Анастасия Дробина - Дворец из песка
Я вспомнила, как вчера, в третьем часу ночи мы вернулись в отель, как Шкипер целовал меня прямо у рецепшн, опрокинув на стойку рядом с клавиатурой компьютера и не замечая, что платье на мне задралось до пояса, – чего ему было стесняться в собственном отеле? Безуспешно отбиваясь и взывая придушенным сипом к его совести, я слышала, как сгрудившиеся вокруг нас итальянцы радостно считают: «Уно! Дуэ! Трэ! Куотро!» Шкипер отвалился только на «тридцати двух» под бурные рукоплескания зрителей и вопли управляющей Даниэлы: «Браво, Паоло, маньифико!!!» – и то лишь потому, что я умудрилась ткнуть его коленкой в живот. После чего этот нахал поклонился на публику, сгреб меня в охапку и понес в номер на второй этаж. Вслед нам летели восторженные крики и аплодисменты. Последним, что я успела увидеть, была сумрачная физиономия Жигана, который курил на диване в холле отеля. Мы встретились с ним глазами, он отвернулся.
– Как спала, детка? – потянувшись, спросил Шкипер.
– Плохо, – подумав, сказала я.
– Что так?
– От тебя покоя не было.
Шкипер усмехнулся, а я подумала, что причина моего дурного сна была все-таки не в Пашкиных домогательствах. Но сейчас я не могла вспомнить, в чем дело; только что-то муторное царапало память, отравляя впечатление от первого дня в Италии. Не жигановская же рожа, в самом деле, испортила мне настроение… Что же случилось? Аэропорт, отель? Нет, позже… Ресторан, ночные улицы, толпы народу, мотоциклы, развалины древнего форума? Фонтан Треви, россыпи зеленоватой водной пыли, тяжелая рука Шкипера на моих плечах… Церковь Марии Маджоре, темная колоннада, статуя мадонны… Да!
С памяти словно сдернули занавеску; я отчетливо вспомнила темный свод церкви, посеревшее лицо Шкипера с закрытыми глазами и дергающимися желваками на скулах, его хриплое дыхание. Ему стало плохо в церкви; плохо настолько, что я приняла это за сердечный приступ и до смерти перепугалась. Впрочем, как только он вышел из-под колоннады Марии Маджоре, все исчезло без следа. Шкипер неохотно объяснил мне, что такое с ним происходит в церкви всегда, и, стараясь отвлечь, тут же полез ко мне целоваться. Входя вместе со Шкипером в отель, я обеспокоенно подумала, что неплохо было бы удержать его от ударного секса в эту ночь, но какое там…
– Как ты себя чувствуешь?
– В смысле?! – чуть не уронил сигарету Шкипер.
– Вчера, помнишь?.. – я не договорила, заметив, как неуловимо изменилось его лицо.
Шкипер, коротко посмотрев на меня, отвернулся к светлеющему окну; негромко сказал:
– Не парься, Санька. Это все фигня.
– Ничего себе фигня… – Я передернула плечами. – Шкипер, может быть, это… самовнушение у тебя?
– Чего?! – поперхнулся он сигаретным дымом. – Детка, у меня это началось в двадцать лет! На мне тогда не особо много висело! И хватит уже про это. Иди ко мне.
Я послушалась и улеглась на его плечо, через которое тянулся длинный шрам от давней ножевой раны. Мне было тринадцать лет, когда я ее лечила. Рядом красовалась фиолетовая татуировка: русалка верхом на черте. Тут же надпись: «мементо море». Под надписью – две затянутые дырки от пулевых ранений. Пониже, между ребрами, был еще один след от ножа: юность у Шкипера была боевая. И что на нем «висело» в те годы, я не знала. Может быть, и к лучшему.
Из Рима мы выехали спустя час на шкиперовском «Мерседесе».
– А где Жиган? – спросила я, оглядываясь.
– Ночью улетел в Рио, дела. А тебе без него скучно?
– Век бы этой морды не видеть! – искренне сказала я, и Шкипер усмехнулся.
– Ехать долго, часа три. Если хочешь – спи.
– Нет, я так посижу. Куда мы едем?
– В Лидо, – коротко ответил он и замолчал на всю дорогу. Меня это, впрочем, не беспокоило; я сидела, не сводя глаз с обочины шоссе. Мимо меня пролетали желтые поля, голубые, розовые, оранжевые, фисташковые домики с черепичными крышами, увитые темно-зеленым виноградом, с цветущими геранями и фуксиями в окнах, со статуями в двориках. Несколько раз мы проезжали через города: я видела старые булыжные мостовые, строгие церкви из темного кирпича, узкие улочки. Потом – снова поля, белые козы, совсем по-русски привязанные около дороги, и надо всем этим – голубое, безоблачное, словно выцветшее от жары небо.
Лидо оказался маленьким городком на побережье: белые здания отелей, тянущиеся вдоль полосы пляжей, зелень, пальмы, голубые квадраты бассейнов, вездесущие мотоциклы на улицах. Я чуть не по пояс вылезла из окна, стараясь получше разглядеть никогда раньше не виденное море. Шкипер свернул с набережной на узкую тенистую улочку и почти сразу же замедлил ход у высоких ворот-гармошки. Ворота были вделаны в кирпичный забор, так же, как все вокруг, увитый виноградом. Мы въехали во двор, и глазам моим открылся двухэтажный белый дом под черепичной крышей. Ставни были открыты, входная дверь – тоже. В доме явно кто-то жил.
Шкипер посигналил. Дверь открылась. На крыльцо вышла… мулатка. Настоящая мулатка, жующая кусок пиццы, в розовом, выгоревшем от солнца, измятом платьице, открывающем босые ноги идеальной формы. Под юбкой просматривались весьма аппетитные полушария. Рельеф груди был еще сногсшибательнее: платье, казалось, вот-вот треснет. Увидев машину, мулатка улыбнулась во весь рот, показав два ряда великолепнейших зубов, и я заметила, что ей было не больше восемнадцати. Шкипер вышел из машины, мулатка сбежала с крыльца – и со счастливым воплем прыгнула ему на шею, по-обезьяньи обхватив руками и ногами. Я осталась сидеть в машине, не зная, как себя вести. Мулатка увидела меня и, не слезая со Шкипера, мило помахала мне розовой ладошкой.
– Лу! Зараза! Слезай к чертовой матери! – Шкипер стряхнул смеющуюся девчонку с себя и, повернувшись ко мне, без всякого смущения сказал:
– Вылезай, знакомьтесь. Да, она по-русски ни бельмеса…
– Шкипер!!! – возмутилась наконец я.
Он недоумевающе посмотрел на меня, нахмурился и вдруг, сообразив что-то, рассмеялся.
– Са-а-анька… Да не моя эта мартышка. Жигана. Ну, падлой буду… Он ее недавно из Баии привез. Так, это синьора Александра. Это – Лулу. Всем все понятно? Марш в дом.
Я послушалась, еще немного ошарашенная: прыжок Лу на шею Шкиперу выглядел крайне недвусмысленным. Но уже через несколько секунд я напрочь забыла о пикантности ситуации, потому что из дома на крыльцо вышел еще один человек: молодой парень с рыжим «ежиком» на голове, в плавках и растянутой грязной майке.
– Шкипер, наше с хвостиком, – сказал он, и я замерла: голос показался мне страшно знакомым.
Парень спустился с крыльца. Взглянул на меня. Ухмыльнулся и негромко засвистел. «Хорошо быть кисою, хорошо – собакою…» – тут же припомнились мне слова.
