Развод. Мать-одиночка (СИ) - Стоун Сати

— Не хочу я никаких психологов.

— Значит, мы найдём другой выход. Дамир, ну, пожалуйста!

— Это пустой разговор, — решил я.

— Нет-нет! Умоляю!

Ника бросилась на колени и стала теребить рукав моего пиджака. Отвратительное зрелище. От него мне стало вдвойне тошно, и я отошёл прочь.

— Чего ты боишься? — рассуждал я. — Живи и дальше в своё удовольствие. Не буду тебе мешать. Оставайся в этой квартире. Она твоя. А я ухожу.

— Дамир! Любимый! Родной!

— Хватит! — рявкнул я на продолжающую унижаться Нику.

И больше не в силах терпеть эту душераздирающую сцену убрался подальше.

Ночь провёл в гостинице, утром поехал на работу. Удивительно бодрый и отдохнувший. Казалось, целая гора тягот спала с плеч. Мысль о разводе придала мне сил и чуть ли не окрылила.

А вот теперь Вероника снова решила меня подоставать.

Ну, что ей нужно?

— Я занят. У меня мало времени, — без приветствий отвечаю на звонок. — Чего ты хочешь?

— Просто услышать твой голос… — блеет Ника. — Мне так плохо без тебя.

— А мне без тебя хорошо.

— Ты слишком жесток ко мне. Разве я чем-то тебя обидела?.. — она вновь рыдает.

Невыносимо это слушать.

— Если у тебя нет никаких конкретных вопросов, то я кладу трубку.

— Погоди! — молит Ника. — Не будь таким бессердечным! Пожалуйста! Мне очень нужно с тобой поговорить! Но не по телефону…

— Любой вопрос можно решить по телефону, — сурово чеканю я. — Если тебе есть, что сказать, я слушаю. Если нет — всего доброго.

— Дамир, услышь меня, прошу…

Жена давится слезами. Мне слишком тяжело сопротивляться, когда она плачет. Пусть между нами давно замёрзли все чувства, но, к сожалению, мы не стали чужими в одночасье. Хотя именно этого я больше всего хочу.

— В чём дело? — немного смягчаю голос, но уступать не собираюсь.

— Давай встретимся. Один раз. Мне это необходимо как воздух. Поверь, у меня есть причины…

— Какие?

— Одна встреча. Всего одна.

Напряжённо молчу. Глупо идти на поводу у Ники. Но она и правда не делала мне ничего плохого.

Когда-то я настолько сильно нуждался в ней. Хотя правильнее сказать — хоть в ком-то. Тогда казалось весь мир восстал против меня, и я остался один на поле боя перед сотнями и тысячами врагов, готовых сожрать меня в любой момент.

Я не питал иллюзий, что Ника каким-то образом поможет мне в этой борьбе. Но я хотя бы перестал чувствовать то небывалое, тотальное одиночество. Она была рядом, грела ночами, ласкала, шептала ласковые слова. И я вновь восставал и шёл в бой.

А сейчас… Я снова остался один на один со всеми своими проблемами и борьбой. Только теперь одиночество больше не пугало. Я смирился с ним, сжился, принял как должное.

Я всегда был один. Всегда был и всегда буду. Даже женитьба на самой нереально красивой женщине не спасёт от этой пустоты. Ничто не спасёт. Никто не спасёт.

Рождённому по прихоти судьбы одиночке на роду написано оставаться таковым. И если так, мне больше нечего бояться и в ком искать утешения.

Хватит.

— Дамир… пожалуйста…

Поднимаю глаза и вижу входящего в кабинет Егора.

— Нет, — жёстко заявляю в трубку и тут же сбрасываю вызов.

— Э..это вы мне? — немного теряется Ступин.

— Не тебе. К тебе у меня будет особое поручение.

Глава 15. Ирина

— Ясенька, давай скорее, — тороплю дочку даже не потому, что мы сильно опаздываем, а потому что я сама со вчерашнего дня вся как на иголках.

Что мне довелось перенести, это уму непостижимо. Мне пришлось врать, вот прям безбожно и жёстко, чтобы мне дали увольнение одним днём. Насочиняла с три короба, что срочно уезжаю с доченькой на лечение.

Люба визжала так, что во всём кафе стёкла звенели вместе с посудой. Можно было бы подумать, что я — какой-то суперважный министр, и без моей персоны кафе не только утопнет в грязи, но ещё и разорится четырежды. Да уж, только уволившись, я вдруг поняла, насколько значительной была моя должность.

Хотя не исключено, что Любе просто захотелось в очередной раз поорать, а тут такой повод шикарный подвалил.

— Мам, а мы не рано в садик идём? — спрашивает Яся, укладывая с собой в рюкзачок печенье и яблочко на перекус.

— Я договорилась, что мы придём чуть раньше, — объясняю доченьке. — Мне сегодня надо на новую работу выходить.

Новая работа… Божечки… Новая работа! А-а-а-а-а!!!

Ещё даже толком не понимаю, мне рыдать от счастья или от горя. Но уже не сомневаюсь, что порыдать мне придётся.

— А где ты будешь работать? — любопытничает Яся.

«У монстра», — проносится в голове, и память тут же услужливо подбрасывает образ Дамира Тарханова — это холодного, жестокого, чудовищно красивого тирана с ледяными глазами.

Бр-р-р… А мне же теперь встречаться с ним каждый день!..

— В очень красивом здании, — отвечаю я и вымучиваю улыбку.

— Ты там будешь мыть полы?

— Нет, не буду.

А лучше бы полы мыла. Потому что есть у меня серьёзные подозрения, что я сама теперь буду в роли половой тряпки. Но передумывать уже поздно.

Перерыв весь свой гардероб, я нашла более-менее сносный костюм с пиджаком и юбкой, а ещё туфли на маленьком каблучке. Немного потёртые, но, наверное, на первом этапе сойдёт.

Что делать с Ясей, когда мне через три дня придётся куда-то там улететь вместе с тираном, я пока не представляю. Но ещё меньше представляю, как мне выжить эти три дня. Или хотя бы один.

— Ты всё взяла? — спрашиваю у Яси.

— Угу, — кивает.

— Ирина Вадимовна! — раздаётся голос нашего «всеми любимого» тенора. Только он меня называет по имени-отчеству, да и вообще ко всем только так обращается. Наверное, уже почти уверился, что живёт практически в Большом Театре. — Вас спрашивает какой-то сударь!

За секунду холодею. Сударь?.. Какой ещё сударь?!

Распахиваю дверь. Валентин Аскольдович (ну, тот самый сосед, оперный певец) собственной персоной в драном халате с золотой вышивкой стоит у входа в квартиру и ведёт с кем-то светскую беседу.

— Ирина Вадимовна, а вы обзавелись личным водителем? — осведомляется Валентин Аскольдович.

На его голос начинают высовываться из дверей другие соседи. Ну, такое представление — как пропустить?

А я гляжу на Егора Ступина и очень жалею, что у меня нет какой-нибудь волшебной шапки-невидимки, чтобы немедленно исчезнуть с его глаз.

— Это мой друг… — лопочу, как идиотка.

— Друг?! — тенор аж подрыгивает от волнения.

Любопытных глаз всё больше выглядывает из-за приоткрытых дверей. «У Ирочки Неяровой — непутёвой матери-одиночки — появился любовничек» — заголовок вечерних сплетен нашей коммуналки.

Хватаю Ступина за рукав пальто и силой втаскиваю в свою комнату, грохаю дверью и стараюсь больше не думать о том, что соседи уже принялись шушукаться.

— Егорка, ты что здесь делаешь? — пытаюсь говорить приветливо, но получается не очень.

— Как что? — ещё больше удивляется Ступин. — Я тебе одежду привёз.

— Какую ещё одежду?

— Ой, а это твоя дочка? — начинает улыбаться Егор, заметив Ясю. — Привет. Тебя как зовут?

— Есения, — представляется девочка и обращается ко мне: — Мам, мы идём или нет? А то мне уже жарко.

— Конечно, солнышко. Егор, слушай, — уже намного строже говорю я, — мне надо отвезти Ясю в садик, а потом бежать в офис. Если я опоздаю…

— Никуда ты не опоздаешь. Я же затем и приехал! — убеждает Егор. — Сейчас отвезу вас на машине…

— Ты с ума сошёл? — краснею я. — Какая машина? Мы на метро…

— Ира, успокойся, пожалуйста, — он вновь переключается на Ясю: — Есения, хочешь на машине покататься?

— На какой? — недоверчиво переспрашивает дочка.

Наверное, Егор в этом момент думает, что девочка придирается. Но самом деле, она просто особо не каталась ни на каких машинах, кроме машин скорой помощи. И, понятное дело, эти поездки ей не нравились.

У Дани, конечно, был автомобиль. Только использовал он его исключительно в своих целях. Яся была слишком маленькой в те дни, когда её отец (пусть земля ему будет пухом) ещё что-то делал на благо ребёнка.