Джудит Крэнц - Любовники
— О господи, и что нам теперь делать? — простонал Байрон. Они с трудом нашли такси и втроем втиснулись на заднее сиденье.
— Вариантов нет, Бай, — ответил Арчи. — Мы обязаны вернуть Джиджи любой ценой, это очевидная вещь.
— Арчи прав, — поддержала его Виктория. — Сию же минуту отправляйтесь в аэропорт и садитесь в ближайший самолет. Не тратьте время на отель, я выпишу вас сама. Разыщите ее и уговорите… обещайте что угодно. Без меня у вас лучше получится. Она меня не любит, а я не люблю ее, но дело свое она знает. Не раздумывая, обещайте ей все, что может склонить ее вернуться, — в том числе и партнерство.
— Меня вот что больше всего беспокоит, — угрюмо сказал Арчи, — Ривз ведь может понять — если уже не понял, — что мы ему не нужны. Он сам может нанять Джиджи, открыть собственное агентство, сделать ее главным действующим лицом, положить ей астрономический оклад и при всем том сэкономить на комиссионных.
— С него станется, — мрачно поддержал его Байрон. — Как коллекционер живописи, он отлично знает, что всегда выгодней покупать прямо у художника, чем у агента — во-первых, цена лучше, во-вторых, они обожают личные контакты, они тогда начинают чувствовать себя не столько покупателями, сколько патронами.
— Вице-президент фирмы по рекламе этого не допустит, — возразила Виктория. — Если это произойдет, то он первый кандидат на сокращение. В любом случае я не собираюсь волноваться на этот счет раньше, чем вы поговорите с Джиджи. Она уже наверняка остыла. Десять к одному, что к голосу разума она прислушается.
— А ты почему не летишь с нами? — спросил Арчи, с трудом скрывая охватившую его панику. — Ты можешь не говорить с Джиджи, но в Лос-Анджелесе ты нам не помешаешь.
— У меня сегодня встреча с Джо Девейном, — невозмутимо ответила Виктория.
— А подождать он не может? — огрызнулся Арчи.
— Нет, Джо терпеть не может, когда назначенные заранее встречи переносятся, пусть даже на полчаса. Давайте не будем забывать, что мы имеем с «Оук-Хилл» двадцать пять миллионов, не нужно пренебрегать своим первым клиентом, мальчики, менеджмент не терпит небрежности. И не надо паниковать, Арчи, это пока не боевая тревога, а учебная.
«Интересно, — подумала Виктория, — почему Ангус не оставил мне в отеле никакой записки». Она не уедет из Нью-Йорка, пока не поговорит с ним и не выяснит, как он решил вопрос с ее матерью. Никакой крупный контракт, который им надлежит добыть любыми способами, никакой Харрис Ривз с его безупречной прической и картинами Пикассо на стенах кабинета не заставит ее изменить решение.
В приемной «Оук-Хилл Фудс» Виктории пришлось ждать не дольше минуты. Кабинет Джо носил отпечаток старомодности, но у всякого посетителя эта старомодность создавала ощущение прочности и надежности фирмы, руководству которой нет нужды заботиться о том, чтобы произвести впечатление. Виктория обладала редким умением замкнуться в некую оболочку, отбросить все посторонние мысли, и сейчас утренние неприятности нисколько не сказались на ней. Ей не терпелось побыстрее исполнить свой долг перед Джо и потом со спокойной совестью начать выяснять отношения с Ангусом. Если нужно, она готова для этого явиться к нему на работу.
— Мистер Девейн просил вас подождать в кабинете, — учтиво обратилась к ней секретарша.
— А что, Глория, его нет? Кстати, как поживаешь? — Они были знакомы уже не первый год.
— Спасибо, мисс Фрост, хорошо. Мистер Девейн на минуту отошел, он сейчас придет. Вам там будет удобнее, — сказала Глория, впуская ее в кабинет и плотно закрывая дверь.
За столом Джо Девейна сидела Миллисент Фрост-Колдуэлл.
— Отлично, ты, как всегда, пунктуальна, — сказала она ровным голосом, бросив взгляд на украшенные бриллиантами часики. — Садись, Виктория. — Она с радушной улыбкой указала на кресло.
— А что… почему… зачем ты здесь? — От удивления Виктория встала как вкопанная.
— Виктория, Джо проявил любезность и разрешил нам воспользоваться своим кабинетом. Он с пониманием отнесся к тому, что мы пытаемся наладить отношения в семье, и предложил свой офис, опасаясь, что в нашей фирме будет сложнее уединиться.
— Отношения в семье? Это еще что за черт!
— А разве это не так? — шагнул вперед Ангус Колдуэлл. До этого он стоял в нише у окна, и Виктория его не заметила.
— Ангус! Ты почему мне не оставил записку в отеле?
— Он не оставил тебе записку, Виктория, потому что мы хотели поговорить с тобой вместе, — ответила мать. — Сядь, пожалуйста.
Ангус положил ей руку на плечо и подвел к креслу. От его теплого прикосновения к ней вернулись силы. Все будет в порядке. Раз мать здесь, это может означать только одно: она смирилась с неизбежностью развода и пытается сделать так, чтобы испытать меньше унижений. Это лучшее решение для разумной женщины — оставить мужа, не дожидаясь, пока он тебя бросит.
Внимательно и без тени смущения оглядев мать, Виктория вновь обрела уверенность в себе. Внезапно содрогнувшись от физического отвращения, она мысленно отметила, что эта женщина по-прежнему одевается не по возрасту. Миллисент, видимо, все еще думает, что может скрыть свои пятьдесят три года приятной нежно-розовой шелковой блузкой с закрытым воротом. Она все еще тешит себя иллюзиями, будто может затуманить критический взгляд молодого мужа кольцом с чересчур крупным рубином, бриллиантовой брошью на лацкане темно-лилового жакета и браслетами с неуместно крупными рубинами и бриллиантами, которые, однако, ничуть не скрывали вздувшихся вен. Должно быть, она по нескольку часов в день изнуряет свои стареющие мышцы гимнастикой, не отдавая себе отчета в том, что выглядит высохшей старухой. Под глазами появились новые морщинки, презрительно отметила Виктория, а для этой встречи она, кажется, специально сделала прическу.
Виктория перевела взор на Ангуса: тот придвинул себе кресло и устроился в нем боком, так что она оказалась между ним и матерью. Она пыталась поймать его взгляд. Как часто Виктория специально для встречи с ним надевала строгий черный наряд — как сегодня. Ей доставляло удовольствие отдаваться ему в полном облачении, едва войдя в дом. О, она в совершенстве овладела этим искусством — возбудить, разжечь его, а потом тянуть и откладывать, так что он уже почти переставал надеяться, — а затем уступить. Подними Ангус сейчас глаза, он безошибочно узнал бы, о чем она думает. Но он продолжал смотреть мимо, уставившись в одну точку где-то над головой жены, как если бы чувствовал себя не вправе лицезреть эту боготворимую им красоту, прежде чем ему официально не будет дано это право.
— Виктория! — Ангус нервно откашлялся. — Твоей матери известно, что на протяжении пяти лет у нас с тобой был роман. — Голос был чужой, такой решительный и резкий, что Виктория сразу поняла, что он намерен высказаться до конца. — Миллисент знает, что в это дело меня втянула ты, — продолжал Ангус, как автомат. — Она знает, как я потерял голову и позволил себе заниматься с тобой любовью, и ей известно, что наш роман продолжался до самого последнего времени, даже после того, как я попытался избавиться от тебя и услал в Калифорнию. Она знает, что периодически я теряю разум и способность сопротивляться своим сексуальным желаниям. Ей доподлинно известно, какие безумные поступки я совершал и как я, по своей преступной слабости, не сумел противостоять тебе, хотя должен был это сделать в первый же раз. После твоего звонка в Сауттемптон я ей все рассказал.
