Лайонел Шрайвер - Цена нелюбви
Может, я слишком придираюсь к снедаемым любовью подросткам, но, что касается убийц, Дэвиса можно назвать джентльменом. Он оставил в своей машине записку, в которой уверял родителей и бывшую подружку в любви к ним. Сделав дело, он положил винтовку, сел рядом с ней и обхватил голову руками. Так он и сидел до прибытия полиции и, как сообщалось в газетах, «сдался, не оказав сопротивления». В тот раз, против обыкновения, я была тронута. Я реально представляла себе ту картину: Дэвис понял, что совершил глупость, он заранее понимал, что это глупо. И весь свой пожизненный тюремный срок он будет пытаться разгадать тайну одновременной истинности двух этих фактов.
Тем временем в Спрингфилде, Орегон, юный Кипленд Кинкел сделал выводы: убийство одного одноклассника больше не является дорогой в бессмертие. Всего через три дня после того, как Джейкоб Дэвис разбил сердца любимых родителей, тощий остролицый пятнадцатилетний Кинкел повысил ставки. Около восьми утра, как раз, когда одноклассники из Ферстон-Хай покончили с завтраком, Кинкел спокойно вошел в школьный кафетерий с ружьем 22-го калибра, 9-миллимметровым «глоком» и полуавтоматической винтовкой 22-го калибра под теплой полушинелью. Вытащив первым самое эффективное оружие, винтовку, он открыл огонь. Посыпались оконные стекла, ученики бросились под столы. Под градом пуль в кафетерии пострадали, но выжили девятнадцать человек. Еще четверо получили ранения, когда в панике выбегали из здания. Один умер на месте, второй умрет в больнице, третий также погиб бы, если бы в полуавтоматической винтовке Кинкела не закончились патроны. Дуло винтовки было прижато к виску жертвы, но раздались лишь сухие щелчки.
Пока Кинкел в спешке вставлял вторую обойму, шестнадцатилетний Джейк Райкер, член школьной команды борцов, уже получивший пулю в грудь, бросился на убийцу. Кинкел выхватил из кармана пистолет. Райкер выдернул оружие из рук убийцы, получив еще одну пулю в ладонь. Младший брат Райкера бросился на стрелка и помог свалить его на землю. Когда в свалку бросились другие учащиеся, Кинкел выкрикнул: «Застрелите меня, застрелите меня немедленно!» Учитывая все обстоятельства, удивляюсь, что они это не сделали.
О, между прочим: оказавшись в участке, Кинкел посоветовал полицейским проверить его дом — милый двухэтажный дом в окружении пышных елей и рододендронов, — где и были обнаружены застреленные пожилые мужчина и женщина. День или два пресса ловко обходила вопрос о том, кто эта пара, пока бабушка Кинкела не опознала тела. Я несколько обескуражена; неужели полицейские думали, что в доме Кинкела живет кто-то, кроме его родителей?
Тема оказалась неисчерпаемой, мораль — очевидной. Маленький Кипленд в изобилии подавал «предупредительные сигналы», не воспринимавшиеся с достаточной серьезностью. В средней школе его выбрали «Самой вероятной кандидатурой на развязывание Третьей мировой войны». Недавно он представил в классе проект, как сконструировать бомбу. В основном он предпочитал направлять свою склонность к насилию в русло самых безобидных школьных работ. «Если задавали написать о том, что можно сделать в саду, — сказал один из учащихся, — Кипленд расписывал, как скосить садовников». Хотя по жутковатому совпадению инициалами Кипа Кинкела также были КК, всеобщая неприязнь к нему была так велика, что даже после спектакля в кафетерии одноклассники не дали ему прозвища. И самый убийственный факт: накануне устроенной им бойни его арестовали за владение украденным огнестрельным оружием и всего лишь сдали на попечение родителям. Все поняли: опасные учащиеся выдают себя. Их можно выследить, следовательно, их можно остановить.
Большую часть того учебного года администрация школы Кевина действовала в соответствии с этим предположением, хотя известия о каждой новой стрельбе усиливали паранойю. Гладстон-Хай перешла на военное положение, разве что с маккартистским внутренним врагом. Учителей снабдили списком отклонений в поведении, которые необходимо выявлять, и на школьных собраниях учеников науськивали сообщать администрации даже о вскользь брошенных или «шутливых» угрозах. Сочинения исследовались на нездоровый интерес к Г итлеру и нацизму, что создавало сложности в изучении европейской истории XX века. Точно так же особое внимание уделялось сатанизму, поэтому, например, Роберта Беллами, известного как Бобби Билзебаб, вызвали к директору объяснить — и изменить — прозвище. Царил тягостный буквализм, поэтому, когда возбужденная школьница крикнула подруге по волейбольной команде, пропустившей мяч: «Я убью тебя!», ее отправили к психологу и исключили до конца недели. Спасения не было даже в метафорах. Одного благочестивого баптиста из класса Кевина дернуло написать в сочинении: «Мое сердце — пуля, и Бог — мой меткий стрелок», так учительница тут же отправилась к директору и отказалась вести урок английской литературы в этом классе, пока мальчика не переведут в другой. Волна тупости докатилась и до начальной школы Селии: мальчика из ее первого класса вышибли на три дня за то, что он указал на учительницу куриной ножкой и сказал «пиф-паф».
Судя по тревожным коротким заметкам на боковых полосах «Нью-Йорк тайме», подобное творилось по всей стране. В Гаррисберге, Пенсильвания, четырнадцатилетнюю девушку раздели догола и обыскали — раздели догола, Франклин, и временно исключили из школы, после того как во время обсуждения школьных массовых убийств в классе она сказала, что может понять, почему срываются в конце концов дети, которых вечно дразнят. В Пончатула, Луизиана, двенадцатилетнего пятиклассника на две недели засунули в тюрьму для несовершеннолетних за то, что в очереди в столовой он предупредил своих одноклассников, что «достанет их», если они не оставят ему достаточно картошки. Эти слова сочли «террористической угрозой». На двухстраничном сайте Buffythevampireslayer.com парень из Индианы изложил теорию, наверняка посещавшую головы многих старшеклассников, мол, учителя — дьяволопоклонники. Неудовлетворенные простым временным исключением, его учителя подали федеральный иск, обвинив и мальчика, и его мать в клевете и причинении морального ущерба. Другого тринадцатилетнего мальчика исключили из школы на две недели потому, что на экскурсии в Национальный музей атома в Альбукерке он громко спросил: «Нас научат делать атомную бомбу?», а другой мальчик получил строгое предупреждение от школьного администратора только за то, что носил с собой учебник химии. По всей стране подростков выгоняли из школ за ношение тренчей, как у Кипленда Кинкела, или просто за то, что они одевались в черное. Лично мне больше всего понравилось сообщение об исключении девятилетнего мальчика после классного проекта о многообразии и азиатской культуре, для которого он придумал фразу печенья-гаданья: «Ты умрешь почетной смертью».
