Федерико Моччиа - Три метра над небом. Я хочу тебя
— Никаких «может быть». Созвонимся! И без отговорок!
И тут, как из мути пикселей, как на слишком передержанной фотографии, как на темном квадрате полароида… Вдруг в моем мозгу четко вспыхивает… Джин. Нежная Джин, мягкая Джин, забавная Джин, чистая Джин. Она вся мне открывается, во всей своей красоте. И далекая луна, кажется, поворачивается ко мне другим своим лицом. Недовольным, неприязненным, разочарованным, преданным. И в этом бледном лунном свете я вижу все, чего ни за что не хотел бы увидеть… как по волшебству дождь вдруг ослабевает, пары алкоголя испаряются. И я, неожиданно просветленный, пытаюсь высвободиться из-под нее. Но Баби сжимает меня все крепче, она цепко держит меня, и ходит вверх-вниз, почти с яростью, она продолжает свой бег все с большей страстью, нет, она мне не даст сбежать. Мои попытки лишь усилили ее желание и она, скача на мне, наслаждается, а я задыхаюсь, она не дает мне вздохнуть. Еще, еще, еще. Она сползает в последний момент, когда я кончаю. Она довольна, умиротворена, она, наконец, насытилась, и расслабляется, лежа на мне. Она улетает, оставив на земле двух несчастных. Мое семя и мою вину. Потом тихонько целует меня, ее поцелуй пахнет непонятно чем. Я знаю только одно: от этого поцелуя я еще сильнее ощущаю свою вину. Баби улыбается мне под дождем, ее улыбка — совершенно женская, она не была такой. Она другая. Кривое зеркало того, что я так сильно любил.
— Знаешь, Стэп, мне нужно кое-что тебе сказать…
Я одеваюсь под дождем, — я так хотел бы, чтобы он был очищающим, — под этими темными тучами, взирающими на меня инквизиторским взглядом, под луной, повернувшейся ко мне разъяренным лицом. Она продолжает:
— Надеюсь, ты не разозлишься…
Я молча продолжаю одеваться. И смотрю на нее. Я? Чтобы я разозлился?
Она обеими руками отводит назад мокрые волосы. Потом склоняет голову, пытаясь придать себе детский вид. Но это уже невозможно. У нее не получается.
— Ну, так вот… я хотела сказать тебе, что через несколько месяцев выхожу замуж.
70
Глухая ночь. Клаудио исколесил весь Рим. Он все никак не может поверить, что так прокололся. Как он мог не заметить, что телефон не его, а жены. Впрочем, они абсолютно похожи. Черт бы его подрал тогда, когда он купился на ту рекламу. Это была ловушка. Он, конечно, сэкономил, но сколько ему теперь придется заплатить за все? И сколько лет он будет платить? Он даже представить себе не может, во что ему это обойдется. Но, так или иначе, надо это пережить. Сейчас два часа. Должно быть, все уже легли. Он паркуется около дома, на улице, чтобы никто не услышал, что он приехал. Потом тихонько подходит к воротам, бесшумно их открывает, закрывает так же тихо. Подходит к двери дома, тихо-тихо, медленно-медленно, аккуратно поворачивает ручку двери, стараясь не шуметь. Но щелчок замка выдает его с головой.
— Папа, это ты? — в гостиной появляется Даниела. — Привет! Я ждала тебя, не ложилась: я счастлива! Я сдала экзамены, сегодня получила оценки, ребенок чувствует себя отлично и, главное, у меня нет СПИДа!
Но Клаудио не успевает за нее порадоваться. Из темной кухни на него вылетает Раффаэлла. Она нападает на него сзади, напрыгнув почти верхом, крича, царапая ему щеки ногтями, дергая за волосы, кусая за уши. Раффаэлла превращается в гарпию, такую орущую птицу с когтями, раздирающими ему спину. Ногами она жестко обхватила Клаудио за талию и не отпускает. Клаудио тоже начинает кричать — от боли — и как умалишенный мчится по коридору на глазах у оторопевшей Даниелы, которая совершенно не в курсе происходящего и просто хотела поделиться своей радостью с родителями. Добежав до конца коридора, Клаудио резко разворачивается и прыгает в большой шкаф, открыв его плечом и сильным рывком скинув гарпию. Он оказывается среди пальто, шуб и другой одежды, падающей с вешалок. Среди запаха нафталина, среди коробок с обувью и всевозможных подарков к прошлым праздникам, уже безнадежно забытых, Клаудио удается освободиться от Раффаэллы; он выскакивает из шкафа и бежит в свою комнату. В этот момент в коридор выглядывает Баби.
— Да что тут происходит? Что, воры залезли? — она видит отца, залитого кровью. — Что с тобой случилось? Что с тобой сделали?
И тут появляется Раффаэлла.
— Что с ним сделали? Что он с нами сделал! Несколько месяцев подряд трахался с какой-то бразильянкой в железнодорожной гостинице!
С этими словами она срывает со сломанного шкафа кусок створки и пытается ударить Клаудио, но тот закрывается в комнате. Он вынимает свой чемодан. Открывает шкаф и замирает: все его рубашки, пиджаки, брюки, свитера, все его костюмы разорваны, разрезаны, разодраны на куски. Весь огромный шкаф. Клаудио берет единственную вещь, оставшуюся целой. Открывает дверь и выходит из комнаты. Баби бежит ему навстречу.
— Папа, куда ты?
— Я ухожу. Вы все меня достали. Вам не понять, что человеку нужна свобода…
Раффаэлла неожиданно нападает на него сзади, и створкой от шкафа бьет куда-то между шеей и затылком. Но Клаудио оказывается быстрее и прикрывается книгой Гоццано. А еще говорят, что литература — бесполезная вещь. Он стремительно убегает по коридору, и вот он уже почти на пороге. Но Баби догоняет его в дверях.
— Папа, кто же поведет меня к алтарю?
— Мама. Она всегда сама все решает. Пусть и этой ерундой займется она!
С такими словами он освобождается от Баби. И бегом спускается по лестнице. Пфууу. Клаудио облегченно вздыхает. Он думал, будет хуже. Клаудио спускается с крыльца, и тут на него наскакивает кто-то еще.
— Ах! — Клаудио принимает оборонительную позу.
Но это Альфредо, бывший ухажер Баби, абсолютно пьяный, с бутылкой в руке.
— Господин Джервази, вы должны мне помочь, посмотрите, на кого я похож! Вы не можете допустить, чтобы Баби вышла замуж за этого Лилло только потому, что он зарабатывает больше меня. И каким образом? Продает трусы! Ну как не стыдно? А как же наша дружба? Сколько мы соли вместе съели! Куда вы ее денете? Куда денете? Вы пожалеете! Понятно?
Клаудио смотрит на него и мучительно улыбается.
— Да я свой собственный брак не смог спасти, как я буду заниматься чужим?
— Ах вот как? Сейчас я вам покажу!
Альфредо наступает, угрожающе тряся бутылкой с пивом, и описывая вокруг Клаудио круги. Тот, недолго думая, дает ему пинка между ног. Альфредо падает на землю и сгибается пополам от боли. Клаудио пинает бутылку, и она отлетает в сторону.
— У меня и со Стэпом не было проблем, а уж с таким как ты я справлюсь!
И он уходит, счастливый, глядя на звезды и мечтая о новой жизни, ожидающей его. Правда, его немного волнует одежда — ему предстоят покупки.
