Сердолик - камень счастья (СИ) - Корнова Анна
В этот момент к сестринскому посту подошёл Мишкин и, стараясь не смотреть на моментально покрасневшую и потупившую голову Инну, обратился к Рите:
— В десятую палату Кремнёву лидокоин надо ввести. Я сейчас назначение запишу.
— Дмитрий Игоревич, — Рита незаметно ткнула Инну в бок и весело посмотрела на врача, — между нами недавно недоразумение произошло. Мы с Инной извиниться хотим. Вы наш разговор слышали и могли неправильно растолковать.
— Я не понимаю, Маргарита, о чём ты говоришь, — оборвал Риту Мишкин. — К Кремнёву в десятую поторопись, пожалуйста.
Отдав распоряжение, Мишкин заспешил в ординаторскую, а Рита подмигнула Инне:
— Что я говорила! Инцидент исчерпан. А ты куда это подхватилась?
— В десятую, Кремнёву обезболивающее ставить.
— Мишкин мне сказал. И вообще, — Рита лукаво улыбнулась, — Кремнёв мой больной.
— В смысле?
— В смысле, неженат, работает в автомастерской, и мы друг другу симпатизируем.
— Ты про рыжего у окна со сломанной ногой?
— Ага.
— И когда вы симпатизировать стали? Он три дня назад к нам поступил.
— А что, надо как ты со своим мажором: десять лет дружить и не разобраться, симпатизируете или нет?
Инна ничего не ответила, но подумала: «Не десять, а двадцать лет они с Митей знают друг друга. А все двадцать лет Митя ей именно симпатизирует. А любит он других».
Весь вечер Инна думала о том, что Алина сейчас на Дне рождения в доме Нестеренко. Сестра всё же снизошла до Митиной просьбы и теперь сидит за столом с его родителями. Интересно, как Митя объяснил её присутствие на семейном празднике: сказал, что Алина его любимая, или даже невеста, или ничего не сказал, все и так всё поняли.
Но вечером Инна узнала, как прошло семейное торжество у Нестеренко.
— Квартира у них обалденная, — восторженно делилась Алина впечатлениями с сестрой, — вся прихожая в зеркалах, полы мраморные…
— Я это знаю, я у них была. Ты расскажи, как прошло?
— Никак. Дядя Витя двух слов не сказал, а тётя Настя, как всегда, рта не закрывала. Когда устала вещать, меня принялась расспрашивать. Что я люблю? Какие у меня планы? Я ресницами захлопала, ответила, что обожаю танцы и ходить по клубам. Мечтаю стать танцовщицей в ночном клубе, а ещё участвую в конкурсах «мокрая майка» и «мисс бикини». Ты бы видела, как у Митьки физиономия вытянулась, залепетал: «Алина шутит. Алина в иняз готовится». А я: «Ни разу не шучу. Сейчас фоты в телефоне найду, где я мисс Мокрая майка. Думаю, я тогда победила, потому что у меня соски больше, чем у других, торчали».
Инна испытала испанский стыд за сестру:
— Зачем ты поставила Митю в дурацкое положение?
— Затем, что он мистер Скука. Мог бы шутку поддержать, что-то для прикола подкинуть, но «рождённый ползать летать не может».
Вечером, засыпая, Инна вела свой бесконечный диалог с мамой:
— Как Алина глупо поступила! Ему теперь надо будет родителям объяснять, что Алина вовсе не вульгарная пустышка.
Смеющаяся девушка с фотографии погладила Инну по руке:
— Доченька, а что ты так расстраиваешься? Ты же страдала из-за этих отношений. Себе боялась признаться, что ревнуешь сестру и сама на её месте хотела бы быть.
— Конечно, хотела бы быть. Но где мне…
— Значит, будешь. Только сама потом не пожалей.
ГЛАВА 7
Наступила зима, у Алины начались напряженные занятия на курсах и с репетитором по английскому, полным ходом в школе пошла подготовка к новогодним праздникам, к тому же на занятиях по языку и репетициях завязались новые знакомства, и девушка окончательно прекратила встречаться с Митей. Своими страданиями он вновь часами делился с Инной, а подруга детства сочувственно слушала, успокаивала:
— Всё проходит, и это тоже пройдёт. Ты вспомни: год назад ты только о Кате мог говорить. А весной про неё даже не вспоминал.
— Это совсем другое. Меня тогда не само расставание с Катей, а уязвлённое самолюбие мучило. А без Алины я просто не могу — мне без неё воздуха не хватает.
После таких разговоров, вернувшись домой, Инна корила сестру, убеждала, что вряд ли удастся когда-нибудь ещё встретить такого прекрасного парня, одновременно и доброго, и красивого, и порядочного, и образованного. Инна горячо доказывала, что Митя готов на всё, чтобы вернуть утраченные отношения, но Алина равнодушно слушала сестру: какой смысл что-то объяснять, если Инна не видит, что «добрый и хороший» не значит «единственный и любимый».
— У нас энергетика не совпадает. Митька живёт как будто медведь на велосипеде ездит.
— При чём здесь медведь? — не поняла Инна.
— Медведь крутит педали, потому что дрессировщик велел, а сам радости от езды не получает.
Инна в который раз подумала, что ей никогда так красиво не сказать, да что там «не сказать», даже не подумать, как сестра. Поэтому, Инна вздохнула, и не полюбит её никогда Митя — нет в ней утончённости речей, нет легкости мыслей, как у Алины.
***
За окнами больницы кружились снежные хлопья. Инна отодвинула учебник, залюбовавшись снегопадом. Дежурство было спокойное, что нечасто бывает в травматологии, и Инна могла сосредоточенно позаниматься. Осенью она собиралась продолжить учёбу, поэтому усиленно взялась за изучение химии и биологии. Слава предлагал дочери обратиться к частным репетиторам, но Инна сначала решила попробовать разобраться самостоятельно, и, вооружившись книгами для сдачи ЕГЭ, всё свободное время посвящала подготовке к предстоящим экзаменам.
— О, клетка как биологическая система, — прочёл заголовок дежурный врач Мишкин, остановившийся рядом со столом медсестры. — Поступать на будущий год собралась?
— Да, попробую.
— Это правильно. Из тебя, Инна, хороший врач получиться. Если что непонятно, — доктор кивнул на учебник, — спрашивай, не стесняйся.
Мишкин хотел ещё что-то сказать, однако промолчал и, резко развернувшись, быстро пошёл в ординаторскую.
Инна смотрела на сутуловатую спину удаляющегося доктора, и вспомнилось Ритино «такого даже воробьи во дворе унизить могут». Разумеется, Мишкин прекрасный специалист, его ценят коллеги, уважают больные, но какая-то неприкаянность во всем его облике вызывала у Инны сочувствие. Вспомнила про его семейную драму — развод, запрет видеться с ребёнком, — и захотелось сделать для Мишкина что-то хорошее. Достала принесённые из дома жареные пирожки с картошкой и понесла их в ординаторскую.
— Вот, Дмитрий Игоревич, Вам как дежурному врачу, — Инна протянула пакет с пирожками и густо покраснела — подумала: вдруг Мишкин вспомнит разговор в перевязочной и решит, что Инна его соблазняет.
— Спасибо! Тогда давай чайку попьем, пока в отделении затишье, — Мишкин сделал вид, что не заметил смущения девушки.
— Нет, спасибо! Вы сами, а я не хочу, я сыта, — залепетала Инна и выскочила в коридор.
Девушка вернулась на сестринский пост и вновь принялась за чтение, но сосредоточится на клеточном строении организмов не получалось. Вокруг неё бурлили чувства — ликовала охваченная страстью Рита (к ней после выписки переехал Кремнёв), страдал от неразделённой любви Митя, мучился разлучённый с сыном Мишкин… Инна третий раз перечитывала фразу «прокариоты (доядерные) — одноклеточные живые организмы без оформленного клеточного ядра», но смысл прочитанного ускользал. Ей уже двадцать лет, а она подобна доядерным клеткам, не развивающимся и не дифференцирующимся в многоклеточную форму.
— Инна, пойдём всё же чай пить, — рядом с сестринским постом возник Мишкин, — чайник вскипел.
— Дмитрий Игоревич, как Вы неслышно подошли, — Инна смутилась. — Спасибо за приглашение, но мне, правда, не хочется. Мне надо сегодня эту главу доучить.
— Ну, извини, что помешал. Занимайся, — тоже смущенно пробормотал Мишкин.
Оставшись одна, Инна задумалась: ведь понятно уже, что учёба сегодня не идёт, так почему она отказалась составить компанию дежурному врачу? Это её непреодолимая робость, стеснение, некоммуникабельность? Надо как-то себя менять… Вот Алина легко бы откликнулась на приглашение, если бы захотела поболтать, или так же легко отказалась, если бы не захотела идти. И всё у сестры получилось бы просто и непринуждённо. Митя как-то сказал, что страдает без Алининой энергетики. Не без Алины, а без её энергетики. А как прокачать эту самую энергетику?