Фиона Нилл - Тайная жизнь непутевой мамочки
— Думаю, я лучше дослушаю программу о жизненном цикле папоротников бассейна Амазонки. Очень интересно. — Он недоверчиво смотрит на меня и исчезает из дверного проема.
Удостоверившись, что снова одна, я глубоко вздыхаю и прислоняюсь к гардеробу. Он скрипит и подозрительно шатается. Не могу поверить, что я в номере отеля в Блумсберри, с Робертом Басом, который предвкушает, что сейчас мы ляжем в постель. Несмотря на то, что я много раз в течение этого года представляла себе эту сцену, теперь, когда она может вот-вот воплотиться в реальность, я уже окончательно выпала из этого процесса.
Это не то, чего я хочу. Впервые за последний год я чувствую, что абсолютно в чем-то уверена. Мне не верится, что я могла зайти так далеко. Я отношу это на счет комбинации его способности убеждать, алкоголя и еще чего-то неопределенного: смутного желания совершить какой-то безрассудный поступок. Иногда нужно дойти до точки, откуда нет возврата, чтобы точно понять, куда идешь. Я понимаю, что то, чего я желала, было иллюзией освобождения, а не реальностью.
Он оставил дверь открытой, и, удостоверившись, что он в ванне, я встаю, чтобы уйти. Я решаю не оповещать его, чтобы он не сумел переубедить меня. И в любом случае я не хочу видеть его голым, в ванне.
Шум льющейся воды прекращается, и я слышу, как он напевает. Песня группы «Колдплей». Но громче, чем его пение, из коридора доносится чей-то разговор на повышенных тонах. Я подхожу к двери и прислушиваюсь. Слышится шум, словно кто-то бежит. Потом начинает кричать женщина, к ее крику присоединяется мужской голос, дверь с шумом захлопывается и открывается снова. Я высовываю голову в коридор, на случай если нужна моя помощь.
Дверь номера напротив открыта, и шум определенно доносится оттуда. На цыпочках я пробегаю по уродливому протертому ковру и вхожу в 508-й номер.
Там трое. Сначала они меня не замечают. И это дает мне время осмыслить тот факт, что я их всех знаю. Всех троих. Они говорят все одновременно, повышенными голосами, резко размахивая руками, как бы в подтверждение своих слов. Увидев меня, они замолкают, застыв в нелепых позах. Может быть, даже ощущая боль в мышцах. Триптих «Недоумение». Пепельно-серые лица с застывшим на них выражением предельного изумления.
— Люси Суини, что, черт возьми, ты наделала?! — зло произносит Гай, не двигаясь со своего места на правом краю двуспальной кровати. Пуговицы его рубашки расстегнуты, измятые и расстегнутые брюки приспущены. Надеюсь, что он был в процессе раздевания, а не наоборот. Его руки опущены, кулаки крепко сжаты. В своем выкрике при виде меня он словно вымещает на мне злость.
— Она тут ни при чем! — одновременно кричат Эмма и Изобэль.
Однако это единственный гармоничный момент в течение последующего часа, который мы проводим в этом номере.
— Люси, слава Богу, ты здесь! — восклицает Эмма, будто мы заранее планировали эту встречу. Кажется, мое появление стало для них облегчением. — Все идет не по плану! — Очевидно, Эмма думает, что я тут из-за нее. Ей и в голову не приходит, что мое присутствие здесь имеет отношение к моей собственной жизни.
— Я дошла до конца следа! — объясняет Изобэль, не сводя пристального взгляда с Эммы. И хотя голос у нее измученный, в нем слышатся нотки гордости. Я знаю, что она беспощадно оценивает женщину, стоящую перед ней, задаваясь вопросом: что такого смогла предложить Гаю Эмма, чего не могла предоставить она? Я хочу объяснить ей, что ошибочно пытаться сравнивать жену, с которой живешь уже десять лет, с любовницей, отношения с которой длятся не более года, но понимаю, что это приведет к бессмысленному спору, полностью перевесив чашу весов в пользу новой подруги. Тот факт, что тело у Изобэль, возможно, лучше, чем у Эммы, которая, как я думаю, никогда в своей жизни даже близко не подходила к гимнастическому залу, не имеет значения. На стороне Эммы новизна. Время настраивает людей более критично по отношению друг к другу, они теряют свою загадочность, жены становятся сварливыми, мужья — угрюмыми.
— Это все равно, что сравнивать собор Святого Павла с Огурцом[112], — говорю я. — Один — старый и хорошо знакомый, другой — новый и неизведанный. Вопрос в том, который из двух выдержит испытание временем?
— Извини, я не расслышала тебя, Люси, — произносит Эмма.
— Ты знала все это время? — спрашивает Изобэль, поворачиваясь ко мне. Ее подбитый глаз поблек, замечаю я, и она одета соответственно событию. Ее сандалии от Роже Вивье дают ей преимущество в росте, и она возвышается над всеми нами, а платье на ней более уместно на ежегодном торжестве в галерее «Серпентайн». Однако все это, конечно, не имеет значения. Хотя я понимаю, что поддержание стандартов на высоком уровне имеет для нее огромное психологическое значение. Она определенно стала бы правомочным представителем школы разведенных жен Джерри Холл, думаю я про себя.
— Мне действительно очень жаль, Изобэль, — бормочу я. — Я хотела рассказать тебе, но думала, что Эмма закончит эти отношения прежде, чем ты все выяснишь. Я была поставлена в ужасно неудобную ситуацию.
— Я понимаю твою дилемму, Люси. Но все же тебе следовало решиться, ведь я имела право знать об этом. — Она поднимает кожаный кейс и держит его обеими руками перед собой.
Я пытаюсь представить, что может быть там, внутри. На какое-то мгновение я спрашиваю себя, не вздумала ли она застрелить Гая. Однако с ее месячным денежным пособием она могла бы нанять кого-нибудь, пытаюсь я рассуждать логически.
— Однако ты оказала мне услугу, потому что четыре недели назад я не раскрыла бы степень его обмана и, вероятно, даже рассматривала бы возможность примирения, — говорит она. — Я, возможно, не поняла бы, что он неисправимый лжец.
Она открывает кейс, достает какие-то бумаги и фотографии и начинает листать их. Некоторые мне знакомы, другие оказываются сюрпризом. Она знает, что Эмма живет в их квартире в Клеркенвелле. Она знает, что он заразился вшами непосредственно от моих детей. Она знает, что его секретарша замешана в обмане. Она даже знает, что Эмма и я вламывались в их дом. Она смотрит на меня, когда говорит это, а я смотрю на свои ноги, как напроказивший ребенок.
— Извини, я ужасно раскаиваюсь. Я думала, если Эмма удалит сообщение, возможно, я смогу изменить ход истории.
Другие открытия оказались сюрпризом. Эмма встречалась с его двумя младшими детьми. Она провела уик-энд в отеле рядом с их пристанищем в Дорсете, так чтобы Гай мог навешать ее, когда якобы уходил на пробежку. У Изобэль даже была информация еще об одной женщине, с которой он спал пару раз в течение прошлого года.
