Отпускай (СИ) - Сурмина Ольга

Она уже давно отвыкла оттого, что её носят на руках. На спине. Отвыкла, и с некоторым негодованием смотрела на ступени под собой. Чувствовала отчуждение и печаль, оттого что мужчина с больной ногой вынужден тащить её на себе.

Большой и теплый, как и всегда. С сильными руками, ей казалось, он мог нести её только на одной, просто прислонив к телу. Тридцать восемь килограмм — это было легче гирь, с которыми Нейт занимался спортом. Легче отжиманий на одной руке. Девушка высохла и превратилась в хрупкую ветку, и мужчина с плохо скрываемой горечью смотрел на это зрелище. Всегда боялся, что она превратиться в нечто такое, и вот это случилось.

Никакой радости от её абсолютной беспомощности так и не пришло. На это просто было больно смотреть. На синяки под глазами, на выпирающие суставы и тазовые кости. Он будет любить её любой. Хотеть… любой. Но видеть, как самого дорогого человека разъедала болезнь, было невыносимо. Штайнер твердил себе, что это не продлиться вечно. Что, со временем, на ней вновь появится здоровый румянец, а тоненькие ручки и ножки снова станут плотнее, и будут беспроблемно служить своей хозяйке.

Если б он мог, он поделился бы с ней своим здоровьем, но он не мог. Мог только заботиться, и говорить слово «русалочка» вместо слов «калясочный инвалид».

— Я из спальни гостевую сделал. — Мужчина осторожно поднес девушку к комнате и приоткрыл дверь. На месте, где раньше была постель, теперь был небольшой комод с зеркалом, узкий гардероб, а у окна стояла небольшая полутороспальная кровать. На стене рядом висело несколько бессмысленных пейзажных картин в белых аскетичных рамках. — Потому что… почему бы и нет. Раскинул новые розетки, переклеил пару полос обоев. Работы было на два дня.

— Красиво. — Эмма медленно кивнула, пока взгляд скользил по помещению. Вроде бы знакомо все, а вроде бы нет. Странное чувство.

— Спальня теперь напротив. — Он мягко улыбнулся и вновь вынес девушку в коридор. Приоткрыл другую светлую дверь, медленно вошел внутрь.

Белая двуспальная кровать. С балдахином, прямо как нравилось. Только совсем другая, не та, какую Фастер помнила. С кованными, белыми, металлическими накладками на бежевом дереве, с металлическими листочками со всех углов. Такой же светлый, прозрачный балдахин, но на этот раз с едва заметными, матовыми цветами на ткани. Нейт хотел, чтобы ей понравилось. Прямо пытался.

— Если будет цепляться, или раздражать, я все могу переделать. — Засуетился он. — Просто тебе… нужно сейчас спать на нормальном спальном месте. Я не понесу тебя в швейную на твой крошечный диван.

— Ладно. — Эмма отчужденно пожала плечами. Действительно красиво. Телевизор теперь стоял на белом полукруглом столике, что был напротив кровати. Прикроватные тумбы стали цилиндрическими, с ручками на ящичках в виде небольших цветочков, белые обои тоже покрывали матовые, бежевые, едва заметные цветы. Чуть-чуть качались темно-зеленые шторы. Сверху, на раме балдахина висела едва заметная музыка ветра. Деревянные полые трубочки издавали приятный, хотя и странный звук.

— Все теперь по-другому. — Тихо продолжал Штайнер. — Я думаю, это не плохо. Теперь все на самом деле на своих местах.

На окне, в небольшом белом горшочке стоял пузатый кактус с нежными маленькими колючками. Правда, он не цвел. Почему-то.

* * *

На новом месте даже в теплой кровати с пушистым хрустящим одеялом спалось, отчего-то, плохо. Хотя звезды теперь падали с неба вместо снега, кондиционер чуть-чуть освежал теплым ветерком, но не дул и не сквозил. Пахло стиральным порошком. Свежо, чисто, уютно, красиво. Так почему сна не было?

Может, потому что кто-то лежал рядом. Практически не шевелился, чтобы случайно не лечь на хрупкую конечность и не повредить её. Вроде бы спал, но Эмма не могла этого точно знать. Хотела немного отодвинуться, но больше оттого что с ним просто было жарко. Нейт — ходячая печка. В холодные дни приятно, но чаще жарко. Иногда душно, даже.

Он бесцеремонно улегся рядом, сказав, что ночью ей может потребоваться поход в уборную, или вода, чтобы попить, или внезапно станет плохо. Легко погладил по голове, взял за руку. Выключил свет и закрыл глаза. Спал? Фастер казалось, что нет. Ну и чем тогда это место лучше швейной, если теперь не уснуть? Сложно было ответить на этот вопрос.

Не уснуть. Сердце качало по венам волнение вместо крови, иногда по спине полз холодный озноб. Страшно не было, но все равно сводило живот. Иногда накатывала какая-то тяжелая, безнадежная грусть, но она тут же уходила. Все действительно по-другому. В целом.

— Не спиться? — Глухо послышалось сзади. — Принести тебе успокоительное? Могу… заварить ромашковый чай.

— Нет, нормально. — Эмма слегка поежилась. — Правда нормально. Я наверно просто отвыкла от дома.

— Это новая комната. К ней тоже нужно привыкнуть. — Мужчина придвинулся со спины и приобнял. Горячая ладонь скользила по животу, но не поднималась наверх и не опускалась вниз, он просто поглаживал кожу над ногами.

Она несколько раз кивнула. Нервозность постепенно отступала, однако сердце все еще сжималось. Все еще неустанно долбило мышцы и кости изнутри. Это поглаживание, все же, было приятным. Успокаивало. Отрезвляло от грустных мыслей.

— Я по тебе очень скучал. Мне без тебя плохо. — Продолжал бубнить Нейт. — Хочешь, когда немного поправишься, куда-нибудь съездим? На горячие источники, или белые пляжи. Ну, или в зимний курортный городок. — Он придвигался все ближе. Обжигал собой, но это больше не было некомфортно. — Наделаем тебе приятных воспоминаний, впечатлений. А пока… елки дома можем поставить. Потихоньку повесим игрушки, все равно скоро декабрь, и снег уже выпал. Приготовим… вместе что-нибудь. Сладкий пирог, к примеру.

— Вместе? — Фастер удивленно вскинула брови. — Ты это сейчас серьезно?

— Блинчики. — Мужчина мягко улыбнулся. — Ты делаешь просто изумительные. Можем поделить, кто-то делает начинку в пирог, а кто-то тесто. Мы хорошо проведем время, приготовим вместе ужин и побудем вдвоем. Твое тело будет, потихоньку, привыкать к нагрузкам. Не сразу, но… постепенно. Я научу тебя делать яблоки в карамели, если хочешь…

— Это вкусно. — Эмма мечтательно улыбнулась.

Хватка объятий все усиливалась.

— Я люблю тебя. — Продолжал Штайнер. — Иди сюда ко мне.

Она вновь почувствовала озноб, когда волосы на голове стало шевелить горячее дыхание. Медленно кивнула на слова, которые услышала. Кивнуть… не сложно. Это словно позволение, словно принятие. Совсем не отвержение, но и не радость взаимности.

В больной, испепеленной душе не могло быть детской любви и радости. Но была благодарность. Тихая, скромная, однако, чрезвычайно сильная. Еще было смирение, расслабление. Не сложно позволять себя любить. Быть может, со временем, все наладится. Со временем она встанет на ноги, вновь наденет туфли. Вновь научится чисто и искренне любить без оглядки на прошлое, а пока что можно просто принять. Все равно он приятно пахнет. Все равно горячий, а у нее, как назло, мерзли ноги и руки. Приятно было смотреть, как кто-то любовно растирал холодные пальцы, нежно поглаживал на них ногти и улыбался. Он уже был счастлив оттого, что она пришла в сознание. Он не просил больше.

Но хотел молча. Не мог не хотеть.

— Я сделаю тебе приятно перед сном. — Хрипло, с тяжелой улыбкой вдруг сказал Нейт. — Спать станет легче. Просто приятно, хорошо?

Горячие руки скользили по телу, сжимали, разминали его. Казалось, он мог одной ладонью обхватить её бедро, и большая часть была бы захвачена. Мог легко перевернуть на спину, нависнуть сверху и посмотреть в лицо.

Волосы щекотали кожу, девушка чуть щурилась, когда чувствовала это прикосновение. Неловко смотрела в лиловые глаза, нежные, но безумные. Так почему неловко? Как будто она никогда не знала, что он такой. Не видела, но догадывалась. Её беда носила её на спине. Целовала в висок, что-то шептала на ухо.

Она смахнула ему прядь со лба. Даже если у нее были бы ноги. Были бы силы и друзья, все равно там, в детском доме ей больше всего хотелось читать с ним книжки. Сидеть под одеялом до самого рассвета, и собирать цветастую головоломку. Проходить тесты, разгадывать загадки.