Тина Габриэлл - Идеальный скандал
— А теперь, мистер Хоксли, когда вы получили свое алиби, вы поступите с моей дочерью достойно? — осведомился граф.
Маркус медлил с ответом. Он прекрасно понимал, что Изабель спасла его. Как бы ни отвращала его перспектива брака, алиби было ему необходимо. Он слишком хорошо сознавал, что был бы первым подозреваемым в краже полотна Гейнсборо, если бы не заявление Изабель. Данте приложил максимум усилий, чтобы доказать его вину. И он, Маркус, был вынужден признать, что очень благодарен Изабель. Следуя своему безумному плану, она заявила, что находилась наедине с ним в тот момент, когда была совершена кража. Однако его ужасно смущала ее ложь — ведь она сказала, что у нее с ним была грязная интрижка. И теперь ее репутация была погублена. Единственное, что он мог бы сделать для нее, — это восстановить ее с помощью брака. Хотя такой брак был бы не столь желанным в глазах ее отца, как союз с титулованным лордом Уоллингом. Пожав плечами, Маркус проговорил:
— Я соглашусь на любые условия.
— Прежде чем я скажу об этом Изабель, я хотел бы поговорить с вами как мужчина с мужчиной, — заявил граф. — Не секрет, что я очень надеялся на лорда Уоллинга — полагал, что он станет подходящей партией для моей дочери. Увы, теперь это невозможно, поэтому мне надо спасти ее хоть как-то…
«Интересно, как сама Изабель примет эту новость? — подумал Маркус, невольно усмехнувшись. — Верно говорят, что жизнь полна иронии. Пытаясь избежать нежеланного брака, бедняжка угодила в другую западню».
Глава 5
Когда лорд Камерон с дочерью возвращались домой из особняка Уэстли, на улицах уже стемнело. Голова у Изабель ужасно болела, и боль с каждой минутой усиливалась. Отец же за все время пути не проронил ни слова. Он молча смотрел в окно экипажа, и все его поведение свидетельствовало о том, что он весьма удручен произошедшим. Впрочем, Изабель такое поведение отца вполне устраивало, хотя очень хотелось спросить, что произошло между ним и Маркусом Хоксли.
Когда карета подкатила к их особняку на Парк-лейн, пошел мелкий холодный дождь, окутавший майский вечер унылым серым покрывалом, что вполне соответствовало ее настроению. Тяжело ступая, Изабель поднялась следом за отцом по ступеням парадного крыльца и вошла в мраморный холл.
В ноздри ей тотчас же ударил аромат жареного барашка, и Изабель почувствовала, что ужасно проголодалась. Только сейчас она сообразила, что пропустила не только ленч, но и обед. Ей захотелось сменить свое шелковое платье с низким вырезом на что-нибудь более подходящее, а затем сказать горничной, чтобы принесла ужин в ее комнату. После чего она занялась бы своими любимыми акварелями — это всегда успокаивало ее и утешало.
Дворецкий принял у нее плащ, и Изабель сразу же направилась к лестнице. Уже поднявшись до середины, она вдруг почему-то остановилась и, обернувшись, посмотрела вниз.
Отец, стоявший у подножия лестницы, не сводил с нее глаз, когда же взгляды их встретились, его лицо исказилось от ярости. Несколько секунд спустя он резко развернулся на каблуках и исчез. Правда, Изабель еще какое-то время слышала эхо его шагов, прокатывавшееся по коридору и разносившееся, как ей казалось, по всему дому. Он вышагивал как генерал, идущий впереди своего войска, ведущий его в бой.
Закусив губу, Изабель бросилась к себе в комнату. Захлопнув за собой дверь, она швырнула свой ридикюль на постель и осмотрелась. В углу комнаты, под окном, стоял мольберт с незаконченным пейзажем, и он словно манил ее к себе. Рядом с картиной помещался небольшой столик, уставленный баночками с кистями и водой, были здесь также крошечные кубики акварельных красок.
Изабель не позволяли использовать одну из комнат дома в качестве студии, и потому она отвела для этой цели угол своей спальни. Поначалу, когда Изабель только начала увлекаться искусством, отец оплачивал ее уроки, так как считал их составной частью образования молоденькой девушки, вступающей в общество. Но затем, когда она проявила подлинный интерес к живописи и пожелала учиться дальше, граф решительно заявил, что «молодая благовоспитанная леди должна сосредоточить всю свою энергию на том, чтобы надлежащим образом выйти замуж».
Приблизившись к мольберту, Изабель взяла со столика кубик светло-синей краски и обмакнула его в воду. Затем потянулась к мягкой кисти из меха куницы и снова взглянула на пейзаж, представлявший собой изображение той части Гайд-парка, которая нравилась ей более всего, — то была речка Серпентайн в весеннее время. Сегодня утром она нанесла последние мазки на небо на картине, но теперь, взявшись за кисть, сразу же почувствовала, что ей не удастся обрести знакомое внутреннее спокойствие, нервы ее все еще были напряжены, и мазки получались не плавными, а резкими и порывистыми, так что облака на картине выходили искаженными.
Господи, что же с ней такое?! Даже любимое занятие не могло ее сейчас успокоить. Тут послышался осторожный стук в дверь, и Изабель пришлось прервать свое занятие. Обернувшись, она крикнула:
— Да, войдите!
Дверь тотчас отворилась, и в комнату вошла ее горничная Кейт, женщина довольно невзрачная, темноволосая и темноглазая, ужасно болтливая, к сожалению.
Окинув хозяйку пытливым взглядом, Кейт сообщила:
— Ваш отец просит вас к себе, леди Изабель.
— А где он?
— В библиотеке.
«Да, разумеется, в библиотеке», — со вздохом подумала Изабель. Разговор с отцом в библиотеке всегда означал только одно — серьезные неприятности. А в этот день у нее были все основания ожидать самых серьезных неприятностей — Изабель никогда еще не видела отца в такой ярости, как сегодня.
Но она все же надеялась — успокаивала себя мыслями о том, что ее замысел удался и что теперь Уоллингу не удастся завладеть ею. Вне всякого сомнения, леди Ярмут уже принялась сообщать скандальную новость своим знакомым светскими дамам, так что завтра утром о ее «отношениях» с Маркусом Хоксли будет знать весь Лондон. Следовательно, она, Изабель, сможет уехать к тете в Париж.
Вероятно, ей надо было бы радоваться, но Изабель, вспомнив о Маркусе, внезапно почувствовала какую-то страшную пустоту, образовавшуюся в груди. «Что же теперь с ним будет? — спрашивала она себя. — Чем он сейчас занимается? И думает ли он обо мне?» Как ни странно, последний вопрос ее беспокоил более всего. Конечно, неприятно было это сознавать, но приходилось признать: ей очень не хотелось, чтобы Маркус думал о ней как о глупой и легкомысленной девице.
А впрочем, какая ей разница? Ведь она, скорее всего, больше никогда его не увидит. Маркус Хоксли не был частым гостем на светских приемах, а после сегодняшнего происшествия и она едва ли сможет на них бывать. Да, она отправится в Париж, туда, где скандальное поведение скорее приветствуется, чем порицается.
