Розамунд Пилчер - Снег в апреле
Через какое-то время он неловко полез в карман пальто и нащупал пачку сигарет, вытащил одну и закурил. Он смотрел на пустую улицу и убеждал себя в том, что пора идти домой, осталось всего-навсего выполнить небольшие формальности. Гости будут ждать. Он включил зажигание, переключил скорость и выехал на улицу. Под колесами захрустел лед.
К пяти часам последний гость ушел. Или пара последних гостей. Старый «бентли» Дункана Фразера все еще стоял рядом с передней дверью, но Дункана едва ли можно было назвать гостем.
Оливер, проводив последний отъезжающий автомобиль, вошел в дом, запер за собой дверь и возвратился в библиотеку к уютному теплу камина. Как только он уселся, Лайза, старый Лабрадор, поднялась и пошла через комнату к нему, а затем, поняв, что это не тот, кого она ждала, медленно вернулась на коврик и опять улеглась. Лайза была собакой Чарльза, и ее тоска по хозяину, который ее покинул, была всем понятна.
Оливер заметил, что Дункан, оставшись один, поставил стул поближе к огню и устроился поудобнее. Лицо его разрумянилось, возможно, от жара камина, но, скорее всего, от двух больших стаканов виски, которые он выпил.
Комната, всегда запущенная, была еще более грязна сейчас после поминок, приготовленных госпожой Купер. По всей скатерти, накрывавшей стол, раздвинутый до дальней стены комнаты, валялись крошки фруктового пирога, группами стояли чайные чашки с остатками напитка гораздо большей крепости, чем чай.
Когда Оливер вошел, Дункан взглянул на него, улыбнулся, вытянул ноги и сказал все еще с акцентом жителя Глазго:
— Мне пора возвращаться. — Однако он не предпринял никакой попытки, чтобы подняться с места и куда-то идти.
Оливер подошел к столу, чтобы отрезать себе кусок пирога, и попросил:
— Побудьте еще немного. — Он не хотел оставаться один. — Мне надо поговорить с вами о Лиз. Налейте себе чего-нибудь.
Дункан Фразер посмотрел на свой пустой стакан, будто бы раздумывая.
— Хорошо, — согласился он наконец. Но Оливер заранее знал, что он не откажется ни от разговора, ни от спиртного. — Налейте немного. Да вы и сами ничего не пили. Присоединяйтесь за компанию.
— Да, я выпью. — Оливер взял один чистый стакан со стола, нашел второй, налил виски и добавил, не слишком много, воды из кувшина. — Я не узнал ее, представляете? Я не мог догадаться, кто это. — Он принес стаканы к камину.
— Да, она изменилась.
— Долго она у вас?
— Пару дней. Была в Вест-Индии с какой-то подругой или другом. Я ездил встречать ее с самолета в Прествик. Я не хотел торопиться с новостями, но... я подумал, что будет лучше сообщить ей о Чарльзе сразу. — Он слегка усмехнулся. — Вы знаете, женщины — забавные штучки, Оливер. Трудно узнать, что они думают. Они все скрывают, боятся чего-то.
— Но она была сегодня.
— О да, она была там. Но это первый раз, когда Лиз должна была мужественно признаться самой себе, что смерть — это не только длинные колонки некрологов в газетах — она уносит людей, которых вы знаете. Друзья умирают. Любимые. Возможно, она зайдет навестить вас завтра или послезавтра... Никто не может сказать наверняка...
— Она была единственной девушкой, на которую смотрел Чарльз. Вы знали это, правда?
— Да. Я знал. Даже когда она была маленькой девочкой...
— Он только и ждал, когда она вырастет.
Дункан ничего не ответил. Оливер взял сигарету и закурил, затем уселся на край кресла, которое стояло с другой стороны камина. Дункан внимательно посмотрел на него.
— Что вы собираетесь делать теперь? С имением, я имею в виду.
— Продать его, — ответил Оливер.
— Вот так просто?
— Да. Я не вижу другого выхода. Конечно, это позор — продавать имение. Но я не живу здесь. Моя работа и корни в Лондоне, и я не собираюсь становиться шотландским землевладельцем. Это было привилегией Чарльза.
— Карнеи что-нибудь для вас значат?
— Конечно. Это дом, где я рос.
— Вы всегда были хладнокровным парнем. Чем вы занимаетесь в Лондоне? Я никогда не мог там долго находиться.
— Просто я люблю его.
— У вас там приличный доход?
— Достаточный для содержания приличной квартиры и автомобиля.
Глаза Дункана сузились.
— А как насчет любви?
Если бы кто-нибудь другой задал Оливеру подобный вопрос, он не потерпел бы вмешательства в свои дела. Но это был Дункан. «Ты коварный старый дурак», — подумал Оливер и ответил ему:
— Все в порядке.
— Я могу вообразить вас окруженного кучей очаровательных женщин...
— По вашему тону я не могу определить — не одобряете или завидуете...
— Я не это имел в виду, — сухо произнес Дункан. — Как только у Чарльза может быть такой брат! Вы никогда не думали о женитьбе?
— Я не женюсь, пока не состарюсь для других дел.
Дункан хрипло рассмеялся:
— Такой ответ ставит меня на место. Но давайте вернемся к Карнеям. Если вы хотите продать дом, продайте его мне.
— Я предпочел бы продать его вам, чем кому-либо еще. Вы знаете это.
— Я куплю ферму, участок для охоты и озеро. Но нужно продать еще дом. Вы можете продавать по частям. В конце концов, он не слишком велик, находится не очень далеко от дороги, и сад ухоженный.
Успокаивало, что он говорил просто, обычными словами, это облегчало проблемы Оливера. Это была манера, в которой всегда работал Дункан Фразер, манера, помогшая ему разбогатеть в сравнительно молодом возрасте, выгодно продать дело в Лондоне и, как он всегда мечтал, возвратиться в Шотландию, купить землю, обосноваться и стать сельским жителем.
Однако такое завершение его карьеры вызывало отрицательную реакцию у жены Дункана, Элайн. Ей не хотелось оставлять юг и пускать корни в диком Пертшире, скоро она стала скучать от жизни в Рози-Хилл. Она тосковала без своих друзей, ее не устраивала погода. Она жаловалась, что зимы здесь длинные, холодные и сухие, а летние месяцы — короткие, холодные и влажные. Соответственно ее посещения Лондона стали более частыми и более продолжительными, пока не наступил неизбежный день, когда она объявила, что никогда не вернется, и их брак рухнул.
Если Дункан и был расстроен этим, он умело скрывал свои переживания. Он любил, когда Лиз приезжала к нему, но, когда она уезжала, чтобы посетить мать, он не тосковал — у него было много интересов в жизни. Когда он только прибыл в Рози-Хилл, местные жители отнеслись скептически к его фермерским способностям, но он сумел утвердиться и получить всеобщее признание, стал членом клуба «Релкирк и Дж. П.». Этот человек очень нравился Оливеру.
Он сказал:
— У вас так разумно и легко все выходит, как будто речь идет не о продаже дома.
