На крыльях Феникса (СИ) - Яфор Анна
– Это неважно. Ты же здесь…
Он прильнул щекой к ее вискам, скользнул губами по влажным от слез ресницам.
– Девочка моя… Как же я жил без тебя раньше?..
Улыбнулся одними глазами, вкладывая в ладонь тонкие стебли орхидей.
Ей прежде приходилось только со стороны любоваться этими необыкновенными цветами. Тетка считала подобную красоту непозволительной роскошью. Но сейчас, принимая из его рук букет, девушка вновь ощутила потрясающую гармонию происходящего. Они не играли, не лицемерили, просто вдыхали присутствие друг друга.
И пряча лицо на груди мужчины, девушка эхом отозвалась на его слова:
– Люблю тебя…
Это было особенное лето. Даже последующие за ним счастливые годы, проведенные вдвоем, не могли сравниться с той неповторимой нежностью и чистотой расцветающих чувств.
Она была счастлива, наслаждаясь каждой минутой, проведенной с любимым человеком. Их совместными прогулками, теплым морем, где они купались вдвоем. Цветами, которые Мирон дарил ей почти каждый день. Ее комната превратилась в благоухающий сад, куда она не могла заходить без улыбки.
Полине нравилось ждать мужчину с работы, зная, что он не опоздает и ровно в назначенное время ее сожмет кольцо сильных рук. На той момент было достаточно одних только объятий. Не зная других отношений, она не слишком была к ним готова и радовалась от того, что Мирон ни на чем не настаивает.
Частое отсутствие племянницы вполне устраивало тетку, которая почти не вмешивалась в отношения молодых людей. Исключение составил единственный случай, благодаря которому мужчина стал для девушки еще значимее и дороже.
Как-то наблюдая за тем, с какой тщательностью собирается Полина на очередное свидание, тетка произнесла задумчиво:
– Хороший у тебя …м-м… друг. Красивый, серьезный. И зарабатывает неплохо. Смотри, не упусти такого.
Девушка недоуменно посмотрела на родственницу, не вполне понимая, к чему она клонит.
– У вас ведь все хорошо? – продолжала та. – Цветов вон сколько надарил…
– Мы любим друг друга, – осторожно сказала Полина. Почему-то делиться с теткой самым сокровенным не хотелось.
– Любите? Ну и чудненько, – и, подумав немного, добавила: – Ты, Поленька, не смущайся, если что, говори: вдруг мне когда на работе задержаться надо, или вообще не появляться вечером. Я себе придумаю занятие, чтобы вам-то не мешать…
Полине показалось, что она ослышалась. Но прямота, с которой тетка смотрела на нее, убеждала в обратном. Стало противно. Просто до тошноты. Не хотелось верить, что подобное она слышит от человека, вырастившего ее с юных лет.
– Да чего ж ты смутилась-то, милая? – искренне удивилась та. – Дело молодое, как говорится.
Девушка облизала пересохшие губы.
– Тетя, я… мы… У нас не было ничего…
Женщина вдруг склонилась к племяннице, пристально всматриваясь в ее лицо.
– Да что ты говоришь! И в своем ли ты уме, девочка?
Полина уже совсем ничего не понимала.
– Ему сколько лет? – уточнила тетка.
– Двадцать пять…
– Двадцать пять… Так, так… Ничего не было, значит…
Она присела рядом на кровать, насмешливо качая головой.
– Вот я думаю: ты, правда, дурочка или прикидываешься?
Полина молчала. Ее не отпускало ощущение какой-то мерзости происходящего.
– Ты действительно веришь в то, что здоровый парень в двадцать пять лет наслаждается платонической любовью с тобой?
Девушка закрыла глаза, каменея от услышанного. Сбежать бы отсюда, спрятаться. Закрыть уши. Забыть обо всем. Но тетка всерьез настроилась «просветить» ее.
– Я ведь тебе добра желаю… Пойми, глупышка, если он с тобой в постель не ложится, то ее кто-то другой греет. И по-другому быть не может. Никак. Так что я бы на твоем месте была бы понастойчивей. Особенно, если ты и в самом деле хочешь его удержать.
Оставшись одна, Полина все так же продолжала сидеть на кровати, уставившись в одну точку. Вечер был безнадежно испорчен, как и предстоящая ночь, в которую девушка не смогла сомкнуть глаз.
Она сама набрала номер Мирона, дождавшись ухода тетки на работу. Пригласила на обед, стараясь, чтобы тот не почувствовал, как сбивается голос.
Паника подступала с каждой минутой все сильнее и сильнее. И даже радость от встречи с любимым человеком померкла от этого удушающего страха.
Мужчина с некоторым удивлением осмотрел накрытый стол, перевел глаза на девушку.
– Мы что-то празднуем?
Слова замерли где-то в горле. Она смогла только кивнуть, негнущимися пальцами расстегивая пуговицы на рубашке, спуская ее с плеч и чувствуя, как жгущая волна стыда накрывает с головой.
Он застыл, ошеломленно рассматривая Полину. Глаза потемнели, и вместо привычной синевы она погружалась в грозовое море. Тонула, захлебываясь собственной беспомощностью, и безмолвно молила его о помощи.
Мирон неожиданно шагнул к ней, и девушка невольно отшатнулась. Запрокинула голову, теряясь от страсти, полыхающей в его глазах. Вздрогнула от прикосновения к своим плечам.
Любимое покрывало почему-то показалось жестким и колючим, а тяжесть мужского тела окончательно лишила рассудка. Казалось, что его губы оставляли ожоги на коже. Таких поцелуев она не знала. В них не было ни ласки, ни нежности, только жгучее, безумно пугающее желание. Девушка сморщилась от боли в закушенной губе, зажмурилась, подчиняясь силе горячих рук. И… не сразу поняла, что он больше не держит ее.
Голос Мирона донесся откуда-то издалека.
– Малыш.
Лежала, отбросив любые мысли и ощущения. Боялась пошевелиться и даже просто вздохнуть.
Совсем тихо, почти шепотом:
– Малыш… Открой глаза.
Она медленно подчинилась, рассматривая сквозь слезы его напряженное лицо. Пристальный взгляд, проникающий в самую глубину души.
Мужчина приподнял ее с кровати вместе с покрывалом, осторожно укутывая в теплую ткань. Притянул к себе на колени. Коснулся руками щек, развернул к себе. Бушующая в глазах стихия отступала.
– А теперь объясни мне, что за игру ты придумала.
Полина попыталась спрятаться на его груди, но он не позволил. Придвинулся почти вплотную к лицу, прошептал в губы:
– Малыш, я очень хочу знать, кто заморочил тебе голову. И с какой целью.
Девушка всхлипнула в ответ:
– Прости… Тетя сказала, что если ты со мной не… – взглянула на него с испугом, будучи не в состоянии подобрать подходящее слово.
Мирон нахмурился:
– Если я с тобой не… то что? – и снова не дал возможности отвернуться, спрятаться от его глаз. – Что в этом случае, Лина?
Полыхающий жар на щеках стал просто нестерпимым.
– Тогда ты делаешь это с кем-то другим…
Она все-таки зажмурилась, уткнувшись ему в плечо. Рубашка мгновенно промокла от слез. Поднимать глаза было невыносимо стыдно.
Мужчина молчал очень долго. Просто обнимая ее, укачивая, как маленького ребенка. Она понемногу успокоилась. Страх ушел не до конца, но перестал хотя бы разрывать сердце на части. Девушка повторила:
– Прости меня.
Мирон обнял еще крепче.
– Малыш… Я люблю тебя. И мне не нужны другие женщины. Ни сейчас, ни потом.
Он запустил пальцы в ее волосы, опять разворачивая лицо к себе.
– Милая… Я так хочу тебя, что порой едва сдерживаюсь, находясь рядом. Но буду ждать того дня, когда ты окажешься готовой разделить со мной это желание. Когда твои волнения и стеснение уйдут. Несколько недель или даже месяцев все равно ничего не изменят. Какие-то несколько месяцев…
Полина прижалась щекой к ласкающей ладони, впервые за время их сегодняшней встречи выдавливая из себя робкую улыбку.
– Я даже не знаю, что мне делать… Просто не представляю, что нужно в таких ситуациях… Почему-то в фильмах и книжках все просто, а на деле… Я чуть от стыда не умерла.
Во взгляде, обращенном к ней, было столько нежности, что от нее защемило сердце.
– Я тоже ничего не знаю… – улыбаясь в ответ на ошеломленный взгляд, Мирон прошептал: – Рядом с тобой все иное: новое и неповторимое. И весь мой опыт ничего не стоит и не имеет никакого значения. Я не хочу даже вспоминать, что когда-то рядом со мной тебя не было. Не хочу ни с кем сравнивать. Все прошлое пусть останется там, где ему место. А мы будем учиться всему заново. Вместе… Только друг для друга.