Люси Гордон - Зимняя сказка в Венеции
— Кто вы? — прошептал Винченцо.
— Это не имеет значения, — ответила Джулия сквозь сумятицу ощущений. — Я не существую.
— Теперь существуете — у меня в объятиях.
— И больше нигде, — прошептала она.
— Остальное не имеет значения. Поцелуйте… поцелуйте меня.
Джулия сделала, как он хотел, и оказалось, что после стольких лет одиночества она все еще знала, как завести и зажечь мужчину. Это опьяняющее открытие сильно возбудило ее.
Теперь она позволила своим рукам и губам делать все, что они хотят. А то, что они хотели, было чувственным, безумным, искушающим. Винченцо прав: только одно это и было реальным, и все в ней жаждало отдаться этому. Каждое ее движение действовало на Винченцо как удар электричества, пробегавший по нервам. Он и раньше подозревал, что внутри у нее таится огонь, но сейчас знал это точно.
Вся чувственность, которую она обычно подавляла, сейчас пылала у него в объятиях, побуждая исследовать ее дальше, желая большего. Он не знал ее настоящего имени, но имя уже не имело значения. Эта женщина возвращалась к жизни, и Винченцо знал, что именно он, и никто другой, должен помочь этому произойти.
Она целовалась будто во сне, но как женщина, знающая толк в мужском теле, и каждое нежное прикосновение звало его дальше. Теперь только она могла бы остановить его, но не сделала ни малейшей попытки. Когда он начал раздевать ее, она задрожала, но в то же время сама стала раздевать его. Затем потянула его к кровати, и после этого уже ничто не остановило бы его.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Мой первый мужчина за шесть лет.
Эта мысль пришла Джулии в голову, когда начало светать. Жаркая и бурная ночь принесла ей давно забытое ощущение свободы и легкости. Острое чувство ослепляющего физического освобождения сначала ошеломило, потом взбодрило Джулию.
Шесть лет горького разочарования и лишений, а в завершение — одна ночь ослепительного наслаждения.
К ней возвращались образы: его тело — крепкое и сильное; то, как он занимается любовью — сплав силы и нежности.
Мой первый за шесть лет. А до того…
До того было страстное обожание, растраченное на мужчину, который предал это обожание и оставил ее перебирать осколки разбитой жизни.
Винченцо зашевелился и потянулся, почти спихнув ее с узенькой кровати. Джулия засмеялась, вцепившись в кровать изо всех сил. Он проснулся и увидел, что она смотрит на него сверху вниз. Он улыбнулся во весь рот, вспомнив проведенную вместе ночь.
Ее страстность поразила его. Уже привыкнув к настороженности Джулии, он был ошеломлен ее чувственной раскованностью. Она отдавала все с яростной щедростью и требовала всего с таким же яростным аппетитом.
Сейчас она казалась отдохнувшей, беззаботной и непостижимо юной.
— Это было здорово, — сказала Джулия.
Эти слова вернули его с неба на землю. «Здорово» — так можно было сказать о гонке по каналам, о сверкающем костюме для карнавала, но не о том, что потрясло его до глубины души.
Но он ответил ей таким же легким тоном:
— Я рад, если ты чувствуешь, что ночь не пропала даром.
Джулия ничего не ответила, только покачала головой, поддразнивая.
Винченцо потянулся к ней, но она засмеялась и встала с кровати, ища глазами, чем бы прикрыть наготу. Увидев его рубашку, тут же схватила ее.
— Испортила все удовольствие, — вздохнул Винченцо.
Джулия хихикнула и убежала на кухню. Он пошел следом, догнал, обнял ее сзади и зарылся носом в густые волосы.
— Все хорошо? — мягко спросил он.
— Прекрасно. Надо спуститься вниз и посмотреть, проснулся ли Пьеро. Нам пора уходить.
Он опустил руки.
— Как скажешь.
Она неожиданно повернулась к нему.
— Хочу тебе кое-что сказать. Не жди от меня многого прямо сейчас. Я не привыкла находиться в мире живых. Забыла, как тут все делается.
Винченцо нахмурился, настороженный какой-то новой ноткой в ее голосе.
— В мире живых? Я не понял.
— Шесть последних лет я провела в тюрьме.
Джулия наконец почувствовала себя готовой к выполнению той задачи, что привела ее сюда. Возвращаясь домой вместе с Пьеро, она купила по дороге карту и сразу же занялась ее изучением.
— Не могу ли я помочь вам? — спросил Пьеро.
— Мне надо попасть на остров Мурано.
— Садитесь на морской трамвайчик. Поездка займет минут двадцать. Я покажу вам, где это. Хотите посмотреть стеклодувные мастерские?
— Нет, я ищу одного человека. Его зовут Брюс Хейдон. У него там родственники, и я хочу узнать у них, где он сейчас.
— Итальянец?
— Нет, англичанин. У него есть какая-то итальянская родня со стороны матери, но жил он в основном в Англии.
Джулия понимала, что Пьеро надеялся услышать больше, и с ее стороны было глупо молчать.
Почему бы не рассказать, что Брюс Хейдон когда-то был ее мужем, что он гнусно предал ее и отправил в ад? Но в данный момент она не была готова произнести эти слова.
Когда Джулия переоделась в джинсы, старик повел ее на пристань Сан-Заккария и подождал вместе с ней прибытия трамвайчика. Одни пассажиры сошли, другие сели. Она уже собиралась повернуться и идти, но Пьеро вдруг крепко сжал ее руку.
— Благополучного возвращения, — сказал он с каким-то особенным чувством.
Джулия стояла перед дверью с медной дощечкой, на которой написано, что здесь живут синьор и синьора Монтресси — такую фамилию носили итальянские родственники Брюса. Ей повезло.
Она позвонила и подождала. Тишина. Что ж, надо набраться терпения.
Зайдя в кафе, Джулия заказала кофе и бутерброды. Достала из сумки небольшой альбом с фотографиями. Снимки были довольно старые, но ни один не был сделан позднее шести лет назад.
Вот свадебная фотография, где был изображен красивый мужчина, улыбавшийся восторженной улыбкой. Невесты рядом с ним не было — Джулия ее вырезала.
После свадебного снимка шли фотографии, сделанные на протяжении следующих четырех лет, когда мужчина несколько пополнел, но остался таким же красивым и самодовольным.
— И что только я в тебе нашла? — спросила она, глядя на улыбающееся лицо. — Впрочем, я за это дорого заплатила.
Он заполнял собой первую половину альбома.
Вторую половину занимала совершенно другая подборка фотографий.
Эти снимки изображали ребенка, девочку, начиная со дня ее рождения. На них она постепенно росла и хорошела; у нее были светлые вьющиеся волосы и сияющие глаза. И она всегда смеялась.
Джулия захлопнула альбом и зажмурилась, пытаясь сдержать слезы. Несколько секунд она сидела, оцепенев от боли, с рвущимся на части сердцем.
Наконец буря пронеслась, и она заставила себя вернуться к действительности.
