Татьяна Дубровина - Высший пилотаж
Она оборачивается ко мне. Становится так больно от взгляда ее карих глаз!
Больно оттого, что она принадлежит другому…
…Мой гость посмотрел на меня, едва я включила свет, и почему-то мне стало почти физически больно от взгляда его черных глаз. Стыдно за мой внешний вид, за эту заскорузлую ветровку. Захотелось сбросить ее, но не выходило из головы язвительное замечание Антона:
— Не соблазняй его пока своими голыми плечиками.
Неужели мужчины не могут думать ни о чем другом, кроме… Неужели мой пациент тоже озабочен только «этим»? И если я сниму куртку, решит, что моя цель — соблазнение? Не может быть, на вид он такой благородный!
А я? В чем-то обвиняю мужчин, а сама? Вместо того чтобы справиться о его самочувствии, рассуждаю о каких-то глупостях.
Да и какая разница, во что я одета. Все равно такой, как он, никогда в жизни не обратит внимания на серую мышку вроде меня. Я слишком заурядна для него. Слишком невзрачна. И… слишком стара.
Старая дева. Синий чулок.
Решено. Снимаю эту рухлядь. Тем более что твердые брезентовые рукава сковывают свободу движений и мешают обработать рану…
Не забыть выяснить, откуда ему известна моя фамилия. Может, был знаком с отцом и посещал этот дом раньше?..
— Ну, как вы?
— Спасибо. Голова немного кружится. Да бок побаливает. А так — вполне бодр. Я ваш должник.
— Бросьте!
— Что это за прихоть — спать на полу? Можно простудиться.
— А что это за прихоть — падать с неба? Можно разбиться.
— Скажите, мой «детройт-паркс», наверное, приказал долго жить?
— Кто это? Вы были не один?
— Мы падали вдвоем.
Маша испугалась:
— Выходит, я не заметила второго человека? Наверное, его при аварии отбросило в сторону? Господи, надо бежать искать!
Летчик улыбнулся:
— Вы спасатель по профессии или по призванию? Успокойтесь, речь идет о моем биплане. Его звали «детройт-паркс» П-2А модификации «спидстер». Мой старый надежный товарищ.
— Ничего себе надежный!
— Так он погиб?
— Боюсь, что так.
— Бедняга. Ну что ж… зато он познакомил нас с вами. Кстати, меня зовут Иоанн.
— Серьезно? Я думала, вы так бредите. Что-то вроде мании величия: Иоанн Креститель, Иоанн Грозный и тому подобное. Странное имя. Извините, не хотела вас обидеть.
— Обижаться — на вас?! Шутите. Уж обижаться — так на собственного папашку, который так окрестил сыночка. Если вам больше нравится — зовите меня Ионой, как мои друзья. Тоже, правда, имечко то еще. Скорее — кличка.
— А можно называть вас Иваном? Проще и привычнее.
— Угу. А еще лучше — Ванечкой!
— Мы не настолько близко знакомы.
— Правильно, леди. Наглецов надо ставить на место. Извините за фамильярность. Это так… сорвалось. Впредь не повторится.
— Надеюсь.
— Но… все же хотелось бы узнать и ваше имя. Это ведь не слишком большая наглость?
— Разве вы не знаете?
— Знаю? Откуда?
— Вы мою фамилию называли.
— Быть не может! Вам показалось.
— Ну, я-то, кажется, не бредила. Вы четко произнесли: Колосова.
— Колосова… Колос… — летчик на минуту задумался, а потом засмеялся. Смех отдавался болью в боку, однако он не мог остановиться. — Значит, у вас и фамилия такая же пшеничная!
— Что тут смешного — не понимаю.
— Да ничего смешного. Простите. Очень хорошая фамилия. Земная такая, спокойная, урожайная. Не то что моя — птичья: Соколов. Может, из-за нее мне и нравится порхать под облаками.
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Откуда я ее знаю, вашу фамилию? — Летчик не стал распространяться насчет своих видений. Понял: это может быть истолковано как заигрывание. Женщина-то, видимо, строгих правил. Или просто боится мужа, который может в любую минуту войти. Надо было как-то выкрутиться. — Сам не пойму. Вспомнилось что-то в бреду, из прошлого. Например, в институте мы изучали труды Николая Колосова, был такой физик.
— В институте? — подозрительно переспросила Маша.
— А что, я не похож на человека с высшим образованием? Рожа глуповатая, да? Иоаннушка-дурачок?
Теперь уже Маше стало неловко.
— Да я не то хотела сказать.
— Чего уж там! Сам знаю: на интеллектуала не тяну. Не по нутру мне сидеть на одном месте и обдумывать разные серьезные проблемы.
— Ой, перестаньте! Просто Николай Константинович Колосов — мой отец.
— Правда?!
— Да. Физик.
— Так, полдела сделано. Теперь я знаю, что вы Николаевна. Но имя?
— Маша.
— Мария Николаевна. Очень приятно. Вы так и остались Колосовой или сменили фамилию?
— Почему я должна ее менять?!
Маша вдруг встревожилась: «Темнит. Он все про меня знает. Он в курсе, что отец оставил нас, считает, что мама могла вернуть мне свою девичью фамилию. Или что я сама в обиде на то, что росла безотцовщиной…»
И она, поджав губы, сухо сказала:
— Я и не думала отрекаться от отца!
Он был изумлен ее болезненной реакцией:
— Разве выйти замуж — значит отречься?
— То есть… как это — замуж?
— Опять я ляпнул что-то не то. Наверное, у вас — гражданский брак?
— С кем?!
— С Антоном.
— С Антоном? У меня? Брак? Боже упаси! — Она по-детски замахала руками, словно отгоняя кошмарное видение. — Что вы тут нафантазировали! Антон? Да он просто сосед!
— А, сосед.
— Ну да, а что?
— Ничего. Абсолютно ничего.
Летчик нахмурился и отвернулся к стене.
Кровь прилила к Машиному лицу.
— Я отлично поняла, что вы имели в виду! Он расхаживал тут в домашнем халате! Да? Вы из этого сделали соответствующие выводы, не правда ли?
— Ни из чего я никаких выводов не делал, — бесцветным голосом отрицал Иоанн Соколов, не оборачиваясь. — Это меня вообще не касается.
— А вот и нет, именно вас как раз и касается! Потому что человек бежал сломя голову под дождем, чтобы оказать вам медицинскую помощь, даже одеться не успел! Да вы должны ему в ножки поклониться, а вы… А вы занимаетесь тут низкими измышлениями! Стыдно!
«Неспроста она так его выгораживает, — думал Соколов, уныло уставясь в стенку. — Пусть она говорит правду и они вовсе не муж и жена, однако тут что-то есть, иначе бы она не стала так нервничать!»
Маша и сама удивилась своей вспышке: «С чего бы мне так рьяно вступаться за Белецкого? Стоит ли он того? Вовсе он не рвался помочь пострадавшему, наоборот, еле его уговорила. Или… я защищаю совсем не его, а себя? Защищаю — от чего? Неужели мне не все равно, что обо мне подумает этот незнакомый человек? Почему я должна оправдываться, если кто-то бродит по моим комнатам в халате? Нет, не должна! Но… мне хочется оправдаться. Как это глупо, глупо, глупо!»
