Элизабет Лоуэлл - Незабудка
Алана отвела взгляд в сторону, не в состоянии встретиться глазами с Рафом. Она уже пожалела о своей искренности и в то же время осознала, что выбора у нее не было. Она и так достаточно намучилась, отделяя истину от ночных видений. И не имела сил, чтобы изворачиваться и лгать.
Когда автомобиль огибал небольшой горный выступ, Алана немного наклонилась вперед, стараясь лучше разглядеть сгущающиеся сумерки. Перед ней открывалась длинная узкая долина. Несколько вечно-зеленых деревьев росли на вытянутых невысоких хребтах, где земля поднималась к небу. Возвышенности переходили в предгорья и заканчивались остроконечными, покрытыми льдом вершинами.
Но не первозданная красота горных вершин привлекала внимание женщины. Ее взгляд был устремлен на долину. Скот там не пасся.
Алана откинулась назад с явными признаками облегчения.
— Молодец, братишка, — прошептала она.
— Боб очень хороший фермер, — тихо произнес Раф. — На ранчо нет ни дюйма выщипанной земли.
— Да, вижу. Я этого и боялась. — Руки Аланы нервно зашевелились. — Рынок крупного скота сейчас беден, цены на корм высоки, а Бобу еще надо выплачивать деньги Сэму и Дейву. Я опасалась, что он рискнет и разведет скота больше, чем может прокормить земля.
С едва заметным напряжением, хорошо знакомым ей, Раф искоса посмотрел на Алану.
— С каких пор жители Западного побережья следят за ценами на корм и состоянием фермерских земель в Вайоминге? — спросил он.
— Они не следят. Слежу я. — Выражение ее лица изменилось. — Люди в городах полагают, что говядина растет прямо в магазинах в целлофановой упаковке, как опята на поваленном дереве.
Раф опять засмеялся, тихо и нежно. Алана смотрела на мужчину, ощущая притягательную силу его смеха и наблюдая, как под светлым воротником его рубашки зашевелились мышцы гладкой шеи.
Как и в аэропорту, она опять почувствовала мимолетное тепло его тела, упругость мышц под своими пальцами, пока не отдернула руку. Он — сильный. Это видно и по его движениям, и по смеху, и по правильным мужественным чертам лица. Он — сильный, а она слабая.
Смутно Алана понимала, что ее должен пугать контраст их внешнего вида. Тем не менее, когда Раф смеялся, ее охватывало желание перебраться поближе к нему, устроившись поуютнее рядом, как около костра, ярко полыхающего посреди ледяного урагана.
Мысль сесть ближе к Рафу восхитила и одновременно напугала Алану. Восхищение было объяснимо: Раф являлся единственным мужчиной, которого она когда-либо любила. И не имела никаких причин бояться его.
И все же она боялась.
Раф был мужчиной, а она пугалась мужчин.
Этот страх сбивал с толку. Никогда в жизни, даже во время яростных споров с Джеком, Алана не испытывала чувства страха.
«Неужели я боюсь Рафа только потому, что он сильный?» — спрашивала себя Алана.
Она еще раз вернулась к этой мысли, анализируя свои ощущения, как делала это в течение тех недель, когда очнулась в госпитале, потеряв мужа и шесть дней жизни.
«Не может быть, чтобы простая физическая сила так пугала меня», — решила Алана. В Джеке было шесть футов и пять дюймов росту, он был широкоплечим мужчиной, с полной шеей и толстыми ногами. Тем не менее, Джек никогда не использовал свою силу, казалось, даже не замечал ее. Он делал только то, что было необходимо, ничего более.Природа наделила его приятным тенором, и он воспринимал это обыденно, так же, как и свои габариты, и не любил работать над голосом, как не любил и физический труд.
Именно Алана настаивала на бесконечных репетициях, искала в каждой песне правильное сочетание слов и мелодии, что придавало песне истинно лирическое звучание. Джек терпеливо выносил ее «фанатизм», относился к нему с таким же добродушным безразличием, как и к хорошим мотелям, и к необходимости проводить в дороге триста пятьдесят два дня в году. А потом к Джек-и-Джилли пришел успех. После этого ее муж репетировал каждую новую песню ровно столько, сколько требовалось, чтобы выучить слова и мелодию. Все остальное было заботой Джилли.
Год назад Алана ушла от Джека и приехала на ранчо «Разбитая Гора», чтобы обдумать свою жизнь и печальную ошибку с замужеством. Как только слухи о том, что они расстались, просочились в прессу, записи были приостановлены, продажа концертных билетов прекращена. Импресарио позвонил Алане и со спокойным цинизмом предложил ей продолжать создавать видимость счастливой семейной пары. Слава быстротечна. Безвестность вечна.
В тот полдень Боб вернулся из поездки на высокогорье и проболтался, что встретил Рафа Уинтера, Алана написала письмо Рафу, а позже увидела его отказ, выразившийся одним-единственным жестоким словом «погиб».
Она плакала до тех пор, пока не исчезли все ощущения… а потом вернулась в Лос-Анджелес, чтобы предстать перед публикой в качестве второй половины «прекрасной провинциальной пары».
Так продолжалось до тех пор, пока шесть недель назад Алана не сказала Джеку, что с обманом покончено. «Прекрасная провинциальная пара» стала для нее невыносимой обузой. Джек умолял ее обдумать все еще раз, предложил совершить совместную поездку в любимые горы, чтобы там принять взаимоприемлемое решение.
— Ты скучала по ранчо? — тихо спросил Раф. Алане показалось, что вопрос прозвучал издалека, вытаскивая ее из прошлого, другой разновидности ночных кошмаров, затягивающих в бездну. Она схватилась за вопрос, отгораживаясь им от воспоминаний.
— Я сильно скучала по ранчо… больше, чем могла себе представить.
Это было правдой. У нее появилось ощущение, что она потеряла зрение. Ей недоставало зелено вато-серебристого шелеста осин, она видела вокруг только пыльные пальмы. Искала глазами первозданную голубизну высокогорных озер, разбросанных среди высеченных из камня древних горных отрогов, но находила лишь бесконечный железный поток машин. Ей хотелось взглянуть на сочную зелень диких лесов, но попадались лишь небольшие островки травы, зажатые со всех сторон раскаленными бетонными зданиями.
Единственным, что спасало Алану, было пение. Работа над песней. Попробовать ее, прочувство-вать ее, видеть, как песня растет и меняется, пока не станет частью Аланы, а она сама — частью этой песни.
Джек никогда не понимал этого. Ему нравились лишь овации, и работал он достаточно усердно только для того, чтобы добиться их. Алане нравилось петь, и она готова была работать до изнеможения, пока не сливалась с песней воедино.
— Если ты так скучала по ранчо, почему же ты уехала после гибели Джека?
Алана осознала, что слышала вопрос раньше. Раф задавал его, по крайней мере, дважды, но она не отвечала, занятая своими мыслями.
