Елена Озерова - Бархатные мечты
Смеясь и болтая о пустяках, они распили бутылку французского вина, которая — надо же! — по случаю оказалась у Грегори в багажнике. В глубине души Киру не оставляло ощущение нереальности происходящего. Подумать только, она устроила пикничок у дороги, и с кем — с английским миллионером! И ничего, сидит на земле, смеется и пьет вино, как будто не на обочине сидит, а где-нибудь в Париже «У Максима»! Как будто все так и должно быть!
После на редкость удачного обеда как-то не слишком хотелось торопиться с возвращением в Москву. Кира и Грег забрались в машину, снова поставили кассету Пиаф, молча сидели и слушали. «Я не жалею, я ни о чем не жалею…» Хрипловатый голос певицы будил в душе Киры какие-то странные чувства. Она взглянула на Грегори. Тот смотрел прямо перед собой, крепко сжав губы. На шее у него ясно обозначилась пульсирующая жилка. Ей отчего-то стало его жалко. Неожиданно для себя Кира протянула руку и дотронулась кончиками пальцев до руки Грегори, лежавшей на руле. От этой робкой ласки он вздрогнул, а по ее телу пробежала волна сладкой дрожи. Где-то в глубине сознания мелькнула мысль, что она заходит слишком далеко и надо бы положить этому конец, пока не поздно. Но через мгновение Кира оказалась уже в его объятиях, мягкая, податливая и ждущая.
Она глубоко вздохнула, словно собиралась броситься с головой в омут, а потом все куда-то исчезло — все, кроме этих нежных и сильных рук, прикосновение которых она так остро ощущала через легкое платье, и жарких поцелуев. Потом его губы на секунду оторвались от нее, он что-то пробормотал и снова прижался к ее губам, но уже немного по-другому; а потом ее голова закружилась в каком-то пестром тумане. Постепенно эти упрашивающие губы превратились в настойчивые, требующие, потом он снова помедлил, чтобы снова перейти в наступление. Кира припала к его плечу, голова продолжала кружиться, туман перед глазами не рассеивался, хотя она и попыталась собраться с мыслями. Когда наконец он отпустил ее, она не могла понять, как все произошло.
Кира словно опомнилась: чувство реальности вернулось, и она резко отстранилась, отведя руки Грега, все еще лежавшие на ее плечах.
Несколько минут они сидели молча, не глядя друг на друга. Когда Кире уже стало казаться, что молчание угрожающе затянулось, Грегори завел мотор, и машина на хорошей скорости рванулась по направлению к Владимиру.
Почти половину пути они проехали молча, обменявшись всего двумя-тремя фразами. Чтобы как-то избавиться от напряженности, Кира неестественно бодрым голосом стала рассказывать всякие достоверные и недостоверные анекдоты и ужасы из русской истории. Грег слушал, глядя прямо перед собой на дорогу и изредка вставляя слово-другое.
Кириных историй хватило почти до Москвы. Однако, когда машина пересекла Кольцевую дорогу, опять установилось напряженное молчание. Кира почувствовала громадное облегчение, когда «БМВ» остановился наконец у ее подъезда.
— Большое спасибо за чудесную прогулку, — попыталась она прощебетать как можно беззаботней, уже открывая дверцу машины.
Но внезапно Грег удержал ее за руку.
— Кира, я не хочу, чтобы вы…
— Нет-нет, не надо ничего говорить! — быстро перебила она. — Все получилось так нелепо… Вероятно, нам не стоит больше видеться… Спасибо, и закончим на этом!
И прежде, чем он успел что-либо ответить, она выскочила из машины и вбежала в подъезд.
В квартире было пусто. Аленка еще не вернулась из театра. Кира без сил опустилась на стул в коридоре; голова кружилась, мысли путались. Он, конечно, не хотел, все вышло случайно, под влиянием минуты! И вообще, что ему, красивому, богатому и еще совсем не старому, до нее, одинокой, не слишком-то молодой женщины с ребенком! Захотелось развлечься, отдохнуть, провести денек с женщиной, с которой не надо напрягаться: английский она знает прекрасно, беседу поддержать умеет и внешне ничего себе, но не больше! А она, дура, почти влюбилась! Да нет, это наваждение какое-то, сейчас она ляжет спать, утром проснется, и все пройдет! Только не давать волю воображению! В самом деле, что это она так разволновалась из-за одного поцелуя, как девочка пятнадцатилетняя… Хотя сейчас пятнадцатилетние и из-за беременности не волнуются, просто делают аборты, и никаких проблем! А она всегда делала из мухи слона…
Внезапно открылась входная дверь, и почти тут же щелкнул выключатель.
— Мама? Ты почему сидишь в темноте? Что-нибудь стряслось? Тебе плохо? — Аленка присела перед Кирой на корточки и встревоженно заглянула ей в лицо. — У тебя щеки горят, и глаза какие-то странные.
— Все в порядке, мой родной. Просто я очень устала. — Кира взяла себя в руки и улыбнулась дочери. — Как Караченцов?
— Ой, мамочка, потрясающе! Ты тоже должна посмотреть…
Не зря говорят, что утро вечера мудренее. Утром события предыдущего дня уже казались Кире нереальными, выдуманными. Она почти убедила себя, что все это — и поездка в Суздаль, и обед под рябиной на обочине, и все остальное — плод ее воображения. Она стала сомневаться даже в реальности существования Грегори Мартена.
Дел было по горло: обычно хозяйством Кира занималась по субботам, а по воскресеньям «чистила перышки». Но, поскольку суббота в этот раз была отдана на алтарь развлечений, в воскресенье они с Аленкой с удвоенной энергией принялись с самого утра за уборку и стирку. Пока Аленка драила пол, Кира разрывалась между стиральной машиной и плитой, где выкипал суп и подгорали котлеты. «Все, так жить нельзя, завтра же покупаем «Вятку-автомат», — в который раз пообещала себе Кира, с раздражением сливая воду и запихивая в старенькую «Эврику» очередную порцию белья. В этот момент в комнате затрезвонил телефон.
— Мам, тебя! Приятный мужской голос! — радостно оповестила Аленка.
Кире почему-то и в голову не пришло, что это мог быть Грегори, настолько она себя убедила, что все вчерашнее ей как бы привиделось. Однако это был именно он.
— Я хотел узнать, как вы себя чувствуете после такого напряженного дня. Вы очень утомились вчера?
— Я… Да… Нет… — растерянно пролепетала Кира, — спасибо, все было чудесно… — Тут она сообразила, что фраза получилась несколько двусмысленной, и попыталась исправить положение: — Очень вам благодарна за экскурсию, но…
Ну что тут скажешь? «Пожалуйста, не звоните мне больше»? Это прозвучит смешно и по-детски. «Оставьте меня в покое»? Грубо, а потом он к ней и не пристает. Да, честно говоря, ей и не хотелось, чтобы он оставил ее в покое: его голос взволновал ее, снова пробудив то самое сладкое и страшное чувство, похожее на головокружение. Усилием воли она заставила себя вспомнить, что ей не восемнадцать, а тридцать четыре, сладкие замирания сердца больше подходят для ее дочери. Только-только она собралась сказать что-нибудь светски вежливое, ни к чему не обязывающее, и закончить разговор, как Грегори невозмутимо продолжил:
