Кристен Каллихен - На крючке (ЛП)
- С тех пор, как он стал целовать мою девушку? - предлагает Дрю с фальшивым довольством.
Я изумленно смотрю на него. Это не Дрю. Он не такой собственник и не настолько иррациональнен. Он не отворачивается от друзей.
- Ты будешь сожалеть об этом заявлении, - говорю я тихо. - Ты осознаешь, каким дерьмом ты был.
Его губы сжимаются в линию, но в коридоре как раз появляется Грей. Он смотрит на нас, продолжая шагать.
- А сейчас, - говорит Грей, словно ничего не случилось. - Давайте готовить.
Дрю угрюм все то время, что Грей готовит. Он все еще угрюм, когда мы садимся за стол. И когда едим.
Моя рука сжимает салфетку, и я борюсь с желанием швырнуть ее ему в голову. Все, что я могу сделать - это пытаться поддержать напряженный разговор с Греем.
- Все в порядке, - говорю я ему, - ты приготовил восхитительную лазанью. Она не так хороша, как у моей мамы, но пойдет.
- Не убивай меня своей похвалой, - Грей смеется, а затем качает головой. - Я даже не пытаюсь превзойти твою маму итальянку в приготовлении лазаньи, Джонс. Так что обсуждать это - сплошное безумие, - он шевелит бровями. - Но я принимаю твои слова, как комплимент.
Дрю фыркает. Звук резкий и внезапный.
- Джонс?
Джонс - это мое прозвище, которое использует Дрю. Но я не думала, что он будет против его использования другими. Дрю смотрит прямо на Грея, и моя грудь сжимается.
- Знаешь, я думал, что тебе не нравится моя девушка.
Я хмурюсь на Дрю. Кажись, быть кретином - его девиз на сегодняшний вечер. Приятно знать.
Грей даже не шелохнется.
- Нет, мужик, - усмехается он, отвечая, - все в порядке. Мы с Анной сошлись, готовя пирог.
Он пытается успокоить Дрю, но даже я знаю, что это не поможет.
Скулы Дрю становятся красными.
- Очевидно, что так, - говорит он, усмехаясь.
Плечи Грея напрягаются, когда он, не двигаясь, смотрит на Дрю. Его голос пропитан холодом, когда Грей говорит следующее:
- Что ты подразумеваешь, мужик?
- Грей, он не... - начинаю я, но он поднимает руку, не сводя глаз с Дрю.
- Позволь ему сказать, что он хочет, Анна, - ноздри Грея немного раздуваются. - Что ж, скажи мне, ты обвиняешь меня в попытке подкатить к твоей девушке? - он злится сильнее, чем я когда-либо видела, но за злостью скрывается боль. Я ранила их обоих.
Мышцы вдоль предплечий Дрю напрягаются, когда он сжимает руки в кулаки. Они смотрят друг на друга, почти четыре сотни фунтов мышц с примесью агрессии в виде двух мужчин. Никто из них не готов первым разорвать зрительный контакт. Когда Дрю делает резкое движение, я вздрагиваю.
Его кулак ударяется о стол, в результате гремят тарелки.
- Нет, - восклицает он, резко вдыхает и вскакивает из-за стола. - Нет, все нормально? - он движется со своей обычной грацией, когда распрямляет плечи, ударяя ногой о стул. - Я просто на хрен устал, что вы двое пытаетесь исправить меня у меня же за спиной.
За спиной? Я почти выкрикиваю эти слова, потому что неистово злюсь, но сдерживаюсь, не желая ругаться при Грее.
Грей фыркает.
- Мы пытаемся тебе помочь.
- Ну, нет.
- Да, пошел ты, Бэйлор. Именно так и поступают друзья.
Дрю стискивает зубы.
- Со мной все в порядке. Или вы ожидаете, что я буду вальсировать тут кругами, разбрасывая маргаритки из своей задницы?
- Меня не волнует, что ты там достаешь из своей задницы, - говорит Грей, - пока ты не обвиняешь меня в предательстве моего лучшего друга.
Дрю вздрагивает, его губы кривятся. Но он не извиняется. Он просто уходит, решительным неуклюжим и полным злобы, шагом.
- Я иду спать, - говорит он, не оглядываясь.
Грей встает.
- Я лучше пойду.
- Не волнуйся. Делай все, что пожелаешь, - Дрю останавливается возле двери в нашу комнату. Он не оборачивается, но его рука с силой сжимает дверную раму. - Спасибо за ужин, - слова грубые и явно исходят от него по привычке, а затем Дрю закрывает за собой дверь, и в тишине дома раздается глухой звук.
Мои плечи опадают.
- Прости за это, Грей.
Он качает головой, а его голубые глаза полны боли и злости.
- Я ожидал чего-то подобного. Странно, что он до сих пор не намекал на это.
- Ты же знаешь, что он не имел этого в виду, - я не уверена, правдивы ли мои слова. Я знаю, что если Дрю был бы прежним, он бы никогда не стал ссориться с Греем.
Грей качает головой.
- Он не подозревает нас, - его голос низкий, словно парень не хочет, чтобы Дрю его услышал. - Он ревнует тебя ко мне, что по сути просто отстойно.
Я хмурюсь, а он вздыхает.
- Он сейчас уязвим, Анна. А я нет. Все просто, - Грей пожимает плечами и кивает в сторону двери. - Заставь его поговорить с врачом. Я не виню его за то, что он избегает этого, - глаза Грея прищуриваются с намеком на веселье, - он пережил слишком много первоклассного дерьма.
АННА НЕ ПРИХОДИТ в спальню, когда Грей уходит. Я не удивлен. Я облажался. Хуже того, я знал, что делал, осознавал каждый свой шаг. Словно умного рационального Дрю закрыли на замок внутри моей головы, пока Дрю-мудак спокойно правил.
Лежа на кровати, я смотрю в потолок и ругаю себя за то, что был идиотом. Снова. Здесь почти кромешная тьма, потому что Анна настаивает на том, чтобы закрывать жалюзи и занавески. Очевидно, ей нравится спать в полнейшей темноте, словно мы находимся в утробе матери.
И в настоящее мгновение мне нравится этот мрак. Было бы хорошо забыться.
Линия лунного света пересекает кровать, когда Анна открывает двери. Должно быть, у нее ночное зрение убийцы, или она на половину вампир, потому что девушка не включает свет, когда крадется через комнату в ванную.
Мое сердце гулко бьется в груди, отдавая шумом в ушах, пока я слушаю, как бежит вода, и жду ее возвращения. Намек тренера так и всплывает у меня в голове. Терапия? Я не ранен, по крайней мере, не умственно. Ага, у меня предрасположенность к чрезмерному анализу, но я точно не был поклонником консультаций.
- Расскажи мне о своих родителях, Дрю.
- Они умерли, док. Что еще вам нужно знать?
- Как ты себя чувствуешь?
Словно я падаю в глубокую черную дыру.
Как я чувствую себя сейчас? Словно я падаю в глубокую черную дыру.
Неосознанно мои пальцы сжимают простыни. Я вынуждаю себя отпустить их и успокоиться. Это просто чертова сломанная нога. Она заживет. Я вернусь в форму.
Делаю еще один вдох, и я на поле, запах травы с мелом и моего собственного пота ударяют в нос. Я слышу шаги защитников, ощущаю, как их ноги ударяются о землю, когда они подходят ко мне. Мой желудок сжимается, кислота поднимается, неся с собой глубокий ужас, и я знаю, что этот отстой сейчас превратиться в катастрофу. А затем меня пронзает острая боль, и я слышу, как ломается моя кость, словно твердая древесина. Живот пронзает боль.
