Бенедиту Барбоза - Роковое наследство
В это время из соседней комнаты раздался характерный междугородный звонок, и Жудити поспешила туда. Рафаэла последовала за ней, надеясь поговорить с дядей.
А Валдир извиняющим тоне пояснил Отавинью, зачем, собственно, пришел сюда:
— Я должен арестовать вашу жену, чтобы услышать от нее наконец правду. Надеюсь, вы понимаете, что она лжет? — Насколько мне известно, сеньор Бердинацци даже не уверен в том, что Рафаэла — его родственница. Потому он и поехал в Италию. Конечно, мне очень неприятно говорить все это вам. Да и сажать в тюрьму женщину, недавно потерявшую ребенка, тоже небольшое удовольствие…
— Вам не стоит передо мной оправдываться, — глухо произнес Отавинью. — Поступайте, как считаете нужным.
Валдир посмотрел на него с нескрываемым изумлением, однако задавать вопросов не стал.
Рафаэла вышла из соседней комнаты хмурая и злая.
— Мне не удалось поговорить с дядей, он расспросил Жудити о здешних новостях и положил трубку.
— А он не сказал, скоро ли приедет? — спросил Валдир экономку.
— Нет, — с сожалением ответила Жудити.
— Ну в таком случае я вынужден действовать, не дожидаясь его приезда, — решительно произнес Валдир. — Вам, сеньора Рафаэла, придется пойти со мной в полицейский участок. Возможно, там вы вспомните еще какие-нибудь подробности, что прольют свет на те преступления, которые так или иначе связаны с наследством вашего дядя.
— Да если бы дядя был здесь, он бы не позволил вам так унижать меня! — воскликнула Рафаэла. — Господи, хоть бы он поскорее вернулся.
Жеремиас же второй месяц находился и Италии, где неустанно, день за днем продавался ели приезда в страну своих предков.
Начал он этот сложный поиск с бразильского посольства в Риме, а потом, получив архивные справки, изъездил сотни километров по следам той воинской части, в которой некогда служил Бруну Бердинацци.
И везде — в каждом городе или малюсеньком поселке — выяснил, не проживала ли здесь во время войны некая Джема Бердинацци.
Иногда случалось, что женщин с таким именем и фамилией было несколько в одном городе, и тогда Жеремиас беседовал с каждой из тех, кто еще остался в живых, или с их ныне здравствующими родственниками. Но никто из них не знал бразильца Бруну Бердинацци, воевавшего в этих краях и погибшего на итальянской земле.
Много раз возвращался Жеремиас к братской могиле, в которой был похоронен Бруну и где на мраморной плите в числе других погибших было высечено его имя. Молча клал цветы и мысленно беседовал с братом, задавая ему одни и те же вопросы: «Бруну, дорогой, подскажи, где твоя семья? Где твой сын? Действительно ли Рафаэла — твоя внучка? Помоги мне, брат!»
Но ответом ему была лишь глухая кладбищенская тишина.
И Жеремиас вновь колесил по Италии, пока не нашел женщину, знавшую Джему Бердинацци, которая в войну вышла замуж за бразильского солдата, но вскоре после этого стала вдовой.
— Она жива?! — сгорая от нетерпения, спросил Жеремиас.
— Нет, Джема умерла очень давно…
— А Бруну, ее сын, жив?
— К сожалению, и он умер лет десять назад, — ответила женщина. — У него был рак.
— Но хоть кто-нибудь из их семьи остался на этом свете? — в отчаянии воскликнул Жеремиас.
— Да, я знаю внука Джемы, — сказала женщина, вернув Жеремиасу надежду. — Он работает недалеко, на оливковых плантациях. Его зовут Джузеппе Бердинацци.
Жеремиас почувствовал, как тяжелый камень упал с его души: Джузеппе! Имя отца прозвучало сейчас для Жеремиаса как своеобразный пароль. Он понял, что теперь уж точно увидит своего внучатого племянника и никаких накладок больше не случится.
Джузеппе Бердинацци оказался худощавым молодым человеком, в котором Жеремиас сразу нашел сходство со своим старшим братом: тот же рост, те же большие, чуть грустноватые глаза, та же застенчивая улыбка.
— Чем я вам обязан? — спросил парень приветливо и удивленно.
— Это я тебе очень многим обязан, сынок! — обнял его Жеремиас.
Потом они до поздней ночи сидели за столом, пили вино и говорили, говорили… Жеремиас рассказал юному Джузеппе всю историю семьи Бердинацци, а тот в свою очередь поведал ему то, ради чего старик и приехал в Италию.
— Теперь я могу спокойно умереть, — заключил Жеремиас. — Но ты должен поехать со мной в Бразилию!
С некоторых пор Апарасиу стало трудно уезжать из дома в длительные гастрольные поездки. И не только потому, что с ним отказывалась ехать Лия, считавшая себя не вправе оставлять отца и брата в такой сложный для них период. Если бы вся проблема заключалась в Лие, то он бы нашел какой-нибудь выход. Например, можно было выбирать маршруты покороче и заезжать домой почаще. Но Апарасиу поймал себя на мысли, что ему вообще наскучила эта бесконечная концертная гонка! Раньше он сочинял песни и пел их в свое удовольствие, а теперь это превратилось в какой-то конвейер, когда песни рождались не от душевной потребности, а от необходимости постоянно обновлять свой репертуар.
— Я устал, выдохся, — сказал он однажды Лие. — У меня пропал интерес к пению, не говоря уже о выступлениях на публике! Хочется спрятаться где-нибудь от этих вездесущих фанатов и жить тихо, размеренно…
— Выращивать скот, — иронически продолжила за него Лия.
— А ты зря, между прочим, насмехаешься, — серьезно молвил Апарасиу. — Мы скопили уже достаточно денег, чтобы купить хорошее стадо.
— Кулика ты возьмешь компаньоном? — спросила Лия, затронув болезненную для Апарасиу тему.
— Нет, он, наверное, так и умрет с гитарой в руках. И если я скажу ему, что хочу выйти из игры, это будет кровная обида.
— И обвинит он во всем меня! — добавила Лия.
— Ну, Зе Бенту не так примитивен, как ты думаешь, — возразил Апарасиу. — Для него не новость, что я когда-нибудь займусь разведением скота. Это моя мечта, и ты тут не при чем. Но он уверен, что это произойдет еще не скоро.
— А ты готов уйти из дуэта хоть сейчас? — уточнила Лия.
— Да, — твердо произнес Апарасиу. — Надо только набраться мужества и сказать обо всем Кулику.
Говоря это, он не знал, что его другу тоже надоело петь дуэтом. Зе Бенту вынашивал честолюбивый план своего сольного концерта. По ночам, тайком от Светлячка, он репетировал новые песни, искал для них наиболее выигрышные аранжировки, и так продолжалось до тех пор, пока он не поделился своей тайной с Лурдиньей.
А дальше все было очень просто: Лурдинья сказала Лие, Лия — Светлячку.
Дуэт распался безболезненно и легко.
— Папа, позволь представить тебе моего мужа Апарасиу, — пошутила за ужином Лия. — Его теперь следует называть только этим именем. А Светлячок остался в прошлом.
