора Робертс - Вернуть любовь
— Десерт, — ответил он.
— Брэнд, как хорошо ты меня знаешь, — засмеялась она.
Рейвен захотела где-нибудь потанцевать. По общему согласию, они избегали ресторанов, где были известны, предпочитая уединенные места в городе. Поэтому направились на окраину в прокуренную забегаловку, незаконно торгующую спиртными напитками. Но там был хороший оркестр с полдюжиной музыкантов. Брэндон и Рейвен играли в нем когда-то, начиная свою карьеру. Они думали, что там их никто не узнает. Через двадцать минут поняли, что ошиблись.
— Извините, вы случайно не Брэнд Карстерс? — Белозубая юная блондинка с восторгом уставилась на Брэнда, а потом заметила Рейвен. — О, и Рейвен Уильямс.
— Боб Малдун, — с ярковыраженным техасским произношением ответил Брэндон. — А это моя жена Шейла. Скажи ей «Привет», Шейла, — попросил он, увлекая Рейвен на танцплощадку размером с почтовую марку.
— Привет, — вежливо произнесла Рейвен.
— Ох, мистер Карстрерс, — захихикала фанатка и протянула бумажную салфетку и ручку. — Пожалуйста. Меня зовут Дебби. Не могли бы вы написать «дорогой подруге Дебби»?
— Хорошо. — Бренд осчастливил девушку чарующей улыбкой и быстро подписал салфетку, используя спину Рейвен в качестве опоры.
— И ты тоже, Рейвен, — попросила Дебби, когда он закончил. — На другой стороне.
Как всегда, к ней фанатки обращались без церемоний и называли по имени. Врожденная теплота певицы заставляла фанатов забывать о благоговейном ужасе, с которым они подходили к другим суперзвездам. Рейвен расписалась на обратной стороне салфетки на спине Брэндона. Она заметила, что широко раскрытые глаза Дебби не отрываются от него, а в ямке ее горла лихорадочно бьется пульс. Рейвен догадывалась, какие фантазии заполонили сознание девушки.
— Вот возьми, Дебби. — Певица дотронулась до руки фанатки, возвращая ее в реальность.
— Ох, — Дебби непонимающе взглянула на салфетку, потом взяла ее и улыбнулась Брэнду. — Спасибо. — Она выстрелила взглядом в Рейвен, затем провела рукой по волосам, как будто только теперь сообразив, где находится. — Спасибо большое.
— Пожалуйста, — вежливо улыбнулся Брэндон и потянул Рейвен к выходу.
Слишком наивно было предполагать, что инцидент пройдет незамеченным, и никто из присутствующих их не узнает. Следующие пятнадцать минут они стояли около двери в плотной толпе, раздавали автографы и отвечали на многочисленные вопросы. Брэндон опасался, что в толпе они потеряют друг друга. Их толкали, когда они медленно продвигались к двери. Но Брэндон надеялся, что толпа будет вести себя достаточно пристойно. По местным понятиям было еще довольно рано, и ребята не успели много выпить. Он старался вывести Рейвен скорее на улицу. Ситуация, в которой они оказались, была взрывоопасной. Настроение толпы внезапно могло измениться. Достаточно было одного агрессивного фаната, и обстановка могла стать неуправляемой. Рейвен отбивалась как могла, но чьи-то руки уже тянулись к ее волосам. Брэнд наконец вытащил ее из сомнительного заведения на свежий воздух и только тут вздохнул с облегчением. Несколько человек выбежали за ними на улицу и умудрились получить автографы певицы на пути к машине.
— Черт возьми! Извини, — сказал он, закрывая дверцу машины за Рейвен. — Я должен был лучше знать, куда тебя веду.
Девушка откинула с лица волосы и повернулась к своему спутнику.
— Не глупи, я ведь сама хотела сюда пойти. Кроме того, эти люди довольно милые.
— Они не всегда милые, — пробормотал он, уже выехав на шоссе.
— Конечно, я довольна, что мы удрали. Фанаты иногда забывают, что мы тоже из плоти! и крови.
— Поэтому они хотели получить по ломтику нашей плоти, чтобы отнести домой.
— Да, — сдержанно сказала Рейвен, — помню, я видела по телевизору твой концерт несколько лет назад. Фанаты смели охрану. Казалось, они не кусочки оторвут от тебя, а проглотят целиком. Это было ужасно!
— О, они так любят меня, что готовы сломать мне парочку ребер.
— Ох, Брэнд, это так страшно! Я прежде не знала об этом.
Он засмеялся и пожал плечами.
— Такова неприятная сторона нашей работы. Порой у меня остается скверный осадок после концерта. По крайней мере, на некоторое время. Но через это надо уметь переступить. А сегодня твой охранник оказался в трудном положении. Но мы нуждаемся в стимулах, не так ли? Вознаграждающие нас аплодисменты! Ради чего еще делать то, что мы делаем? И ради чего бесчисленное количество людей стремится на сцену? Для чего ты добивалась славы, Рейвен?
— Ради спасения себя, — не раздумывая ответила она. — Музыка всегда была тем, что меня поддерживает — постоянно и надежно. Мне необходимо нечто целиком принадлежащее мне. — Она повернулась и испытующе посмотрела на Брэндона. — А ты почему занимаешься пением и музыкой?
— Полагаю, в большинстве случаев по той же причине. Мне есть что сказать, и я хочу, чтобы публика помнила, что это сказал именно я.
Рейвен засмеялась.
— А ведь ты был таким радикалом, когда начинал карьеру! Твои песни звали на битву, требовали борьбы!
— Я теперь зрелый, умудренный опытом человек, смотрю на многое по-иному.
— Жажда бурных аплодисментов мне не кажется признаком зрелости, — парировала она. — По чьей инициативе сократили содержание твоего последнего альбома?
Он бросил на нее взгляд.
— Это дело моих рук. Я бы немного уменьшил количество и твоих номеров. У некоторых из них была довольно слащавая аранжировка, насколько я помню.
Рейвен энергично стукнула его по руке.
— Рейвен, нельзя меня толкать, когда я за рулем.
— Но за эту «слащавую аранжировку» я получила награду — платиновую пластинку!
— Я высказал только свое мнение, — напомнил он ей. — А лирические стихи совсем неплохие. Может быть, немного сентиментальные.
— Я люблю сентиментальную лирику, — сказала она, снова ударив его по руке. — Не каждая песня должна быть надоедливым социальным комментарием.
— Конечно нет, — согласился он. — Всегда найдется место и для милых колыбельных песенок.
— Милых колыбельных песенок? — повторила она, понимая, что они снова втягиваются в старые привычные споры о своей работе. — Если ты считаешь мою музыку слишком сентиментальной и слащавой, то как ты себе представляешь будущую совместную работу?
— Прекрасной. Мы будем уравновешивать друг друга.
— И таким образом ты собираешься добиться феноменального успеха?
— Да, надеюсь, он у нас будет. — Он остановил машину, обнял ее, несмотря на сопротивление, и положил ее голову себе на плечо. — Посмотри! Интересно, почему ночью, издалека, город всегда выглядит лучше? Это мистика. Нам всегда кажется чудом все, что ускользает от нас, и нельзя увидеть, в какой момент это «нечто» уходит.
