Люсьен Гольдберг - Девочки мадам Клео
Питер взглянул на нее и медленно кивнул.
– Возможно.
– Они уже обращались к вам?
– Нет, конечно нет. Что я для них? Предание?
– Может, да, а может, и нет. Я готова заплатить десять штук, чтобы узнать. – Она взяла со стола карандаш, черканула им в блокноте, вырвала страницу и протянула ее ему. – Вот мой вексель, приклейте себе в ванной.
– Послушайте, мисс... Налл, – сказал он. – Я пришел к вам потому что Венди сказала, будто вы заинтересованы в том, чтобы заказать мне материал. Так оно и есть, но это не то, чем я готов сейчас заняться.
– Вы измените свое решение, – сказала она, улыбаясь. – У вас была полоса невезения. Во всяком случае, когда вы устроили скандал, это был чистый театр. Люди мусолили это неделями. Послушайте, Питер, вы же, в конце концов, не убийца, которого разыскивают в трех штатах. Перестаньте вы относиться к себе так серьезно.
Питер улыбнулся. Потом рассмеялся. Это было чудесное чувство. Он так давно не смеялся.
– То же самое мне говорит мой психиатр.
– Может быть, я поменяю профессию.
Он опустил ее записку в карман пиджака.
– Дайте мне время подумать, Фидл. Хорошо?
– Ладно. Надеюсь, вы будете думать быстро.
– Извините, если невольно нагрубил, – сказал он. – И благодарю вас. Вообще, получить предложение написать что-то – это для меня луч света после года пребывания в кромешной тьме.
Федалия встала и снова протянула ему руку.
– Ну что ж, дружок, загорай, пока можешь.
Целый месяц бессонных ночей после их встречи Питер не мог думать почти ни о чем ином, как только о предложении Фидл описать его мучительную историю. Эта мысль преследовала его, как зубная боль.
Однажды вечером в пятницу, спустя месяц после встречи с Федалией Налл, Питер сел за свой верный, видавший виды портативный «ремингтон». Почти антикварная машинка объездила с ним весь мир.
Дрожащими руками он заправил в машинку лист бумаги и опустил пальцы на клавиши. Но заставить их бегать по ним он никак не мог.
Телевизор стоял у него за спиной, свет экрана многочисленными огоньками отражался в маленьких оконных стеклах напротив письменного стола. В нем шевельнулось воспоминание, как выходить из стопора. Да, стоило попытаться. Он вытащил из-под кушетки телефонный справочник и начал листать его, ища страницу на букву «Н». На эту букву значилось лишь две фамилии Налл: некий Франклин Налл, Девяносто Четвертая улица, и некто Ф. Налл, Гремерси-парк. Это наверняка Фидл. Один инициал мог принадлежать только незамужней женщине.
Он взглянул на часы. Без малого десять.
«Великолепно, – кисло подумал он. – В такое время, к тому же в пятницу, дома сидеть не будет, где-нибудь предается развлечениям, недоступным простым смертным. Придется ограничиться беседой с автоответчиком».
– Мисс Налл? Вы человек или машина? – спросил он, услышав ее голос после первого же звонка.
– Это похоже на неприличный звонок от Камю, – со смехом сказала она. – Привет, Питер.
– Привет, вы узнали мой голос?
– Конечно.
– Польщен, – сказал он, откидываясь на спинку стула и со стуком водружая пятки на заставленный всякой всячиной журнальный столик. – Прошу прощения, что беспокою вас своим звонком в столь неурочный час.
– Единственное, за что вам не вымолить у меня прощения, так это за мисс Налл.
– Извините, наверное, я слишком долго прожил в Европе... Федалия.
– Фидл, – поправила она. – Выключите телевизор. Я плоховато вас слышу.
Питер потянулся и убрал звук. Когда он вновь приставил трубку к уху, она сказала:
– Лучше. Что за видеофильм вы смотрите?
– Видео? О! Я такими чудесами техники не пользуюсь.
– Боже праведный! А унитаз у вас в туалете смывной?
– Только что привезли, – ответил он, поддерживая игру. – Послушайте, я вот по поводу чего звоню...
– Да?
– Та компьютерная штуковина, которую я видел на вашем письменном столе, трудно ею пользоваться? Им управлять так же трудно, как истребителем «Ф-16», или трехпалое существо с ним может справиться тоже?
– Сущие пустяки, надо только научиться.
– Я поклялся, что никогда не брошу машинку, но произошло нечто ужасное. Как наваждение какое-то. Не могу написать ни слова. Более того, не могу даже печатать. Вот мне и подумалось: если достать новые рабочие инструменты, это что-то изменит?
– О, еще как. Это в корне изменит вашу жизнь, – сказала она.
Ее голос вдруг оживился.
– Но вам не нужен такой монстр, каким пользуемся мы с Вики. Вам нужен лэптоп. Хотите?
– Я не знаю, чего я хочу. Просто я вижу, что почему-то ни слова не могу напечатать на любимой машинке, которая верой и правдой служила мне двадцать лет кряду. Слишком много воспоминаний, наверное. У меня такое чувство, что если я все-таки решусь, то в результате получится что-нибудь человеконенавистническое.
– Ну что ж, – сказала она, – если вы обещаете написать эту статью, журнал купит вам компьютер.
– Искушаете?
– Разумеется. Завтра часа в два-три пополудни я могла бы сводить вас в магазин. Куплю вам персональный компьютер. Вы выберете видеомагнитофон. Ну а потом покажу, как с ними обращаться.
– Я не могу принять такой роскошный дар, – сказал он серьезно. – Но я ловлю вас на слове помочь мне купить все самому. Вы действительно осознаете, во что ввязываетесь? Я только сегодня разобрался, как действует кнопочный телефон.
– Доверьтесь мне и готовьтесь к удовольствию.
– Удовольствию? От чего?
– От яркого нового мира, Питер.
Фидл была знакома с управляющим магазином электронной техники на Тридцатой улице. Всю вторую половину дня они провели у того в кабинете, пока Фидл с упорством и терпением врача-ортопеда, заново обучающего взрослого мужчину ходить, показывала Питеру, как обращаться с чудесной машиной. Сначала компьютер вызывал у него неприязнь. Но через несколько минут он понял, как все просто.
Ошеломленный чувством благодарности и откровения, Питер пригласил Фидл на ужин. Уже в сумерках они направились пешком в южную часть города, в недавно открытый маленький ресторанчик, рекомендованный ею.
В начале ужина Питер, не вполне сознавая это, испытывал неловкость. В первый раз после срыва он ужинал не один, да еще с женщиной.
Но Фидл облегчила ему задачу. Она говорила о последних новостях, о чудаках и сумасшедших, которые были частью ее жизни как редактора журнала, пригревавшего отверженных и униженных. Потом перешла к рассказу о монахинях, которые вытащили ее из грязи, со дна жизни. Она призналась ему, что делала ради того, чтобы выжить, ничего не скрывая и не извиняясь, будто речь шла не о ней, а о ком-то другом, постороннем.
Закончив невеселое повествование, Фидл выразила надежду, что не надоела ему. Рассказ Питеру нисколько не наскучил, в чем он честно и признался.
