Марина Маслова - Спляшем, Бетси, спляшем!
В последний день перед отлетом во Францию Мэт приглашает меня провести с ним вечер в Ковент Гарден и поужинать в ресторане. Для фестиваля я купила себе очень изысканное платье «от кутюр» и решила обновить его. Заехавший за мной Мэт был потрясен моим видом.
— Это генеральная репетиция перед фестивалем, — улыбнулась я, — Возможно, что вы окажетесь единственным, кто оценит меня. Я не ожидала успеха «Жизели», тем приятней было признание, теперь же мне необходим успех из коммерческих соображений — и я думаю, что на этот раз фильм провалится.
— Я так его еще и не видел, но верю, что все, что вы делаете — блестяще!
— Я привезу вам копию. Что мы будем слушать сегодня?
-«Отелло» Верди.
— Ну что ж, поехали, — обреченно вздыхаю я.
— Как вы думаете, Мэт, ревность — это национальная черта? Почему Шекспир выбирает столь экзотическую пару? — спрашиваю я в антракте.
— Я думаю, ревнивцы есть везде, но способ выражения ревности зависит от географической широты, климата и темперамента народа. Там, где англичанин будет изводить жену мелочными придирками и нравоучениями, испанец устроит пламенный скандал с театральными эффектами. И еще мне кажется, что ревность и способ ее выражения зависят от личности того, кого ревнуешь. Ревность тем сильней, чем ярче объект ревности. Хорошо, что я не особенно ревнив, вас я бы ревновал безумно.
— Раньше я думала, что ревность порождена чувством неполноценности: ревнуют к личности, его превосходящей, или ревнуют незаурядную личность. Но на собственном опыте я убедилась, что это не всегда соответствует истине. Когда я была замужем за патологически ревнивым человеком, я не могла найти ни одного оправдания его вспышкам. Он был красив, талантлив, богат и великолепный любовник. И я была верна ему. До определенного времени. Для меня это самое загадочное чувство.
— Ну, как мужчина — мужчину я его понимаю.
— От последствий его ревности я лечилась в клинике нервных болезней.
— Простите, моя попытка сделать комплимент неудачна. Возвращаясь к Шекспиру, могу только сказать свое понимание трагедии. Я думаю, что это вообще не ревность. Отелло не надеялся, что такая великолепная женщина полюбит его, поэтому его восхищение и святая вера в ее невероятную любовь вдруг были грубо разрушены ее обманом — он ведь поверил клевете. И он просто посчитал, что жить такое чудовище, каким она оказалась в его глазах, не должно. Это оскорбительно и противно разуму и Богу.
— Да, это мне понятно. Как жаль, что мы не можем спросить у Шекспира, так ли это, да?
— Этим он и привлекает, сохраняя свои загадки не один век. Вы любите Шекспира?
— Да, очень, с детства. «Гамлета» я стараюсь смотреть в каждой новой постановке. Невероятно интересно сравнивать. Это так обогащает. И еще я с детства люблю комедии — «Двенадцатую ночь», «Много шума из ничего»… Это мне ужасно нравится!
— У нас с вами одинаковые вкусы, мне это приятно.
После спектакля мы ужинаем в ресторане, я так давно не получала от этого удовольствия. Мэт всерьез держит слово и ухаживает за мной. Он оказывается очаровательным партнером: блестящий ум и образованность чудесно дополняются чувством юмора. В этот вечер я действительно отдыхаю.
На следующий день я уже окунаюсь в суету фестиваля. Пока идут просмотры, мы с Витторио и продюсером встречаемся с нужными людьми, пытаясь подороже продать наш фильм. Я же стараюсь увеличить сумму отчислений в фонд. Бесконечные коммерческие разговоры утомляют. К заключительному дню мне удается добиться значительных результатов. Витторио пытается заранее узнать нашу судьбу, но ждать приходится до последнего момента. Ну что ж, результат не так плох: фильм получил специальный приз жюри, я, как сценарист — приз прессы и мы с Жаном-Луи Вернье — призы за лучшее исполнение главных ролей. Большой приз получил голливудский фильм. После награждения я с радостью понимаю, что фонд наш получит неплохие деньги.
Домой я возвращаюсь с триумфом. Переизданный роман «Разум и чувства» я часами подписываю для распродажи. Опять начинаются аукционы. В это время взлетают цены на картины, которые я продаю собственноручно. Журналисты пишут несколько статей обо мне, рассказывая о фонде и живописуя мои вклады в него. Я занята целыми днями, выбрав только время слетать с детьми к сестре на Джильо на две недели. Полежать на пляже, ни о чем не думая — замечательно. Но Господи, как мне тошно иногда от этого вечно лазурного моря и солнечных итальянских красот!
Внезапно в начале августа я получаю приглашение из советского посольства. С бьющимся сердцем прихожу в назначенное время на прием к послу и получаю наконец заверение, что правительство будет счастливо видеть меня в Москве в начале сентября. Домой я приезжаю в сильном возбуждении, даже не могу заснуть без снотворного. Утром звоню Мэту и сообщаю новость таким счастливым голосом, что он смеется. Я, конечно, решаю взять с собой Алису и Алика и заранее оговариваю маршрут с обязательным посещением Ленинграда. Уже накануне отъезда я собираюсь с духом и звоню Коле, но не могу застать его, к телефону никто не подходит. Расстроенная, я прошу маму продолжать звонить ему и начинаю собираться домой. Эти последние дни перед отъездом для меня невыносимы. Я боюсь, что закроют визу, отменят разрешение, уже в Москве меня посадят в самолет и опять вышлют из страны. Все эти дни со мной был Мэт. Он помогал мне заказывать медикаменты, которые я должна была отвезти в детские больницы, медицинскую аппаратуру, которую удалось приобрести со скидками, успокаивал, когда я металась по дому, не в силах спокойно ждать вылета. На прощание Мэт впервые поцеловал меня в губы и сказал:
— Наше знакомство доставляет мне невыразимое удовольствие. Больше всего я хотел бы, чтобы вы были счастливы. Я надеюсь, что эта поездка вам его принесет. Используйте все возможности и на этот раз думайте только о себе и о своем благе.
Я удивилась высокопарности и многозначительности сказанного, но не придаю этому значения.
— Спасибо, Мэт, за все, что вы делаете для меня. Верьте, что я ценю это. До встречи.
Я тоже целую его и чувствую, как его руки непроизвольно обнимают меня. На виду у всего аэропорта каноник Фаулз целуется с женщиной, крепко прижав ее к себе.
— Я всегда рад видеть вас снова. До свидания! — он отрывается от меня несколько ошеломленный, но быстро берет себя в руки и говорит это своим обычным мягким и доброжелательным тоном.
В самолете я едва успеваю отвечать на вопросы Алика и Алисы, интересующихся, где мы будем жить и что делать.
— Алиса, а ты помнишь, как ты жила в Москве и ездила в Ленинград к бабушке?
