Наталья Миронова - Тень доктора Кречмера
Папа промолчал.
Да, мама умела «налаживать связи». Это Вера уже потом поняла. Мама оборудовала в санатории роскошную баню «для своих», а в «своих» у нее ходило все городское начальство. Главным преимуществом бани считались не секции с сухим и влажным паром, не бассейн с прохладной проточной водой, не обшитые эвкалиптом стены, не богатый бар, хотя все это в санаторской бане имелось и всячески приветствовалось. Выше всего и тогда, в советские годы, и после ценилась эксклюзивность. Понежиться всласть, напозволять себе довольно-таки сомнительных и рискованных удовольствий — ничего, все под врачебным присмотром! — и чтоб никаких посторонних глаз. «Вот — счастье, вот — права!» — могли бы воскликнуть вслед за поэтом городские чиновники.
Такие скандалы повторялись у родителей не раз и не два. Мама грозила, что отнимет Веру по суду.
Неужели он только поэтому… Вера почувствовала, как накатывает головная боль. Виски заломило так, что глаза заслезились. Неужели папа тогда испугался угроз? Бросил ее, оставил одну с матерью и Лорой…
Нет, он не мог, остановила себя Вера. Было что-то еще. Что же? Она думала об этом, когда папу хоронили, но так ничего и не придумала. Все-таки она тогда была еще маленькая. Но потом, позже… Ходили же разговоры…
Из порта отправляли и в порт доставляли какие-то неучтенные грузы. Папа ругался с секретарем горкома. Тот кричал — прямо у них дома! — чтобы папа не корчил из себя христосика. Вера тогда не поняла, что это значит, но запомнила. И мама секретаря поддержала, тоже кричала что-то, но папа отказался наотрез.
Через два года после папиной смерти затонул в Цемесской бухте «Адмирал Нахимов», а у Веры все перемешалось в голове.
Она сидела, обхватив голову руками, сжимая виски, словно пытаясь выдавить из себя воспоминания. Когда же это было — до или после? До. За несколько дней до папиной смерти. Поздно вечером столкнулись в море два судна: сухогруз, шедший в Новороссийск, и прогулочный теплоход. Обошлось без жертв, и вообще все было не так страшно, как на «Адмирале Нахимове», но пострадавшие были.
В городе шептались, что это не несчастный случай: суда опасно сблизились неспроста. И не в первый раз. С борта сухогруза что-то перебросили в мешке на мостик прогулочного теплохода. Налаженный канал. Ясное дело: сухогруз идет неведомо откуда, и в порту его будет крепко шмонать таможня. А прогулочный теплоход в нейтральные воды не выходит и досмотру не подлежит.
Но в тот раз контрабандисты не рассчитали расстояние, борта сблизились слишком сильно и, как говорилось на официальном языке, «вошли в соприкосновение». Сухогруз бульбом — расширяющейся подводной частью — зацепил теплоход и сильно накренил на левый борт, по инерции таща его за собой. На теплоходе люди попадали, многие переломали ноги, а кое-кто — позвоночник. У папы, вспомнила Вера, опять было крупное объяснение с секретарем горкома.
Это был всего лишь третий секретарь, отвечавший за туризм и спорт, но он славился умением хлебосольно, на широкую ногу принять в Сочи московское начальство, потому и пользовался большим влиянием. Ей было больно слушать, как он — еще молодой человек, лет на десять, если не больше, младше папы — кричит папе: «Сам виноват! Под суд пойдешь!» А папа… Вот тогда он и «развязал», снова запил.
Вера включила компьютер и нашла в Интернете ссылки на ту давнюю аварию. Их было немного, но ей и нужна-то была всего лишь одна. Это случилось двадцать второго апреля 1984 гола, а через четыре дня папы уже не было в живых. Значит…
Значит, он мог пойти под суд за то столкновение. Он же начальник порта, ему и отвечать. Мог и в тюрьму сесть.
«От большего греха убегаю». Что же он хотел этим сказать? Теперь уже не узнать. «Как мог, я любил тебя».
Вера так долго сидела в кабинете, что Антонина Ильинична встревожилась и робко постучала ей в дверь.
— Верочка, с тобой все в порядке?
— Все в порядке, — решительно ответила Вера.
Она бережно сложила бумаги и вещи, спрятала их в домашний сейф и вышла. Чего бы ни хотел от нее отец, подумала она, теперь было уже слишком поздно. Она навсегда покинула тот дом.
О самоубийстве отца и о его странной последней воле Вера не решилась рассказать даже Николаю после примирения. Но зато теперь у нее было прошлое, и она могла с гордостью рассказать о нем своим детям.
* * *Лидия Алексеевна появилась в банке на удивление быстро: видимо, охранник-водитель знал, как объезжать пробки. Вера пошла встречать гостью с высоко поднятой головой. Только теперь она по достоинству оценила завещание отца.
Умирая, он вложил ей в руки мощное оружие, и не важно, что оно попало к ней с опозданием. Главное, оно оказалось у нее в самую нужную минуту. Теперь она знала, как противостоять матери.
Введя Лидию Алексеевну в переговорную комнату, секретарша Лена сказала:
— Водитель спрашивает, ему ждать?
— Нет, не ждать, — ответила Вера и вручила Лене пятисотрублевую купюру. — Поблагодарите его, пожалуйста, от меня и отпустите. — Она выждала, пока за секретаршей не закрылась дверь. — Здравствуй, мама. Проходи, садись. Чему я обязана таким визитом?
На Лидию Алексеевну явно произвели впечатление и размеры помещения, и обстановка. Малую переговорную комнату никак нельзя было назвать тесной. Здесь стояли два стола, составленные буквой «Т», и не менее дюжины глубоких удобных кресел. Стены были обшиты панелями натуральной древесины, на дальней, напротив председательского места, висела большая и яркая абстрактная картина в тяжелой раме. Это была картина трагически погибшего художника Бориса Татарникова — одно из приобретений, сделанных банком с Вериной подачи. Обстановку оживляли и прекрасно ухоженные растения в горшках. В углу стоял двухкамерный охладитель воды. Когда дверь закрылась, в комнате наступила особая «начальственная» тишина, какая бывает лишь в помещениях с хорошей звукоизоляцией.
«Сет» из искусственных сапфиров на месте, в свою очередь, отметила Вера и порадовалась, что не надела в этот день кольцо Галыниных. Сравнение было бы не в пользу Лидии Алексеевны.
Вера не стала садиться во главе председательского стола, а выбрала себе кресло сбоку и указала матери место напротив.
— Да оставь ты этот чемодан, садись.
Лидия Алексеевна села. Она не видела дочь тринадцать лет и теперь не узнавала свою серую мышку. Перед ней сидела уверенная в себе, элегантно одетая, прекрасно причесанная женщина с безупречным маникюром на длинных, точеных пальцах. Заметив обручальное кольцо, Лидия Алексеевна наконец нашла, что сказать:
— Так ты все-таки вышла за него замуж.
