Беверли Марти - Любовь на Бродвее
— Нет, ничего. Мистер Кейн, я знаю, о чем вы думаете. Я тоже хотел бы верить в это, но, к сожалению, слишком мало оснований для таких предположений.
Вероятно, швейцарские власти послали вам то, что нашли у Джаффи. Или, может быть, в ее комнате.
— Без сопроводительного письма? И почему мне?
Они должны были бы послать это ее мужу, а не отцу.
Может быть, вы позвоните Полу и разузнаете, не получил ли он посылку. И еще кое-что. Драгоценности были завернуты в обрывок газеты, Мэтт. На нем дата — восьмое октября. Через три дня после схода лавины.
Мэтт немного помолчал.
— Может быть, — сказал он наконец. — Полагаю, это кое-что значит… Затем тон его изменился. — Мистер Кейн, мне кажется, мы обманываем себя. От этого станет только еще хуже.
— Да, вероятно, ты прав. — Майер вздохнул. — Но все-таки это очень странно. Послушай, если у тебя будет возможность позвонить Полу, может быть, ты сообщишь мне, что происходит?
— Хорошо, — пообещал Мэтт. Он опустил трубку и на мгновение задумался. Затем решил. Надо позвонить Карен. Если Джаффи и посылала сообщения, то только не Полу. Нет, это сумасшедшая мысль. Он просто изводит себя такими предположениями.
Однако стоило попробовать. Правда, в это время Карен не бывает у себя в номере, который она недавно сняла в отеле для женщин «Барбизон». Она должна быть в больнице. Но там он не хотел разговаривать с ней. Он слонялся по офису после того, как мисс Уилкинс ушла в пять часов. Карен должна быть дома около шести, тогда он попытается связаться с ней.
Было двадцать минут шестого, когда зазвонил телефон.
— Мэтт? Слава Богу, ты еще на месте. Я рискнула позвонить сюда, потому что не знаю номера твоего домашнего телефона. Послушай, я получила сегодня небольшую посылку из Швейцарии. Она пришла на адрес больницы. Внутри оказались…
— Звезда и крест, — прервал он ее. Сердце его глухо застучало. Спокойно, — сказал он сам себе. — Спокойно. Не сходи с ума.
— Да, ты тоже получил такие вещицы?
— Нет, их получил отец Джаффи. Он сообщил мне об этом сегодня утром.
— Она жива, Мэтт! Жива! Что еще это может означать?
— Не знаю. Но зачем это? Зачем такая таинственность? И почему она не прислала посылку мне?
— Может быть, она сделала это, но посылка еще не дошла. Ты знаешь, как работает почта. У Джаффи много таких звезд и крестов. Она показывала мне их очень давно. И это замечательный знак, Мэтт. Тот, кто близко знает Джаффи, должен понять, что эта посылка от нее.
В течение следующих полутора часов Мэтт то загорался надеждой, то впадал в отчаяние. Если Джаффи рассылала послания, то первым должен был получить он. Поэтому маловероятно, что эти посылки от нее. Он повторял это всю дорогу до своего маленького домика в Инглвуд-Клиффсе.
После смерти Пэтси он думал о том, чтобы перебраться в Манхэттен, но у него не было времени подыскать квартиру для холостяка. Затем произошло неожиданное событие в Билтморе, и для него весь мир изменился. Он стал надеяться, что однажды у него и Джаффи будет общий дом, и ждал, когда они смогут подыскать что-нибудь подходящее, где начнут новую жизнь. Но лавина погубила все надежды. Теперь было не важно, где жить.
Рядом с входной дверью висел ярко-зеленый почтовый ящик. Мэтт машинально открыл его, не обращая внимания на содержимое. Он связывал Джаффи со своей жизнью в Нью-Йорке, здесь, в Нью-Джерси, ей нечего было делать.
Внезапно Мэтт нащупал на дне почтового ящика маленькую прямоугольную коробочку. Он не плакал с семи лет, не плакал даже на похоронах Пэтси и во время поминальной службы по Джаффи. Но сейчас не мог удержаться и зарыдал.
Глава 21
Почтовая марка указывала на то, что посылка пришла из Салвана. Мэтт отправился в швейцарское туристическое бюро на Пятой авеню. Да, сказали ему, Салван находится неподалеку от Вербьера.
— Но к счастью, он не пострадал в результате недавнего бедствия. Он расположен по другую сторону горы.
Клерк продолжал расписывать прелести Салвана:
— Прелестное местечко. Мало туристов. Великолепные лыжные трассы. Весьма уединенное, не то что Сент-Моритц. Но если вас интересует ночная жизнь, Салван неподходящее место для отпуска.
Мэтта не интересовала ночная жизнь. Он рассчитывал только на чудо. Был ли Салван местом, где свершаются чудеса? Но об этом, пожалуй, не стоило спрашивать в швейцарском туристическом бюро.
Он встретился с Карен и Майером в доме Майера в Ньютоне.
— Я не знаю, что означают эти посылки, но знаю: все мы надеемся на чудо.
Стало тихо. Никто из них не мог произнести то, о чем думал, как дети, которые боятся, что если скажешь о своем желании вслух, то оно не сбудется. Майер налил три больших бокала виски и раздал их.
— За Джаффи, — сказал он, поднимая свой бокал. — За мою дочь и за жизнь.
Мэтт осушил свой бокал одним глотком.
— Вы должны знать: Джаффи и я любили друг друга долгие годы. Два месяца назад мы решили соединить наши жизни. Однако были проблемы. Некий бандит по имени Финки Аронсон имел над нею власть. А Пол… — Он сделал паузу и взглянул на Карен и Майера. — Пол не хотел ее отпускать. Она мирилась с этим, пока не узнала, что он во время войны сотрудничал с нацистами.
Карен от изумления открыла рот, Майер наклонился вперед в своем кресле. Все молчали. Но это уже была иная тишина: хрупкая надежда, о которой нельзя было говорить вслух, сменилась шоком. Наконец Майер встал, взял бутылку виски и снова наполнил бокалы.
— Кто это сказал? — спросил он. — Я считал Пола героем войны, кто сказал, что он нацист?
Мэтт объяснил ему. Майер тотчас понял последствия.
— Поэтому этот Аронсон еще крепче держал ее.
— Я говорил, что она должна избавиться от бандитов, сказать Аронсону, что не собирается подчиняться ему, уйти от Пола…
— Таков был твой совет? — тихо спросил Майер.
— Да.
— Извини, Мэтт, я знаю, что ты желал ей добра, но это дерьмо, а не совет. То, что ты хотел от Джаффи, это безумие. Катастрофа.
— Она сказала то же самое, но собиралась так поступить.
— Нет, она не стала бы делать такую глупость. Она знает этих людей, знает о существующем у них кодексе чести.
— Чести? — Мэтт скептически усмехнулся.
— Он прав, — сказала Карен. — Это не такое уж необычное явление для небольших тесно, спаянных групп.
— Это более чем абстрактное понятие чести, — сказал Майер. — Существуют жесткие правила. То, что ты предлагал Джаффи, означало предательство. Они называют это позором, бесчестьем, подлостью. Никто не может уклониться от их требований или от их мести, и жизнь подтверждает это. Она не смогла бы долго скрываться от них.
