Фиона Нилл - Тайная жизнь непутевой мамочки
— Итак, когда Бен проводит уик-энд со своим отцом, а ты с ними обоими, то как ты решаешь, в чьей постели будешь спать? — спрашиваю я.
— Мы все спим в одной постели, — отвечает она.
— Очень удобно, — замечает Эмма.
— В действительности в данный момент слегка жарковато, — добавляет Кэти.
— А в какой момент другой понимает, что может к вам присоединиться? — спрашиваю я, мысленно представляя систему колокольчиков, которую можно еще иногда встретить в некоторых сельских домах. Самое замечательное во времяпровождении с Кэти и Эммой — то, что их ситуации всегда более забавные, чем моя собственная.
— Ладно, это именно та часть отношений, которая изменилась, — говорит Кэти. Я поражаюсь: двое мужчин слились? — Не вдаваясь в мелкие подробности, это все происходит в одно время.
— Значит, есть элемент гомосексуализма! — ликует Эмма. Это, как она полагает, подтверждает ее оригинальную теорию.
— Не думаю, что все так просто, — говорит Кэти. — Мне кажется, каждому из них нравится смотреть, как другой занимается сексом с той же самой женщиной. И еще здесь есть элемент соперничества.
— С мужчинами всегда так, — замечает Эмма.
— Боже, мне придется все рассказать Тому! — вздыхаю я.
— Я хочу заново открыть радости тривиального секса, — заявляет Кэти.
— О чем ты? — Я представляю сценарий, включающий мороженое и лужайку, — но отнюдь не перспективу увеличения горы грязного белья и усугубления моих мытарств со стиркой.
— Я имею в виду обычный, заурядный секс, — объясняет она. — У нас, кажется, никогда не бывает возможности «упасть на диван перед телевизором с какой-нибудь готовой едой».
— Тебе еще предстоят годы такой жизни, — устало обнадеживаю я.
— И тут не так много дружеских отношений. Твой брат говорит, что лояльность и нежный преданный характер — важные черты в мужчине, и что в двадцать лет мы имеем обыкновение отвергать мужчин, которые их проявляют. Потом, когда нам уже тридцать, те мужчины оказываются заняты, и нам остаются остальные — как раз в тот момент, когда наши приоритеты в корне изменились.
— А себя он включил в число этих остальных? — интересуюсь я.
— О да, — отвечает она. — Он описывает самого себя как классический случай фобии — боязнь ответственности и неспособность поддерживать отношения ни с одной женщиной более двух лет.
— О! Значит, ты с ним виделась? — вопрошаю я, поскольку вряд ли они вели этот разговор по телефону.
— Я столкнулась с ним пару недель назад, и мы вместе дважды обедали, — отвечает она.
Приходит официант с еще одной бутылкой шампанского.
— Не хотите ли имбирного пива? — спрашивает он меня, поприветствовав Эмму.
Это тот же самый официант, который был во время моего последнего визита сюда; я поздравляю его с безупречной памятью и с завистью смотрю на его фартук. Со времени отъезда Петры прачечный пейзаж почти не изменился. Я нашла прачечную для рубашек Тома, а няня получает дополнительные деньги, разбираясь с остальным. В этом деле наметился прогресс, но проблема все еще остается.
К моему удивлению, фартук официанта измят и в пятнах. Их так много, что он напоминает географическую карту мира. Я ищу очертания различных стран и нахожу пятно от красного вина, напоминающее Австралию, и цепь маленьких красных островков вдоль более большой отметины, образовавшихся, я полагаю, от томатного соуса — это может быть Греция и несколько островов, возможно, Крит и Корфу. Он замечает, что я рассматриваю его, и печально качает головой.
— Он бросил меня, — объясняет официант. — Я продолжал оставлять дверь холодильника незакрытой. И однажды утром во время этой жары я пришел в кухню и увидел, что все начало портиться, и тогда это случилось. Три года накрахмаленных фартуков испарились менее чем за пять минут — из-за пинты прокисшего молока.
Он пожимает плечами, наливает мне еще один бокал шампанского и удаляется.
— Не могу поверить, что пары распадаются по таким пустяковым причинам, — говорит Эмма.
— Они кажутся пустяковыми, если ты рассматриваешь их в отрыве от всего остального, но почти всегда они являются последним звеном в целой цепи событий, — возражаю я.
Я рассказываю Эмме и Кэти о моем самом последнем скандале с Томом.
— После продолжительных дискуссий он, наконец, дал свое разрешение купить Джо на его шестой день рождения хомячка, с тем условием, что я возьму на себя всю ответственность за его благополучное существование, — рассказываю я.
— Я не хочу, чтобы он свободно разгуливал повсюду, перегрызая проводку и устраивая беспорядок, — заявил он.
— Но тебе не придется выводить его на прогулку и тому подобное. Хомячки — крохотные существа. Ты их даже не заметишь, — сказала я ему.
Я рассказываю, как вместе с тремя мальчиками пошла в местный зоомагазин, где мы выбрали оранжевого хомячка, которого они решили назвать Ровер[106], потому, что на самом деле им хотелось завести щенка. «Замещающее домашнее животное» — так назвал бы его Марк. Кэти громко смеется.
К тому времени, когда мы приехали домой, Ровер успел прогрызть обувную коробку и потерялся где-то в машине. Дети были безутешны, поэтому мы вернулись в зоомагазин, чтобы немедленно купить замену, которую я доставила домой в маленьком аквариуме для рыбок пристегнутом ремнем на переднем сиденье автомобиля и тут же пересадила его в высшей степени надежную клетку в саду.
На следующее утро, когда мы садились в машину я обнаружила, что Ровер устроил там себе резиденцию. Он нашел дорогу в перчаточный ящик и перегрыз некоторые красные и белые провода. Он съел хлебную корку и яблочный огрызок и повсюду оставил свои «визитное карточки». Том пытался поставить компакт-диск, но проигрыватель не работал. Также, как и освещение в перчаточном ящичке. Он всмотрелся внутрь и достал оттуда погрызенный шоколадный батончик.
— Если бы я не знал, что это не так, то сказал бы что это следы зубов грызуна, — подозрительно заметил он.
— Однако Ровер мирно сидит в своей клетке, — сказала я. — Ты же видел его там.
— Кто такой Ровер? — спросил он. — Я думал, что хомяка назвали Спот.
— Это его второе имя, — шепотом говорю я. — Не упоминай об этом, потому что был спор из-за того как его назвать.
Том откопал на полу позади пассажирского сиденья «Дорожный путеводитель от А до Я». Он поднял его вместе с маленькой кучкой измельченной бумаги. Очевидно, Ровер устраивал себе гнездо.
— Ради Бога, Люси, что случилось с картой? — спросил муж. — Что-то съело половину Ислингтона.
К счастью, Том был настолько поглощен тем, что пытался восстановить нужную ему страницу, что не заметил маленького хомячка, пристально взирающего на него из глубины бардачка. Но к несчастью, его заметили дети.
