Физика любви - Артеева Юля

Я выскакиваю за ним и смотрю, как он надевает капюшон толстовки на голову.

С вызовом натягиваю свою красную шапку и говорю:

– Мозги застудишь. Ой, хотя да, тебе же прическу нельзя портить.

Глеб безмятежно улыбается и идет к воротам. Я вздыхаю и плетусь за ним.

Какое-то время мы молчим, и я слушаю только мерный скрип от наших ботинок по снежной дороге. В свете фонарей парят мелкие сверкающие снежинки. Я вдыхаю полной грудью, и на выдохе любуюсь облачком пара.

– Любишь зиму? – говорит Глеб, с интересом глядя на меня.

– Да, – смущаюсь, потому что зазевалась и не заметила, что он за мной наблюдает, – а ты нет?

– У меня в феврале день рождения, так что с детства люблю. Ассоциация с праздниками. Новый год, потом день рождения.

Ого. Это что, адекватный диалог?

Я киваю.

– Видела у тебя на странице, что ты родился четвертого числа. Как отметил?

– Лофт снимали, в целом неплохо, – он пожимает плечами.

– Здорово. А я свой день рождения не очень люблю. Он в июне, вечно все друзья разъезжаются.

– Зато можно на природе отмечать. Шашлыки и все такое.

– Ага, только не с кем, – я смеюсь.

Глеб улыбается. Его глаза на морозе становятся пронзительного голубого цвета. Уже не уверена, что они такие же колючие, как раньше.

– Почему вы позвали меня в команду? – вдруг спрашиваю я.

– Потому что Егорова сломала палец.

– Нет, но почему именно меня?

– Видел, как ты играешь, – нехотя поясняет Янковский, – видели, точнее. Вместе с Яном.

Как только он произносит имя друга, его лицо меняется. Он хмурится и бросает на меня взгляд исподлобья. Мне становится неловко.

– Ой, нам сюда!

Глеб прошел чуть дальше нужного поворота во дворы, и я хватаю его за руку, чтобы остановить. Ладонь теплая, несмотря на мороз, и я сама пугаюсь своего жеста. Тут же отдергиваю свою руку и чувствую, как краснею, вплоть до ушей. Хорошо хоть они под шапкой.

Янковский улыбается уголком губ, по своему обыкновению. И мы сворачиваем на узкую дорожку между пятиэтажками. Он пропускает меня вперед, потому что вдвоем там не пройти из-за сугробов. Мы снова идем молча, а потом вдруг Глеб хмыкает за моей спиной.

Я оборачиваюсь:

– Ты чего?

– Хорошо смотришься сзади, Винни.

– Ой, какая же ты все-таки сволочь, Янковский, иди сам вперед! – я подталкиваю его перед собой, пока он посмеивается, и ядовито добавляю, – ты тоже со спины ничего. Даже лучше, чем с фасада!

Он хохочет, чуть откидываясь назад, и я вижу пар от его горячего дыхания. Не выдерживаю и тоже смеюсь.

Мы доходим до моего дома и останавливаемся напротив друг друга.

– Ну, это мой подъезд, – я неловко переминаюсь с ноги на ногу.

Дом, конечно, выглядит не очень презентабельно. Старый, угрюмый, неказистый. Он давно не видел ремонта и сурово смотрит на мир темными окнами, от которых пахнет старым жильем. Глеб наверняка живет в месте покруче. Но он не подает виду. Только смотрит на меня сверху вниз. Я чувствую непривычное волнение. Не понимаю, что это, но на секунду мне кажется, что он вот-вот меня поцелует. Его взгляд движется от моих глаз к губам и обратно. Я сглатываю. Хочу ли я этого? В грудной клетке все вибрирует.

– Ну, тогда пока, – говорит он.

И смотрит немного насмешливо, как будто прочитал мои мысли.

– Тогда пока! – отвечаю сердито и открываю тяжелую железную дверь.

– Выспись! – кричит Янковский мне в спину.

Я бормочу себе под нос:

– Без тебя разберусь, – потом повышаю голос и повторяю громче, – без тебя разберусь!

Но дверь со стуком захлопывается и забирает с собой окончание моей фразы. А вместе с тем и все волшебство сегодняшнего вечера.

Яна

Глеб

Яна

Глеб

Яна

Глеб

Яна

Глеб

Яна

Глава 13

Я просыпаюсь, когда еще нет шести. Знал бы Карась, остался бы мной недоволен. Сначала ворочаюсь, пытаясь принять удобную позу и подремать еще немного, но потом становится ясно, что уснуть больше не получится.

Тогда я встаю, позевывая, и быстро закидываю в рюкзак учебники и тетради на сегодня. С удовольствием отмечаю, что учебник географии класть не надо, потому что в это время я буду уже в спортзале.

Когда приходит время собирать форму на игру, я задумываюсь, изучая внутренности своего шкафа. Привстаю на цыпочки и шарю рукой по верхней полке. Никак не могу нащупать то, что ищу, и придвигаю стул. С самого верха я достаю свою старую волейбольную форму и думаю – ну, а почему бы и нет. И закидываю вещи в рюкзак.

Потом умываюсь и иду на кухню, но к тому моменту меня начинает вполне отчетливо тошнить. Я всегда так реагирую на стресс. Поэтому просто пью воду, не тронув чай и омлет, которые приготовила мама.

Хорошо, что она уходит в школу еще раньше меня, а то наверняка принялась бы причитать и пытаться накормить меня. Так и слышу, как она говорит: «Януся, ну хотя бы бутербродик». Но свидетелей моему бесчинству нет, и я ухожу голодная.

Все уроки я высиживаю с большим трудом. Отвлекаюсь, и Оливка постоянно толкает меня локтем, чтобы вернуть в реальность. Я все равно ничего не записываю и в итоге зарабатываю трояк по геометрии и двойку по ОБЖ. Самая нелепая оценка в мире. Но в голове каша, и я ничего не могу с этим сделать. Так что решаю расслабиться и плыть по течению.

Когда время позволяет пойти в спортзал, я выдыхаю с облегчением. Мы с Настей обнимаемся, и она говорит:

– Порви там всех!

– Ага.

– Я приду и буду болеть за тебя.

– Это угроза? – я притворно закатываю глаза. Слышала я, как Оливка болеет за команду, рядом находиться просто опасно для слуха.

– Пет-ро-ва! Пет-ро-ва! – вместо ответа начинает скандировать подруга на весь коридор.

Я смеюсь, зажимая уши руками:

– Какая же ты шибанутая!

И, развернувшись, бегу по лестнице в спортзал.

Как же унять панику внутри? Ладно, допустим никак. Может, стоит просто смириться.

В раздевалке какое-то время я просто сижу, опустив голову между коленей. Смутно помню, что это должно помочь при стрессе. Или при обмороке. Или надо поднять ноги вверх? Да, наверное, двойка по ОБЖ все-таки была заслуженной.

В раздевалку врывается Манкова и орет с порога «А ну очнулась!!», застав мою позу.

Я поднимаю голову и беспомощно улыбаюсь.

Говорю:

– Я очень давно не играла.

– Ты играла вчера. Притом отлично.

– Это другое, – упрямо поджимаю губы.

Света присаживается передо мной на корточки и говорит: