Виктория Хислоп - Возвращение. Танец страсти
Сэр Джон признался, что действительно случались небольшие инциденты в деревушках неподалеку от колоний — кража яблок, например, или случайная размолвка с местными мальчишками, а возможно, одно или два разбитых окна, но он был абсолютно уверен, что ничего подобного не могло произойти в Уинтон-Холле.
Предвзятое отношение леди Гринхэм к детям всегда было очевидным, но сейчас перед Кармен вырисовывалась целая картина. Эта равнодушная англичанка была рада внести свою лепту в благотворительность до тех пор, пока это не очень мешало ее личной жизни. «Проект» полностью захватил мужа, и она уже никогда не уживется с этими чужаками. Они были иностранцами, следовательно, в ее глазах — дикарями.
Кармен ничего не сказала девочкам, но поделилась с Мерседес.
— И что нам делать? — поинтересовалась Мерседес.
— Мы просто должны доказать, что она не права, — сказала Кармен. — Дети должны вести себя как паиньки.
Следующие несколько месяцев так все и было. Они не давали леди Гринхэм ни одного повода для жалоб.
С ноября 1937 года родители начали писать в Комитет. Они хотели вернуть детей домой. С Бильбао сняли блокаду, атаки прекратились. Сейчас они были готовы воссоединиться с детьми, и Энрике и Палома стали упаковывать свои вещи.
Мерседес поехала с детьми на поезде в Дувр, где они должны были пересесть на корабль, плывущий во Францию, прежде чем отправиться в путешествие по Испании. Сидя в вагоне поезда с двумя воспитанниками, она наблюдала за детьми, а за окном проплывали осенние пейзажи в оранжево-золотистых тонах. За прошедший год Палома так и осталась маленькой девочкой. Кукла Роза точно так же сидела у нее на коленях во время поездки в порт, как в прошлом мае. По сравнению с ней Энрике очень сильно изменился. У него был все тот же встревоженный взгляд, но он превратился в юношу. Мерседес представила, как они вернутся к матери, и почувствовала, что ее сердце учащенно забилось.
— Я не уверен, что хочу возвращаться, — признался Энрике Мерседес, когда увидел, что сестра заснула под стук колес. — Некоторые мальчики отказываются уезжать. Они не верят, что на родине безопасно.
— Но нам же написала твоя мама. Она бы не советовала ехать, если бы думала, что это опасно, не так ли? — постаралась убедить его Мерседес.
— А если предположить, что это не она советовала? А что, если ее заставили написать письмо?
— Ты очень подозрительный, — сказала Мерседес. — Я уверена, что Комитет не позволил бы тебе уезжать, если бы не было никаких шансов.
Мерседес не думала, что в письмах, которые регулярно приходили с просьбой вернуть детей домой, было что-то плохое. Казалось вполне естественным, что дети должны вернуться в Испанию, это так и планировалось с самого начала. Многие родители скорее предпочли бы, чтобы их дети стояли рядом и отдавали честь фашистам, чем находились в чужой стране за тысячи километров. Отголоски войны прокатились по всей Северной Европе, поэтому самым безопасным местом для всех оставался дом.
Мерседес крепко обняла двоих детей, прежде чем передала их человеку, который сопровождал целую группу в Испанию. Энрике не расплакался, но ни Мерседес, ни Палома не смогли совладать с собой, так что их прощание было слезным, обещания снова встретиться — искренними.
Наблюдая, как уплывает корабль, Мерседес боролась с желанием вернуться в Испанию. Не имея ни малейшего понятия, где находится Хавьер, испытывая настоящий страх перед неизвестностью, которая ее ждала в Гранаде, она знала, что ей лучше остаться в Англии. Ее по-прежнему многое связывало с детьми, которые не получили вызов от своих родителей. Некоторые ее подопечные знали, что они его и не дождутся, поскольку их родители были убиты. Мерседес села на поезд до Хейвардз-Хиз и вернулась в Уинтон-Холл, куда должны были прибыть новые ребята из другой закрытой колонии. Первоначальное количество колоний, а их было девяносто, постепенно сократилось, так как большинство эвакуированных вернулось домой.
Состав группы уменьшился, однако они продолжали танцевать, каждый раз предвкушая, как вырастет их слава, а местные жители стали к ним добрее. Время от времени к Мерседес присоединялся новый танцор фламенко; иногда приезжали два талантливых брата-гитариста из другой колонии, что в Суссексе.
Когда весной 1939 года пал Мадрид, Франко пожелал, чтобы все эвакуированные и беженцы, которые все еще находились в Англии, вернулись домой. Многие были против. Нищета, гонения и аресты ждали их в Испании.
Мерседес поняла, что должна рискнуть. Она написала короткое осторожное письмо матери о том, где находится, надеясь получить совет, что ей следует делать.
В Гранаде Пабло с Кончей рыдали от счастья, когда получили письмо и узнали, что их дочь жива и здорова.
— Все это время она ухаживала за детьми! — воскликнул отец, изучая аккуратный почерк дочери. — Последний раз, когда мы ее видели, она сама еще была ребенком!
— И она все еще танцует… — сказала Конча. — Это так прекрасно, что она все еще танцует.
Они без конца рассматривали письмо и обсуждали свой ответ.
— Это чудесно, что мы ее снова увидим. Интересно, когда она приедет? — восторженно спросил старик, так как она была его единственной дочерью.
Конча сразу перешла к делу. Она хотела все обсудить и найти решение в ближайшие дни. Пабло, с тех пор как побывал в тюрьме, стал немного медлительным.
— Я думаю, ей следует остаться в Англии, — резко сказала она. — Мы не можем позволить ей вернуться сюда.
— Почему нет? — удивился Пабло. — Война закончилась.
— Пабло, здесь все еще небезопасно, — категорично заявила Конча. — Как бы сильно мы ни хотели ее видеть, это не самое лучшее место для Мерше.
— Я не понимаю, — возмутился он, швырнув очки на стол. — Она просто невинная молодая девушка!
— Однако власти ее таковой не считают, — настаивала Конча. — Она покинула страну. Это считается враждебным поступком, да и к тому же она отказалась вернуться. Поверь мне, Пабло, скорее всего, ее арестуют. Я должна знать, что она в безопасности.
— А как же Хавьер? — продолжал возражать Пабло. — Она захочет его увидеть.
Вот это как раз больше всего волновало Кончу. Если Мерседес узнает, что Хавьер жив и находится в Куалгамуросе, она точно вернется. Ради безопасности дочери она решила утаить эту информацию.
В Уинтон-Холле Мерседес никак не могла дождаться ответа. Наконец среди писем из Испании, на марках которых был изображен новый диктатор, нашелся конверт из Гранады. Мерседес задрожала от одного только вида почерка матери. Она легко его узнала, и ей показалось, что мать совсем рядом.
