Биверли Бирн - Огненные птицы
– Значит, надежд никаких, так следует понимать ваши слова? – едва спросил Томас.
– Никаких, – повторил искусствовед.
– Может быть, вам следовало бы взглянуть на него при другом освещении? – поинтересовалась Джейн. – Сегодня день такой пасмурный.
– Миссис Кент, простите меня, но я не думаю, что эта картина нуждается в каком-то более пристальном изучении.
Это было смертным приговором этому пейзажу.
Так что рассчитывать на то, чтобы выбраться из финансового кризиса с помощью Констэбля не приходилось. И в один прекрасный день Томас Кент отправился в свой бостонский офис и там повесился.
Хоронили его в первый понедельник мая, в фамильном склепе Кентов на кладбище конгрегационной церкви. День был яркий, солнечный, по лазурному небосводу неслись легкие пушистые облачка. А семнадцатилетняя Аманда от души желала, чтобы лил дождь. Если бы он был, то вероятно, никто бы не смог заметить, что она не пролила ни слезинки по своему внезапно отошедшему в мир иной отцу.
– Я ничего не могла с собой поделать, – каялась она позже своей матери, когда они остались одни в большом доме.
– Пойми, я ничего не испытываю к нему, кроме злости, за то, что он бросил нас на произвол судьбы.
Но Джейн отличалась большей терпимостью, чем ее дочь.
– У каждого есть точка разрушения, – сказала она. – Когда дальше выдержать уже невозможно. И наш папа дошел именно до этой точки.
Аманда имела орехового цвета волосы с несколькими русоватыми прядями. Прическу она носила под пажа – ее изумительные волосы падали ей на плечи чуть вьющимися локонами. Сейчас она нервными движениями отбрасывала их со лба.
– Ведь он оставил меня ни с чем! Мама, я не могу этого вынести. Что люди скажут! Что нам теперь делать?
– Люди скажут то, что склонны говорить всегда, чуточку правды, покрытой чудовищно толстым слоем того, что породило их воображение. А делать нам теперь ничего не остается, кроме как потуже затянуть пояса и сделать свой выбор… Тот, который уже не смог сделать наш отец.
Четыре дня спустя уже полным ходом шли переговоры с их адвокатом о продаже участков вокруг их дома с целью выручить деньги для покрытия наиболее зловредных и срочных долгов. К счастью, нашелся покупатель, который издавна мечтал о том, чтобы их приобрести. Оказывается, Великая Депрессия оставила после себя не только экономические трупы. И поэтому Джейн без колебаний согласилась на ту цену, которая в лучшие времена была бы в два раза больше.
– Нищие не выбирают, – сказала она тогда своей дочери.
– Не получится из меня нищенка, мама, – прошептала девушка. – С этим я никогда не смогу смириться.
Сказано это было с такой внутренней убежденностью и с таким отчаяньем в голосе, что матери ничего не оставалось, кроме как принять эти слова дочери всерьез.
– Верю, – пробормотала Джейн. – Вероятно, не сможешь. И папа тоже не смог.
В тот раз Джейн больше ни слова не сказала на эту тему, но думала над этим очень много. Проявление малодушия и слабости со стороны покойного мужа не были для нее неожиданностью. Уже в первые годы их супружества Джейн поняла, что Томас был тем человеком, который держался на плаву лишь благодаря своему громкому имени, богатству, которые были им унаследованы и обеспечивали ему соответствующий социальный статус. Может быть, и Аманда страдала тем же ущербным восприятием действительности?
Джейн, как могла, поддерживала былой статус-кво путем фанатичного следования давно заведенной рутине, обед подавался как и прежде в столовой в час дня. Это правило было и оставалось непреложным. Ничего не изменилось даже в день похорон Томаса, разве что в тот траурный понедельник Аманда и Джейн восседали за столом красного дерева вдвоем и еду подавала им лишь одна служанка, которая и готовила обед. Она поставила перед ними тарелки с тушеной говядиной и картофельным пюре с морковью.
– Ешь, Аманда, тебе необходимо поесть, – говорила Джейн, видя как дочь ковыряет кусок говядины в тарелке. – Папа никак не рассчитывал заморить тебя голодом, уходя в могилу.
Но плохой аппетит Аманды объяснялся не скорбью о внезапно умершем отце и мать ее это отлично понимала. Джейн скорее сама выбрала для дочери приличествовавшую случаю отговорку. Аманда ничего не ответила и в столовой среди витражей и синих китайских фарфоровых ваз повисла напряженная тишина.
– Мне кажется, что обивка этих стульев свое отжила, – заметила Джейн после того, как молчание затянулось. – Она настолько износилась, что уже не сможет служить дальше.
Аманда обвела взглядом стулья.
– Да, – с печалью в голосе согласилась она, – отжила.
Аманда всегда восторгалась тем, что жила в самом красивом доме из всех в Филдинге. А в последние годы, когда удавка на шее ее отца стала затягиваться все туже, средств для поддержания этого дома в надлежащем виде становилось все меньше, их приходилось урезать, экономя буквально на всем. Еще одно обвинение против него.
– У тебя нет никого, кто мог бы изготовить новую обивку для них?
Джейн вздохнула.
– Я должна буду обойтись сама, у меня есть коричневый материал, который должен подойти. Нет возможности сейчас заплатить за такую работу. Ты просто не желаешь этого понять? Я не права?
– Права. Я никогда этого не могу понять и не понимала. – Аманда положила вилку на скатерть.
Если бы она была менее воспитанной девушкой, она с шумом грохнула бы ее о стол.
– Послушай, у меня есть одна идея. Почему бы нам не продать Констэбля? Он ведь, наверное, немало стоит?
– Нет, наш Констэбль не стоит и гроша, – тихо ответила Джейн. – В декабре папа провел консультацию с экспертом. Это всего лишь подделка. Если бы это было возможно, мы сумели бы многое спасти. – Голос ее чуть дрогнул. – И отец твой сидел бы сейчас с нами.
Столкнувшись с таким противоречием, Аманда не смогла выговорить ни слова.
Позже, когда мать и дочь удалились в гостиную для питья кофе – заключительной части обеденного ритуала в доме Кентов, Джейн вернулась к теме начатого разговора.
– У меня есть план, Аманда, и денег на его осуществление потребуется не очень много. Зато многое будет зависеть от тебя самой.
– Каким образом это будет зависеть от меня? И что это за план?
У Джейн было такое чувство, какое бывает у человека, решившегося, наконец, прыгнуть в ледяную воду…
– Я полагаю, что тебе следует уехать из Филдинга. Недопустимо опускаться ниже того уровня, на каком ты здесь находишься. Если же ты останешься здесь, это неизбежно произойдет.
Глаза Аманды были серого цвета, сейчас, когда она пристально смотрела на свою мать, они сузились.
– Уехать отсюда, но куда? В Бостон?
