Наталия Костина - Слишком личное
– Да все так говорят, – пожала плечами прислуга. – Значит, знают. Что ж, и по виду разве скажешь, что наша-то простых кровей? Прирожденная! Я-то вот – сразу видно, да и вы тоже… Бриллиантов не носим, на роялях не играем. А тут чего и говорить… К столу ей всегда вилку, ножик положь, вилку для салата какую-то, а когда рыба, то рыбную – где это еще видано! – да десертную, да от груши-то никогда не откусит, хоть зубы-то до сих пор все свои, а на тарелке порежет и вилкой ее! Да салфетки чтоб всегда свежие… Сыр к кофе! Ужас! Я-то сплетничать не люблю, – предупредила она Катю, смахнула салфеткой несуществующую пыль и уселась на стул возле окна.
Катя придвинулась поближе, всем своим видом демонстрируя готовность внимать рассказу, – она сразу осознала, что язык у Светланы Петровны от происшедших в доме экстраординарных событий чешется чрезвычайно. А еще Козьма Прутков говорил, что невозможно не чесаться, если очень уж чешется, или как-то так.
– Неужели графиня? – проявила неподдельную заинтересованность она.
– Ну, уж не простая, это точно. Я-то тут уже лет пять… нет, шесть… нет, семь! А до меня Таисия работала, ну, в санатории мы вместе… – Светлана Петровна несколько сбилась и поэтому перешла сразу к главному: – Что графиня, так это голову на отсечение. Говорят, – она зачем-то отодвинула кружевную занавеску и выглянула в окно, – дочка этого самого, – она наморщила лоб, – да! художника этого, Казимира, как его…
– Малевича? – подсказала Катя. Становилось все интереснее и интереснее.
– Да, Малевича этого самого. Картины-то по дому видали?
В живописи Катя была не сильна, по дому она не расхаживала – никто не приглашал – и произведений, о которых шла речь, не видела, а про художника Малевича знала только, что он написал чем-то знаменитое полотно «Черный квадрат», на котором был изображен просто черный квадрат. Катя тоже так бы смогла, наверное. Только сколько Катя Скрипковская черных квадратов ни нарисует, до славы Малевича ей как отсюда до любимой работы. Значит, было что-то такое в квадрате, изображенном именно Малевичем, раз этот Малевич так знаменит. Может, и вправду граф? А Ариадна Казимировна, выходит, его дочь? Или это только досужие домыслы этой, как ее… Таисии?
– Картин я не видела, – сказала она с сожалением.
– Я б вам показала, да щас все прям как в осином гнезде… Наша-то что отколола!
– Что?
Светлана Петровна знала, что сплетничать нехорошо, и сама на исповеди сколько раз каялась в «злословии» – серьезных грехов за ней никогда не водилось, чтоб там на ближнего своего посягнуть, как батюшка говорит, на вола, или на осла, или на мужа чужого… По молодости лет, правда, бывало такое, что и на мужа чужого посягала Светлана Петровна, но на имущество – никогда. За кристальную честность и взяли ее на эту завидную работу – нетрудную и денежную. Однако в «злословии» каялась она регулярно, ну, так надо же было хоть в чем-то каяться…
– Да вы ж родственница ихняя, так? – спросила не столько у Кати, сколько у своей совести Светлана Петровна. – Ну, так все равно узнаете. Ариадна Казимировна дом отписала Людмиле Федоровне! – торжественно сообщила она, наблюдая за реакцией собеседницы на эту сенсационную новость.
– Да что вы! – всплеснула руками Катя.
– Да, вот уж новинá так новина. Ваня-то на дом рассчитывал, я-то знаю. А она ему какие-то картинки отписала.
– Малевича?
– По всему дому висят. Море там, хорошо нарисовано, ну прямо как есть, и камушки на дне видать… Потом с кораблем старинным одна, ну, эта не такая большая, наверняка меньше стоит, чем та. Вот. И еще одна – просто так скамейка стоит и вроде солнце встает… – наморщив лоб, перечисляла Светлана Петровна. – Ну, эта мне не нравится. И рамка простая, и виду никакого. Те-то, с морем которые, те в рамках золотых… Да, и еще с морем есть, точно помню, и тоже в рамке… Потом фрукты всякие в столовой, потом портреты ихние фамильные – сам Аристарх Сергеич и Ариадна Казимировна в молодости…
«Вряд ли Малевич, – подумала Катя. – Человек, написавший непонятный черный квадрат, едва ли станет изображать какие-то там фрукты, пусть даже очень вкусные, старинный корабль и Ариадну Казимировну в молодости. Хотя все может быть». Но все равно, даже исходя из ее скудных познаний о живописи, можно было не сомневаться, что один и тот же художник не рисовал море, фрукты и загадочные черные квадраты.
– А Елене и Валерии сбережения – какие сбережения, когда расходы одни! – и драгоценности. Колечки с сережками. Такие-то дела.
«Эти старухи совсем сбрендили», – вспомнила Катя подслушанную утром фразу. Что ж, теперь все понятно – и суета в доме, и необычное поведение его обитателей.
– А Людмила Федоровна, она ведь не родственница Ариадне Казимировне? – осторожно спросила она.
– Да уж, не родственница, – поджала губы Светлана Петровна. – Вы-то вроде хоть и родственница, да вам и полушки не отписала. А дом – чужому человеку.
– А что, дом дорого стоит? – простодушно спросила Катя.
– Дак не в рязанской деревне дом же! Са-ста-я-ние! – по слогам и с чувством произнесла Светлана Петровна. – Состояние! – еще раз изрекла она. – Дом-то какой! Десять комнат, зала-то наверху одна шестьдесят метров! Камень, два этажа, мраморные подоконники. Флигеля два! Да пляж… это… приватизированный, как наследнице. А земли-то сколько! Ванька чего-то строить собирался, с теткой все время шушукался. Знаете, почем сотка-то сейчас?
– Почем?
– Двадцать тысяч, – торжественно произнесла Светлана Петровна. – Долларов! – прибавила она, чтобы развеять всякие сомнения насчет стоимости дома. – А соток этих тут… – Она развела руками. – А она все – чужому человеку. Нате-пожалуста! Да, я пойду, – спохватилась она, смекнув, что наговорила лишнего. – Работы-то еще непочатый край…
Помощница вышла, тихо прикрыв за собой дверь и оставив забытую на подоконнике салфетку. Ладно, это все, конечно, ужасно интересно, но Катю это не касается никаким боком. Во-первых, она «прирожденной графине» Ариадне Казимировне никакая не родственница, а во-вторых, Катя уважала право всякого человека поступать со своим имуществом, как ему заблагорассудится. Ого, сколько она уже сидит здесь! Мама там, наверное… Она вспомнила про зажатый в руке мобильный телефон, включила его и проверила, не звонил ли ей кто. Звонков было целая куча: два раза звонила подруга Наташа, Лысенко вчера звонил, ты смотри – и не единожды, а пять раз подряд – интересно, что он хотел? – и еще один звонок, кто-то добивался ее прямо сейчас, пока она здесь разговаривала, номер совершенно незнакомый. На цифры память у Кати была прекрасная. Наверное, просто ошиблись…
