Татьяна Тронина - Как понравиться царевне?
– Не трогай! – услышала она сердитый окрик и от неожиданности вздрогнула. И ящик, который стоял на самом краю, вдруг опрокинулся вниз, ударившись о твердую землю.
– Черт! – произнес Юра, а это именно он заглянул в палатку. – Ну вот, ты все испортила…
– А не надо было подкрадываться! – возмутилась Даша. – Ты прямо у меня над ухом заорал! Так, знаешь ли, инфаркт можно заработать…
– При чем тут инфаркт… – проворчал Юра, садясь на корточки перед упавшим ящиком. – У таких, как ты, не бывает инфаркта…
– У каких «таких»? – надменно переспросила Даша.
Но Юра ей ничего не ответил. Он ползал по полу на коленях, собирал осколки и складывал их обратно в ящик.
– Подумаешь… – пробормотала Даша. – Какое-то старье!
– Это настоящая греческая амфора! – взорвался Юра. – Это были очень крупные фрагменты, которые затем можно было склеить… Доказательство того, что Скифия вела торговлю с Грецией!
– А что, сейчас их уже нельзя склеить? – в замешательстве спросила Даша.
– Можно, но на это уйдет гораздо больше времени! Представь себе – склеить не тридцать осколков, а шестьдесят… Да ты тут все основательно расколошматила, нам потом столько возиться!
Даша неожиданно ощутила приступ раскаяния. Она села на корточки рядом с Юрой и принялась помогать ему. Юра нахмурил брови, но ничего не сказал.
Теплое солнце проникало сверху, сквозь плотную ткань, сзади, за откинутым пологом, шуршал песок. «Они тут все делом занимаются, а я пришла сюда, точно барыня какая-то, и все порчу… – подумала с нарастающим сожалением Даша, ползая по полу и складывая осколки амфоры в ящик. – Нарядилась, точно на вечеринку! Конечно, Геля с Зоей тоже слишком вызывающе оделись, но они же не бьют старинную посуду, из которой древние люди пили-ели!»
В руки ей попался довольно большой фрагмент сосуда. На нем можно было разглядеть бегущего человека, которой наперевес держал копье. Полюбовавшись изображением, Даша потянулась к коробке, чтобы положить туда осколок. И тут, неожиданно, они лбами столкнулись с Юрой над коробкой.
Да так сильно, что у Даши буквально искры из глаз посыпались.
– Ой, мамочки! – пискнула она и выронила осколок из рук. Тот, разумеется, со всего маху шлепнулся на деревянное дно ящика и развалился еще на несколько кусков.
Даша подняла глаза и увидела, что Юра прямо-таки лопнуть готов от возмущения.
– Ты… – прошептал он. – Ты все только портишь!
– Неправда, это тоже из-за тебя произошло, на самом деле это ты виноват! И потом, у вас столько этих вазочек, что целый посудный магазин можно открыть. Одной больше, одной меньше – какая разница!
Теперь, когда они сидели так близко друг от друга, Даша могла разглядеть каждую конопушку на смуглом, загорелом лице Юры. Теперь конопушки у него даже побледнели от гнева.
– Уходи отсюда, – сказал он.
– И уйду, – мрачно ответила Даша. – Но я уйду только тогда, когда сама захочу. Меня еще никто ниоткуда не выгонял!
– Что ж, значит, я буду первым человеком, который это сделает! – решительно заявил Юра.
– Ой-ой-ой, какие мы смелые… Между прочим, не ты тут главный, а твой дядя. Это профессор Гвоздиков нас сюда пригласил, и я уйду отсюда, если только он сам меня попросит об этом!
– А зачем ты полезла в палатку, зачем стала тут хозяйничать? Тебя никто об этом не просил!..
– Ой-ой-ой, какие мы сообразительные… Тоже мне, любитель древностей! Да кому они сейчас нужны, эти древности? Можно подумать, от этого барахла много пользы… Ты хоть вспомни, что сейчас в музеи никто не ходит! – Даша немного покривила душой – сама она любила ходить в музеи и посещать выставки, но надо же было как-то приструнить этого задаваку! Недаром он ей с самого начала не понравился, этот Юра, – с того самого дня, когда она увидела его на пустом пляже…
– А ты безграмотная, равнодушная, вздорная девчонка! – заорал он.
Дашу еще никто не называл «вздорной», да и само это слово, какое-то несовременное, скорее из лексикона профессора Гвоздикова, а не его племянника, показалось ей особенно обидным. Вздорная… Это что же, выходит, она несет один вздор! Кроме того, Даша не считала себя ни безграмотной, ни равнодушной.
– Тебе наплевать на историю, на науку, на чужой труд! – продолжал орать Юра. – Тебе все надо повторять по нескольку раз, иначе ты ничего не понимаешь – я это сразу понял, когда тебя только в первый раз увидел!..
– Ага… я тоже прекрасно помню тот день! Я помню, с каким высокомерием ты со мной говорил! Это… это самый настоящий мужской шовинизм, вот как это называется!
Даша не вполне понимала значение слова «шовинизм», просто она помнила, что так называют то, когда мужчины начинают делать вид, что они лучше женщин только потому, что они мужчины. Что ж, пусть она вздорная, зато Юра – шовинист!
– Ах так… ты вот какими словами умеешь ругаться… – округлил глаза Юра. – Фифа!
– Ботаник!
– Двоечница…
Они выкатились на улицу, продолжая осыпать друг друга всевозможными эпитетами. Они так разошлись, что совершенно не замечали, как все вокруг побросали свои дела и с любопытством уставились на них.
Студенты-археологи вылезли из раскопа и слушали их перепалку. Девушки-студентки тоже оторвались от записей, с интересом ожидая дальнейшего развития событий. Геля и Зоя стояли, открыв рты, а профессор Гвоздиков возмущенно затряс седой бородкой.
– Юрий! – возмутился он. – Дорогой мой племянник! Нельзя беседовать с барышней в столь непозволительном тоне…
– Дядя, она в моем лице оскорбила науку! – огрызнулся Юра и снова обратился к Даше: – Для таких, как ты, нет ничего святого, для тебя главное, чтобы прикид был модный и всяких побрякушек побольше…
– Что ты в этом понимаешь! – завопила в ответ Даша. – Ты не человек, ты сухарь, ты вообще никаких чувств не можешь испытывать…
– Ребята, не ссорьтесь! – пролепетала растерянно Геля.
– Юра, Даша! – умоляюще протянула к ним руки Зоя. – Что это на вас нашло?
Даша вдруг остановилась, точно ее холодной водой окатили. Она словно увидела эту сцену со стороны, и ей стало очень неловко. Но главное – Юра наговорил ей столько обидных, жестоких слов, которые невозможно было простить.
Стояла тишина, нарушаемая лишь шорохом песка.
– Даша… – пробормотал Юра.
Но Даша не стала слушать, что еще ей хотел сказать этот человек, она повернулась и побежала по каменистой дороге назад, не замечая того, как ее роскошный костюм цепляется за растущие рядом колючки. Ей очень хотелось плакать, но она чувствовала, что если заплачет, то будет ненавидеть себя до конца жизни. Не хватало еще, чтобы она заплакала из-за какого-то парня!
