Барбара Картланд - Влюбленный дьявол
— Они не завидуют ему?
— Завидуют в том смысле, что не прочь оказаться на его месте! Пожилые восхищаются его победами на скачках, успехами в спорте и на танцах. Все это напоминает им собственную молодость, — улыбнулась мадам Мадлен. — Для сверстников граф, конечно, — источник зависти, но одновременно и образец для подражания, и достойный соперник.
Лариса немного помолчала, а потом спросила:
— Вы сказали, граф поссорился со своим отцом. Значит, он не приедет в замок и я его не увижу.
— Будем надеяться, что так оно и случится, мадемуазель. Как я уже говорила, если граф заинтересуется вами, то быть беде!
— Почему?
— Взгляните в зеркало, мадемуазель.
Лариса рассмеялась:
— Вы переоцениваете меня. Если за графом бегают лучшие женщины Парижа, то уж он не станет обращать внимание на какую-то гувернантку.
Мадам Мадлен вздохнула:
— Дай-то Бог, чтобы так и было. Просто, ma petite[9], я беспокоюсь за ваше будущее.
— Вы так добры, мадам. Уверяю вас, я буду очень осторожна. Мама уже предупредила меня, что если французы расточают комплименты, то это ничего не значит. Я обещала не слушать их.
Мадам Мадлен кивнула:
— О, молодость! О, самонадеянность! Когда я была в вашем возрасте, то точно так же смотрела на мир. Хотя меня и отделяет от этого времени так много лет, что я уже сбилась со счета.
— Но вам сопутствует огромный успех, мадам!
— С некоторой помощью… друзей. — Мадам Мадлен сделала паузу, прежде чем произнести последнее слово. — А также ценою многих страданий.
— Вы были несчастны? — с сочувствием в голосе спросила Лариса.
— Я полагаю, что женщина для того и является в мир, чтобы страдать. Если вы хороши собою, то вас подстерегает множество ловушек, если же некрасивы, то ловушек нет, но ждет горькое разочарование в жизни!
Не в силах сдержаться, Лариса рассмеялась:
— О, мадам, как мрачно вы смотрите на мир. Мне всегда казалось, что Париж веселый город.
— Веселый, но этого Парижа вы не увидите.
— Расскажите мне о приемах графа Рауля, — попросила Лариса.
— Вот вам уже и интересно, мадемуазель. Это ошибка! — воскликнула мадам Мадлен.
Но так как последняя была заядлой сплетницей, то Ларисе не составило труда узнать все, что хотелось.
— Как-то раз граф сказал одному прожигателю жизни, что готов заплатить пятьдесят тысяч франков, если на обеде, где главным блюдом будет самое изысканное и вкусное мясо в Париже, тот не пожелает его есть.
— И что же, этот эпикуреец принял условия пари?
— Принял и проиграл!
— Как?
— Рыбная закуска была отменной. Потом на огромном серебряном блюде внесли мясную закуску. — Мадам Мадлен сделала паузу. — На нем сидела Фифи де Флер, звезда «Фоли Бержера», абсолютно голая!
Лариса была потрясена, но, тем не менее, рассмеялась.
— В другой раз одна гостья графа танцевала фанданго на столе в «Максиме», это самый лучший ресторан, который посещает как beau mond[10], так и demi-monde[11]. Была сенсация!
— Все это выглядит весьма и весьма весело, — воскликнула Лариса, пытаясь догадаться, кого имеет в виду мадам Мадлен, говоря demi-monde.
— Веселье бывает разное, — сказала мадам Мадлен. — И вам, мадемуазель, следует быть осторожной, чтобы не столкнуться с плохим весельем.
— А как узнать, где плохое, а где хорошее?
— Избегайте искушений дьявола! — с особенным выражением сказала мадам Мадлен. — А дьявол — это граф Рауль!
Карета, ожидавшая Ларису на Северном вокзале, была запряжена парой прекрасных лошадей. Пожилой лакей в черной с золотом ливрее, украшенной фигурными пуговицами, встретил ее на платформе. Он сказал, что, к сожалению, граф не прислал за ней провожатых:
— Господин граф огорчен, мадемуазель, тем, что родственница, много раз выручавшая его в подобных ситуациях, нездорова. В карете вас ждет горничная.
— Благодарю вас, — ответила Лариса.
Когда девушка заглянула в экипаж, то увидела там опрятно одетую женщину в черном, сидящую спиной к ходу кареты.
— Bonjour, M’mselle[12].
— Bonjour! — ответила Лариса.
Погрузили багаж, лакей уселся позади кучера, экипаж тронулся. Смеркалось, зажигались газовые фонари. Лариса наклонилась вперед, внимательно рассматривая высокие серые дома с деревянными ставнями; магазины были освещены, торговля не прекращалась; посетители быстро пили вино за мраморными столиками, стоявшими прямо на тротуарах.
— Как я хотела увидеть Париж, — сказала Лариса горничной.
— Здесь очень многолюдно и шумно, мадемуазель.
— Вам больше по душе сельская местность?
— Я всю жизнь прожила в Вальмоне-на-Сене.
— И вам не скучно?
— Нет, мадемуазель, я счастлива, что могу работать в столь приятном окружении.
Лариса поняла, что от разговоров с горничной толку не будет, и принялась молча смотреть в окно. Еще дома она постаралась узнать о Париже как можно больше. Она знала, что прошлогодняя, 1889 года, всемирная выставка произвела впечатление на весь мир.
— Не всем пришлось по вкусу, что выставку устроили как раз в год столетнего юбилея Революции, — сказал ей Ники. Он всегда был в курсе дел, имеющих отношение к дипломатии. — Ни один из послов королевских дворов Европы, кроме бельгийского, не принял участия в церемонии открытия.
— А английский посол?
— Королева Виктория отозвала посла, лорда Литтона, в Лондон.
— Выставка пользовалась успехом?
— Зарегистрировано более тридцати двух миллионов посетителей. Принц Уэльский, будучи в Париже, поднялся на самый верх Эйфелевой башни.
— Я тоже хочу! — воскликнула Лариса.
— Многие говорят, что она скоро рухнет!
— Я рискну, — засмеялась она.
Из книг Лариса знала, что размеры города удвоились с начала столетия. Реконструкцией города занимались Наполеон III и барон Гуссман. Новые улицы, аллеи и просторные бульвары пронизали многовековой лабиринт старых зданий.
— Мне хочется увидеть улицу Риволи и Елисейские поля, — сказала Лариса брату.
— Я бы лучше сходил в «Фоли Бержер» или в «Максим», — усмехнулся Ники.
— Расскажи мне об этих местах.
— Они не для молоденьких леди, — дразнящим тоном сказал брат, — в особенности не для аккуратных, чопорных, правильных молодых гувернанток.
Тогда Лариса запустила в брата подушкой. Теперь она знала о «Максиме» и «Фоли Бержере» немного больше, но брат был прав: она вряд ли когда-нибудь попадет туда. Лариса была заинтригована и даже несколько потрясена рассказами мадам Мадлен о графе Рауле. Тем не менее, она была уверена, что эта словоохотливая женщина наверняка многое преувеличила. Она чувствовала, что если бы граф Рауль был столь карикатурно плох, как его изобразили, то леди Луддингтон не стала бы рекомендовать ее на это место.
