Хербьерг Вассму - Книга Дины
Из Лео, как из церковного органа, льется музыка. То сильнее, то тише. Его голос, словно легкий ветерок, касается моей кожи. Проникает сквозь поры. Я больше не могу защищаться.
Пробст стоит у алтаря. Фигуры и изображения святых запирают меня вместе с Лео. В церковном органе. Мощные колокола сотрясают воздух.
Солнце встает из моря. Плывет морозная дымка. Мы превращаемся в прибрежные водоросли. Водоросли карабкаются по скалам, цепляются за церковные стены. Проникают через высокие окна и щели.
Мы еще колышемся, еще живы. Но вот от нас остается только цвет. Красноватый, коричневый. Земля и железо.
Тогда мы попадаем в объятия Ертрюд.
ГЛАВА 14
Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Если бы кто давал все богатство дома своего за любовь, то он был бы отвергнут с презрением.
Книга Песни Песней Соломона, 8:7Дина прикрепила шляпу двумя булавками — в Тромсё был сильный ветер. Она зашнуровала корсет так, чтобы ей было нетрудно дышать, однако чтобы грудь была поднята достаточно высоко и в случае необходимости помогла бы направить переговоры в нужное русло.
Несколько мгновений она стояла перед маленьким зеркалом в своей каюте.
Потом вышла на палубу и попрощалась со своими попутчиками и с морскими офицерами.
Матрос шел за ней на берег и нес ее тяжелые саквояжи. Раза два Дина обернулась, словно хотела помочь тщедушному матросику нести тяжелые вещи.
Теперь все дело было в цифрах, хитрости и такте. Женщина, умеющая быстро считать в уме, могла легко поставить мат тому, кто этого не умеет.
Дни в Бергене и Трондхейме многому научили Дину. Всевозможные хитрости и уловки пестрели на поверхности, как веселые нотные знаки. Ей оставалось только разобраться в них и выявить связь между ними.
— В делах следует говорить только о самом главном. Если тебе нечего сказать, лучше молчи, пусть говорит партнер. Рано или поздно он проговорится.
Таково было последнее напутствие, которое Андерс дал Дине.
Тромсё состоял из нескольких кучек белых домов, удобно расположенных между бесконечными бурлящими ручьями, сбегавшими по зеленым склонам и служившими естественными границами. Выше по склонам рос густой березовый лес. Словно перенесенный сюда из небесного рая.
Но рай здесь сохранялся только до тех пор, пока к нему не прикасалась рука человека.
Дина наняла извозчика, чтобы при ясной погоде осмотреть город. С южной стороны у городской черты, вдоль берега, тянулась дорога Тромсёстранден с двумя рядами жалких домишек.
Дальше дорога шла через Пасторский мыс, огибала пасторскую усадьбу и выходила к улице Шёгата. Самая длинная улица в городе называлась Страндгата. Параллельно ей шла Грённсгата. Дорога кончалась на площади у ратуши, стоявшей между аптекой и домом британского вице-консула Холста.
Южнее рынка бежал ручей. Минуя усадьбу Л. И. Петтерсена, он достигал моря. Ручей был удостоен названия — река Петтерсена.
Возле аптеки дорогу преграждала канава. Кучер рассказал Дине, что, когда Петтерсен устраивает балы, кавалерам приходится надевать высокие сапоги, чтобы переносить дам через эту канаву. И, несмотря на это, а может быть, именно поэтому, получить приглашение на бал к Петтерсену считается особенно почетным.
Теперь же хорошая погода и ветер осушили канаву, так что по ней можно проехать.
Дина остановилась в гостинице Людвигсена, она называлась Du Nord или Hotel de Bellevue. Здесь останавливались только состоятельные люди.
Й. — Х. Людвигсен носил цилиндр и зонтик с длинной ручкой, который заменял ему трость; он заверил Дину, что всегда готов служить ей, и поклонился. У него было широкое, внушающее доверие лицо и густые бакенбарды. Волосы были зачесаны красивой волной, их разделял безупречный пробор с левой стороны.
Несколько раз он напомнил: если фру Дине Грёнэльв что-нибудь понадобится, пусть сразу обратится к нему.
Дина отправила посыльного к двум торговцам и просила назначить ей время встречи. Так посоветовал ей Андерс.
На другое утро она получила сообщение, написанное на визитной карточке, что господин Петтерсен готов принять ее у себя в конторе. И короткое письмо, уведомляющее, что господин Мюллер ждет ее.
Господин Петтерсен встретил Дину приветливо. Он был в превосходном настроении. Его только что назначили вице-консулом в Мекленбург, и он как раз собирался отправиться туда, чтобы вступить в должность. Он хотел взять с собой жену, но оставлять дела в Тромсё не собирался. У него с братьями было собственное судно.
Дина рассыпалась в поздравлениях и стала расспрашивать о его новой должности.
Несмотря на веселый нрав, господин Петтерсен был опытный предприниматель.
Наконец Дина изложила свое дело. Спросила о капитане и снаряжении. О команде. О доле господина Петтерсена. О процентах судовладельцу. Какие, он думает, будут цены на муку? Может ли он гарантировать, что мука будет доставлена сухой?
Господин Петтерсен велел принести мадеру. Дина не возражала, но, когда служанка хотела наполнить ее рюмку, сделала предупреждающее движение рукой. Так рано она не пьет. Петтерсен взял рюмку и распорядился принести Дине чаю. Он был явно заинтересован в предстоящей сделке. Но слишком торопил события и произносил слишком много слов. Словно хотел успокоить ее, прежде чем она сама попросит об этом. Кроме того, он не мог гарантировать твердой цены на муку.
Дина внимательно посмотрела на него и выразила удивление, что вице-консул не знает цен.
Он как будто не обратил внимания на ее тон и спросил, долго ли она намерена пробыть в городе. Через несколько дней он все будет знать. Со дня на день тут ждут русские лодьи.
Рискуя испортить дело, Дина отказалась от его предложения поселиться у него в доме. Сказала, что уже нашла приют и не может от него отказаться. Большое, большое спасибо! Она непременно даст о себе знать, если решит принять его предложение купить и привезти для нее муку из Архангельска, не оговорив заранее твердую цену.
Ханс Петер Мюллер значился в списке вторым.
На другой день Дина явилась в его богатый дом на Шкиппергата. Убранство дома свидетельствовало о благосостоянии и любви к роскоши. Красное дерево. Фарфор.
Молодая, болезненного вида хозяйка, говорившая на диалекте Трёнделага, зашла в контору поздороваться с Диной. Глаза у нее были такие же грустные, как у маленького привидения в Тьотте. Она не шла, а плыла по комнате. Как будто ее поставили на постамент на колесиках и тянули его за невидимую веревку.
Шхуна «Надежда», стоявшая у причалов Мюллера, собиралась идти в Мурманск с рыбьим жиром из собственной жиротопни. Мюллер назвал Дине твердую максимальную цену. Но не скрыл, что может выторговать для себя и более выгодные условия.
