Рози Томас - Год любви
И все же надо попытаться заставить ее нарушить данное слово! Он должен это сделать, потому что без памяти влюблен в нее. Более того, он уверен, что и она его любит! Тома очень расстраивала мысль, что в этом замешан Дарси, он переживал за Дарси больше, чем за себя.
Том стоял у ворот: именно сюда он привел когда-то Элен, чтобы она спасла Оливера и спектакль. За воротами начинался величественный Кентерберийский Двор. Каменный вазон, в котором росли ноготки, резко выделялся на общем фоне, над цветами, жужжа, кружили пчелы. Успокоенный этим ленивым жужжанием, Том поглядел вверх и увидел, что занавески на большом окне Оливера задернуты. Он сразу нахмурился и взбежал по лестнице, перемахивая через две ступеньки.
– Оливер!
Первая дверь оказалась открытой, другая распахнулась, едва он к ней прикоснулся. Том тяжело перевел дух и огляделся. В темноте белела голова Оливера и поблескивал голубоватый экран телевизора. Профиль Богарта занимал весь экран… Оливер повернул голову, вглядываясь в темноту.
– Харт? Спасибо, что зашел, – Оливер потер лицо. – Ну, почему мне совершенно нечем заняться, остается только смотреть старые фильмы? Куда все подевались?
Том отдернул занавески, в комнате стало светлее.
– Нечего тебе сидеть в темноте.
– Это соответствует моему настроению в последнее время. Я рад тебе. А то я уже начал страдать от одиночества.
Для Оливера это было редкое признание, друзья серьезно посмотрели друг на друга.
– Ты готовился к экзаменам? – без обиняков спросил Том.
– Совершенно не готовился.
– Ты что ж, просто так будешь сидеть на экзаменах?
Оливер пожал плечами.
– Это не имеет ни малейшего значения. Ладно. Что будем делать?
Том взял с подноса бутылку виски и щедрой рукой наполнил два бокала.
– Я думаю, нужно повеселиться в последний вечер. Оливер с отвращением посмотрел на свой бокал и тут же одним махом осушил его.
– В последний вечер?
– Да, – Том резко отвернулся к окну. – Я думаю, другого такого не будет. Как бы все ни обернулось.
Оливер поставил бокал.
– Тогда давай повеселимся как следует! – к нему вдруг вернулась былая бодрость. – Вперед!
Когда Том впоследствии вспоминал этот вечер, ему приходило на память то, как Оливер вел себя за обедом: он был обворожителен, настаивал, что им нужно попробовать еще один пудинг и выпить хотя бы одну бутылку «Шато Найрака». Потом он повел Тома в бар «У Винсента» и был забавно напуган тем, что там полным-полно пьяных студентов, которые уже сдали экзамены.
– Фи, веселиться по этому поводу – это дурной вкус! – пробормотал он и увел Тома в более темный и изысканный клуб, где заказал прекрасный, вкусный и абсурдно дорогой портвейн, а затем откинулся на спинку сиденья и, выпустив облако сигаретного дыма, улыбнулся приятелю.
Впервые за много месяцев Тому было легко с ним общаться. Он вновь вспомнил, чем ему когда-то так полюбился Оливер. Даже приканчивая вторую бутылку портвейна, и несмотря на то, что в глазах его появился пьяный блеск, а на лбу выступили капли пота, Оливер все еще оставался остроумным аристократом, который когда-то приобщил Тома, чувствовавшего себя здесь после Нью-Йорка не в своей тарелке, к таинственной внутренней жизни Оксфорда.
Том пил с ним наравне, но не мог спокойно забыться, как это умел делать Оливер. Его осаждали воспоминания, а от спиртного просто началась головная боль. Они уже почти осушили вторую бутылку портвейна, когда Том, помявшись, достал из бумажника газетную вырезку. У него вдруг возникла настоятельная потребность поговорить с Оливером, но он смущался, как подросток. Вместе с головной болью росло раздражение, и Том отставил в сторону свою рюмку.
– Ты видел это?
Оливер взглянул и увидел, что Том держит в руках вырезку из светской хроники «Таймс». Он насмешливо фыркнул.
– Нет, конечно! По-моему, это не стоит нашего внимания.
– Да ты посмотри, черт побери!
Оливер, прищурившись, поглядел туда, куда ткнул пальцем Том – на первое объявление о предстоящих бракосочетаниях.
– А, понятно… Ну, так это не новость… Что тебя так взволновало, черт побери? – Оливер посмотрел на мрачное лицо Тома, и в его глазах медленно забрезжило удивленное понимание. – А… Ага… Но до чего ж это на тебя не похоже! Да, тяжко тебе… но согласись, это еще и ужасно забавно!
Оливер откинулся назад, сидя на бархатной банкетке, и громко расхохотался. Том нетерпеливо оборвал его, не дав посмеяться всласть.
– Но почему именно сейчас? Зачем объявлять об этом сегодня? Я думал, они хотят подождать. Я думал, у меня еще есть время.
– Почему? Ах, ну, конечно же, из-за мамы! Она ведь категорически против. Дарси, очевидно, считает, что он таким образом заставит ее согласиться.
Когда смех Оливера стих, Том нагнулся к нему через стол и настойчиво сказал:
– Послушай! Я прошу тебя как друга. Как его брата и… как друга Элен. Скажи, что мне делать: пожелать им всяческих благ и по-джентльменски удалиться? Или поступить так, как велят мне все мои инстинкты и увести ее от него?
Оливер сощурился и задумчиво пожевал сигару.
– Если я не ошибаюсь, – плавно произнес он, – это больше зависит от Элен. Или я не прав?
Том посмотрел на него сквозь сигарный дым.
– Мне кажется, я знаю, чего хочет Элен, – сказал он, обращаясь, в основном, сам к себе. – И это не Дарси.
Наступило недолгое молчание.
– В таком случае, – сказал Оливер, – с какой стати ты спрашиваешь моего совета? Если ты не хочешь больше вина, я с твоего позволения допью эту бутылочку.
Однако Том схватился за горлышко бутылки, не давая Оливеру ее забрать.
– Я не спрашиваю тебя! Я просто сейчас сообразил, что мне делать, и сообщил тебе об этом. И бутылку ты не допьешь, потому что ее допью я!
Оливер зевнул.
– Как хочешь. Только перестань обращаться со мной как со смертельно больной тетушкой.
Том рассмеялся, поняв, что ему открыта «зеленая улица». Головная боль моментально прошла. На мгновение ему показалось, что все легко и просто, и его буквально захлестнула любовь к Оливеру, к этой темной комнате, ко всему миру. Он будет с Элен! Он не даст ей ускользнуть, потому что не может жить без нее.
– Нам еще не пора, как по-твоему?
Их начала постепенно обволакивать теплая пелена пьяной эйфории.
– Нет, решительно нет!
Гораздо позднее они вместе ковыляли к колледжу Крайст-Черч. Впервые за много месяцев им было легко вдвоем. Оливер казался прежним, жизнерадостным сорви-головой.
«Если он все еще бывает таким, – мелькнула у Тома смутная мысль, – значит, дело не так далеко зашло!»
Они, громко топая, прошли мимо будки привратника, старательно призывая друг друга к тишине и подавляя взрывы хохота, словно расшалившиеся школьники.
