Екатерина Риз - Откуда берутся дети?
Но Андрей молчал. Молчал, улыбался, не портил никому настроение и тем самым поддерживал спокойствие в семье.
— Я купила потрясающий журнальный столик в гостиную, — тараторила жена, разливая кофе. — Старинный, ручной работы… Андрюша, тебе понравится!
Он кивнул.
— А прежний куда денем?
— Прежний? — переспросила Света.
— Тот, который ты купила в Москве. Он же тебе нравился.
Андрей говорил спокойным и непринуждённым тоном, а сам украдкой наблюдал за женой. Она замерла и заметно озадачилась. Вспоминала.
Говоров едва заметно усмехнулся. Света просто не помнила. У неё не было времени запоминать интерьер "их" дома, она ведь жила будущим, а на настоящее времени просто не оставалось.
Но его мать была довольна.
— Очень скоро у вас всё окончательно наладится. И ты, Андрюша, успокоишься.
— А я разве злюсь, мамуль?
— Я же твоя мать и я вижу всё, — Людмила потрепала его по волосам, как маленького. Говоров заставил себя улыбнуться.
Константин Александрович тем временем перелистнул последнюю страницу отчёта по продажам за последний месяц и поднял глаза.
— Да уж, не спорь с ней, а то она ещё что-нибудь придумает. Лишь бы был повод поволноваться о вас.
— Костя, ну что ты говоришь? Я просто так никогда не волнуюсь, но я же вижу, что Андрею в Москве одному немного не по себе. Да и я очень жду, когда смогу приезжать в Москву со спокойной душой. Приезжать к вам и знать, что всё хорошо.
Андрей откинулся на стуле, сложил руки на груди и посмотрел на жену.
— А мне кажется, что кое-кому в Москве скучно стало, — сказал он.
Света рассмеялась.
— Отвыкла я. В Париже ни минуты свободной нет. Даже не знаю, как я буду в тишине и покое мужа дома с работы ждать?
Константин Александрович зашуршал документами.
— Это ты сейчас так говоришь, Света, — задумчиво проговорил он. — А вот дети появятся, и вы про тишину забудете. И про покой тоже.
Света с Андреем дружно заулыбались, демонстрируя готовность и согласие, но друг на друга так и не посмотрели.
Весь вечер прошёл в благодушных разговорах о светлом будущем семьи, а Андрей исподтишка поглядывал на жену и был уверен, что все эти беседы ей тоже не в радость. Не светятся у неё глаза, как перед свадьбой. Нет в них прежней надежды, мечтательности. Говоров всё это видел и понимал, но наблюдать за такими переменами было тошно. И обидно за то, что они вместе всё так бездарно загубили.
Под лёгкий разговор Андрей поднялся и заявил, что устал. Извинился. Мать улыбнулась.
— Иди, милый. Тебе выспаться надо.
Говоров поцеловал её, потом вопросительно глянул на жену.
— Я недолго, — пообещала Света.
Он кивнул, хлопнул по плечу отца и вышел из гостиной. Оттуда снова послышался смех, а Андрей с облегчением убрал с лица прилипшую улыбку. От неё уже скулы сводило. Потёр ладонью подбородок.
В комнате сразу повалился на постель, даже в душ идти сил не было. Легче всего было бы закрыть глаза и провалиться в блаженную темноту, без всяких сновидений. Полежал несколько минут, потом всё же сел, выдернул рубашку из-под пояса брюк, а после по привычке потянулся к своему пиджаку. Сунул руку во внутренний карман, но бумажника, к своему удивлению, не обнаружил, хотя точно помнил, что положил его именно туда. Его тут же накрыла неясная тревога, начал обшаривать другие карманы и вздохнул с облегчением, обнаружив пропажу. Достал бумажник, открыл его и в недоумении уставился на пустой кармашек, где должна была быть Ванькина фотография. Андрей несколько секунд таращился, не в силах прийти в себя от шока, даже заглянул во все карманы портмоне, как будто снимок сам мог туда перебраться.
Потом вскочил. Ощущение было такое, что его лишили чего-то жизненно-необходимого. Воздуха, например. Коварно отняли самое важное. Украли.
И он прекрасно знал, кто именно это сделал.
Забыв про ботинки, босиком выбежал из комнаты, и с ужасным топотом спустился вниз по лестнице. Ворвался в гостиную, где по-прежнему продолжался непринуждённый разговор и зло уставился на жену. Родители непонимающе посмотрели на него, но Андрею было не до них. Он показал Свете бумажник.
— Где она? — тихо и угрожающе поинтересовался он.
Жена стёрла с лица улыбку и показательно вздохнула.
— Андрей, не устраивай спектакль, — попросила она. — Твоим родителям это ни к чему.
— Где фотография? — чуть ли не по слогам и от этого ещё страшнее, проговорил он.
— Андрей, что случилось? — строго спросил отец, но сын его вопрос проигнорировал.
— Света, не зли меня!
— Прекрати на меня кричать!
— Верни фотографию!
— Что за фотография? — Людмила Алексеевна выглядела расстроенной и сильно обеспокоенной.
Света недовольно поджала губы, потом кинула на мужа язвительный взгляд.
— Расскажешь родителям, что за фотографию ты всё время с собой носишь? Смех просто!
— Мне наплевать, кто и что подумает! Верни!
Она так смотрела на него, что Андрей на какой-то момент испугался, что она из вредности и обиды снимок могла выбросить. Но жена, посверлив его взглядом и вероятно осознав, что дальше его злить просто-напросто опасно, вздохнула так, словно он её страшно изводил и мучил, но достала из кармана фотографию и положила на стол. Андрей снимок тут же схватил, быстро глянул и с облегчением вздохнул. Но всё же напомнил:
— И никогда больше не трогай.
Он вышел из гостиной, но далеко не ушёл. Поднялся по лестнице и присел на верхнюю ступеньку. Знал, что дальнейший разговор пойдёт о его более чем странном поведении, и остался специально, чтобы послушать, что Света его родителям говорить будет. Слушал, ухмылялся, а сам смотрел на Ваньку, чувствуя, что невольно начинает улыбаться, глядя в детские, светящиеся счастьем глаза. Потом аккуратно вставил снимок в кармашек.
— Света, что это за фотография? — услышал Андрей голос отца.
— Помешательство, — раздражённо ответила та. — Он постоянно таскает с собой фотографию этого ребёнка, сына Степновой… секретарши его бывшей. Разве это нормально?
— Ванечки? — удивилась Людмила.
— Я не помню, как его зовут. Наверное. Он может смотреть на эту фотографию часами! Я не преувеличиваю. Просто сидит и смотрит. Я не знаю, что он там видит… но мне это не нравится и разве я не права?
Что ей ответят родители, как будут успокаивать и удивляться выявившимся новым странностям своего сына, Андрей не стал. Ушёл в комнату, сунул бумажник во внутренний карман пиджака. Всё-таки сходил в душ, а потом лёг в постель и даже свет выключил. Он больше не злился и не переживал, навалилась странная апатия и даже разговор, который ведётся сейчас внизу, его скорее веселил, чем беспокоил.
