Татьяна Веденская - Штамп Гименея
– У меня с головой все прекрасно, – заверила я его, хотя совсем не была в этом уверена.
– На дворе весна, а ты смотришь сериалы. Пойдем лучше со мной в кино. На поцелуйный ряд, – конструктивно вещал Петечка. Я представила меня с этим полумужчиной-полуподростком на последнем ряду одного из этих модерновых кинотеатров, где тебе по голове постоянно долбит сурраунд. Меня передернуло.
– Нет уж, спасибо. Я лучше дома посижу.
– А хочешь, я с тобой посижу? Дома? Могу каких-нибудь кассет принести, – тут же сменил ориентиры он. Я задумалась. Сериал кончился, влезать по самые уши в новый, где не факт, что финал будет более нормальный, мне как-то не хотелось. Страдать по Андрею, который так и не позвонил, хотя уже миновала вся зима, мне начинало надоедать. И хотя в качестве инструмента для вышибания клин клином Петя не очень-то подходил в силу полной сексуальной антипатии, вызываемой у меня, он мог бы помочь мне в обретении моей женской самооценки, которая разбилась на полу роддома номер семнадцать, вместе с вазой.
– А если я буду не сидеть? Если я бегать буду?
– И что делать? – оживился он, зная мой затейливый характер.
– Буду делать в моей комнате ремонт, – внезапно даже для себя пояснила я. Оказывается, мне давно опротивело смотреть на те же самые обои, которые висели в комнате во времена бытия приснопамятного предателя Андреюки. Каждый раз, когда я вижу противные розовые цветочки на стене, мне вспоминаются все те букеты, которые я заботливо отмачивала в ванной и лелеяла в вазах. Еще у меня есть дурацкая привычка писать телефоны друзей и любимых людей маркером на стене около бра. Когда я с ними ворковала, лежа на диванчике и пожевывая мармеладки, вставать и рыскать в поисках записной книжки мне было лень. Теперь, как бы я не извернулась, на мои глаза попадалась сделанная красным маркером надпись: «Андрей 8-916-322-22-33!!! ЛАПОЧКА!!!!» как вы понимаете, такого рода надпись никак не способствовала моему успокоению и возврату к душевным нормам.
– А ты умеешь? – с недоверием переспросил Петечка.
– Я-то? Конечно! – уверенно заявила я. А что? Я же помогала школьной подружке Алле клеить обои. Один раз. Потому что она не могла. Если бы она встала на стремянку, но могли бы сломаться перекрытия. А еще в институте мыла окна. Много раз. Это разве не опыт?
– А я – нет, – с сомнением заколебался Петька. Вот так у них – мужиков – всегда. Как в кино поцелуйничать – это всегда, а как шпателем помахать – в кусты. Слово «шпатель» я знала от маляров, делавших ремонт в подъезде. Они частенько орали на весь подъезд: «Манька, шпатель подбрось, а то мой Ванька пропил». Из этих прений я усвоила, что шпатель – штука ценная и нужная.
– Ну и хрен с тобой, – решила применить удар ниже пояса я. – А я куплю себе открытую форму-комбинезон и буду надевать его на голое тело.
– Ах, ты так?! – обиделся он. – Это бесчеловечно.
– Такова жизнь! – ответила я. Через два дня Петечка с некоторым набором подручных средств (среди которых, по его заверению, был и шпатель), заявился к нам.
– Петечка, как хорошо, что ты приехал. Сам понимаешь, неизвестно, что это Наташенька за ремонт затеяла. Ты уж не дай ей покрасить комнату в черный цвет, – умоляюще посмотрела на него мама, встречая в прихожей, чтобы не дать мне первой повлиять на Петечкину слабую психику.
– Не очень-то и хотелось, – фыркнула я, потому что меня обидели, резанув по самому наболевшему. Самым обидным в этом было то, что я действительно хотела декорировать стену баклажанного цвета пятном, которое символизировало бы всю темноту мужской души. И вот, так быстро и так жестоко наступили на горло моей песне.
– Сначала будем проводить подготовительный период, – успокоил мою маму Петька.
– Какой – такой период, – спросила я, так как мне уже совсем было пора начать разрушать и крушить свой старый мир. Разводить сантименты я не собиралась.
– Обычный. Сначала вынесем мебель, потому накроем пол, чтобы не испортить паркет, – вычитал какой-то кусок из книги «Ремонт своими руками» Петька. Я загрустила. Действовать по инструкции, тщательно исполняя рекомендации мастеров – что может быть скучнее.
– И даже не думай! Не позволю! – зачем-то запаниковала мама. Я пожала плечами, заверила ее в моей адекватности, и мы преступили. Мама была права. Проблемы начались еще на подготовительном периоде. Несчастный диван, например, не желал вылезать через дверь в не разобранном состоянии. Усилием воли и с применением грубой силы я продавила-таки полдивана в дверной проем, потому, что разбирать диван мне было еще более лень, чем пихать его, покрываясь потом. Вторая половина оказалась толще, чем первая.
– Почему ты не предупредил меня? – шипела я на Петьку, пытаясь втиснуть диван, как ребеночка в родовые пути. Петька бесполезно метался вокруг и причитал.
– Это же твой диван! Я-то тут причем? Как бы мне выйти?
– Выйдешь только вместе с диваном! – злорадно отрезала я, поскольку я была с внешней стороны дивана (и, соответственно, имела свободный доступ в туалет), а он сидел в разоренной комнате и мучился. В результате почти двухчасовых мучений мы потеряли и диван (подрали всю обивку), и дверной косяк (иначе даже подранный диван не вылезал, и Петьку (который сказал, что все ЭТО совсем не напоминает ему любовь или секс). Я осталась одна в комнате без дивана, без штор и с обоям, оборванными около бра.
– Твою бы энергию, да в мирных целях! – ахнул брат, когда увидел разруху, унесшую столько дорогих нашей семье вещей. – Что будешь делать?
– Все! – ответила я и поняла, что время страдать прошло. Пора менять старую жизнь на новую. Да и просто пора что-то менять. Примерно через три недели я, заляпанная шпаклевкой, вымазанная белой водоэмульсионной краской и с исколотыми занозами от столярных работ пальцами лицезрела свой новый дизайн. От Андрея не осталось и следа. Причем, что немало удивило меня, не осталось даже в голове. Ярко-оранжевые стены вдыхали в меня бодрость, а над головой, под потолком тепло грело желтенькое солнышко. Я нарисовала в углу над кроватью (вернее, матрасом, которым родители велели мне и ограничиться), потому что мне было лень рихтовать естественные неровности стены. Получилось м-м-м интересно, как минимум. Солнце, в силу этой выпуклости, смотрелось как живое. Только нарисованное косыми детскими руками. Стены тоже не представляли из себя идеально ровной поверхности, освоить искусства разляпывания шпателем шпаклевки я так и не смогла.
– И что это за Альпы? – с удивлением осмотрел мою многотрудную работу мерзавец Ларик, с которым мне приходилось на время ремонта ночевать на его территории.
– В каком смысле? – спросила я у него тогда.
