Анна Берсенева - Слабости сильной женщины
– Да ну их! – махнула рукой Зоська. – С какой радости?
– Ты все та же, – улыбнулась Лера. – Или… Жозефиночка, это… все потому же?
– Из-за Мити? – спокойно спросила Зоська. – Не знаю я, Лер. Наверное, все-таки нет. Конечно, если бы раньше… Если бы я раньше хоть на минутку заметила, что ему интересна, может, я бы теперь переживала. А так – я привыкла… Да мне кажется, я уже и с ним бы не смогла.
– Ну что ты, в самом деле! – возмутилась Лера. – Ты же совсем молодая, жизнь у тебя налажена. С чего вдруг такой пессимизм?
– А что, стремиться замуж – это оптимизм? – усмехнулась Зоська. – Я и правда не вижу в этом смысла. Я ведь ко всем людям хорошо отношусь, ты знаешь. Но то, что мужики из себя строят… Ведь нет ничего, что женщина хуже них бы делала! Даже если сил физических не хватает – так она придумает что-нибудь такое, что мужчине и в голову не придет. Каково при этом наблюдать, как они себя высшими существами считают? Твой вот бывший, Котик твой… – Зося быстро взглянула на Леру, словно проверяя, можно ли говорить о ее бывшем муже. – Классический пример!
– Ну почему? – возразила Лера. – Он ведь вообще-то хороший человек, и талантливый. Просто время так повернулось, он растерялся, не мог сориентироваться… Это с каждым может быть.
– Да брось ты, – поморщилась Зоська. – Талантливый, время!.. Может, он и сто раз талантливый со своими улитками, а все равно он – бледная немочь, и все. И половина из них такие, а другие сорок восемь процентов – алкоголики. А все равно каждый чего-то о себе мнит, каждый считает себя… Ну, разве не права я, ты мне скажи?
– Не знаю, Зосенька, – улыбнулась Лера. – Может быть, и права… Феминисточка ты моя!
– А почему ты смеешься? – неожиданно обиделась Зоська. – Ты ведь понятия не имеешь о феминизме! А это, между прочим, во всем мире сейчас чуть ли не самое влиятельное движение. Что же, все такие уж дуры? Да к феминисткам как раз такие, как ты, и приходят – умные, красивые, независимые!
– Нет, я же ничего… – начала оправдываться Лера. – Феминистки так феминистки. А что, Зосенька, – спросила она с любопытством, – ты, значит, в самом деле входишь в это движение?
– Да, – кивнула Зоська. – И знаешь, это единственное, что как-то увлекает. Смысл жизни появляется.
– Неужели? – удивилась Лера. – Вот так, из-за движения – смысл жизни?
– Ты бы лучше в клуб к нам когда-нибудь пришла, – снова обиделась Зоська. – Тогда бы не иронизировала. Феминистки, между прочим, не то же самое, что лесбиянки, стесняться нечего.
Как ни странно, при всем своем неуемном интересе к жизни, Лера Вологдина никогда не входила ни в одно движение, не принадлежала ни к одной партии. Ни к особой партии комсомольских активистов, весьма влиятельной на истфаке в годы ее учебы, ни к объединению защитников Белого дома – хотя провела у этого самого дома две ночи. Жизнь привлекала ее сама по себе, без поисков смысла. И уж тем более не было у нее потребности искать этот смысл в рядах какого бы то ни было движения.
И вдруг, в неполные тридцать лет, она впервые задумалась именно о смысле жизни.
«Сколько можно жить как растение? – уговаривала себя Лера. – Ведь это мне только вредило всегда – жить эмоциями, настроениями… Нравилось искусство изучать – училась в аспирантуре. Бизнесом занялась – если отбросить меркантильные частности, то и сказать ведь смешно, почему! Понравилось, что какие-то ниточки начинаются у меня на ладони… Это может быть стимулом к бизнесу? Но должна же жизнь подчиняться хоть какой-нибудь выразимой логике!»
Конечно, Лера немного преувеличивала. Она вовсе не выглядела безалаберно-импульсивным существом, и ее повседневные поступки были вполне логичны и четки. А как иначе, когда от тебя зависит множество людей, которым дела нет до твоих эмоций?
Но она думала о том, что происходило в глубине ее души, и не находила там ни стройности, ни ясности…
– Зось, – сказала она однажды, когда разговор их был уже почти забыт, – ты отвела бы меня и правда к феминисткам твоим, а? Интересно же…
Они договорились встретиться прямо у клуба на Остоженке.
– Вывеска там есть какая-нибудь? – спросила Лера. – Называется он как – ну, «Амазонка», «Далила», еще как-нибудь?
– Вот познакомишься – перестанешь издеваться, – пробурчала Зоська. – В тебе-то откуда такая косность, не понимаю!
Лера немного опоздала из-за непробиваемой пробки на Тверском бульваре, и они с Зоськой вошли в небольшой уютный зальчик в полуподвале, когда заседание уже началось.
Женщин в зале было немного, человек тридцать, они сидели за столиками и слушали докладчицу, сидевшую в центре зала. На столиках стояли бокалы с разноцветными коктейлями, кофейные чашечки. Лера тут же оценила утонченный вкус, с которым был оформлен зал: никакой роскоши, но и никакой неряшливости. Картины на стенах, авангардистские скульптуры в углах – ничего лишнего, ничего, что могло бы создать впечатление пошлости.
Она почему-то сразу решила, что все оформлено в соответствии со вкусом председательницы – такое сильное ощущение незаурядности производила эта женщина, сидевшая рядом с докладчицей. На вид ей было лет тридцать пять, у нее было чуть скуластое лицо с огромными темными глазами. Именно из-за этих глаз лицо казалось таким выразительным, что всякий внимательный взгляд тут же выделял ее среди собравшихся.
– Это Марина Зельдович, – прошептала Зоська, увидев, что Лера смотрит на председательницу. – Она главная тут у нас. Такая умница, вот ты увидишь!
Леру настолько заинтересовала Марина Зельдович, что она почти не слушала докладчицу. К тому же ей и так было известно все, что та рассказывала про женские образы в итальянском кинематографе.
– Вы и есть Валерия Вологдина? – спросила Марина, подходя к ним с Зоськой, когда окончен был и доклад, и обсуждение. – Мне Зося много о вас рассказывала, и я очень рада, что у вас возникло желание быть с нами.
В огромных глазах Марины светился ум и внимательный интерес к собеседнице.
– Я не могу сказать так определенно, что у меня возникло желание быть с вами, – сказала Лера. – Мне просто интересно было понять, отчего у людей появляется ощущение, что их жизнь имеет смысл.
Время незаметно шло в этом клубе. Женщины разговаривали, переходя от стола к столу, смеялись, спорили. Им явно было приятно общество друг друга. Да и сами они были приятными – действительно, как говорила Зоська, все они производили впечатление умных, независимых и вполне уверенных в себе.
«Отчего же во мне такое равнодушие? – с удивлением думала Лера. – Мне даже познакомиться ни с кем не хочется – как странно!»
Это действительно было настолько странно для нее, и Лера чувствовала себя из-за этого настолько стесненно, что вскоре начала поглядывать на часы, а потом и вовсе незаметно поднялась и, не простившись даже с Зоськой, проскользнула к выходу.
