Диана Чемберлен - Карусель памяти
– Они твердо стоят на своем, Ванесса. Они единодушно пришли к соглашению о закрытии этой программы. Они думают, что она слишком дорогая.
– Конечно, но что, если один из их детей попадет в подобную ситуацию? Насколько дорогой она им покажется тогда? Ослы упрямые!
– Ван. – Дарси теряла терпение. – Остынь.
Ванесса лежала с чувством, что она потерпела поражение. Она не могла ничего с собой поделать, эмоции захлестывали ее. Она сделала глубокий вдох, прежде чем снова заговорить.
– Я найду финансирование для подростковой программы откуда-нибудь еще, Дарси, – сказала она, – эту программу не закроют.
Дарси молчала некоторое время.
– Я тебе помогу, – наконец сказала она. – Ты не получишь денег от «Ласистера», но мы подумаем вместе и найдем что-нибудь еще, правда?
– Конечно.
Ванесса повесила трубку и посмотрела на Брайана.
– Мне жаль, Ванесса, – сказал он. – Хотя это ведь не было для тебя неожиданностью, не так ли?
Свет свечи медового оттенка отбрасывал отблески на полог кровати в форме арки.
– Видимо, я надеялась, что произойдет чудо, – сказала она.
С того момента, как ее наняли на работу в больницу «Ласистер», она боролась за эту программу. Любой ребенок, который попадал в подростковое отделение, чьи настоящие проблемы могли бы быть связаны с насилием, которому он подвергся в детском возрасте, выявлялся и регистрировался для внесения в подростковую программу. Ванесса безошибочно чувствовала таких детей. Остальной персонал клиники только дивился шестому чувству Ванессы.
– Я изругала бы их в пух и прах, если сама пошла бы на это заседание, – добавила она. – Может быть, я была недостаточно твердой. Может быть, единственное, что мне остается, дать им почувствовать все это на собственной шкуре.
Брайан коснулся ее щеки.
– И ты смогла бы это организовать? – спросил он мягко, и она покачала головой.
– Нет. – Она со вздохом вытянула руки к потолку. – Нет, я бесхребетная.
Брайан хмыкнул и перекатился, чтобы посмотреть ей в лицо, приподнявшись на локтях.
– Вряд ли я использовал бы это прилагательное применительно к тебе.
– Да, конечно, прилагательные, которые соответствуют моему описанию, – моя погибель. Упрямая, несносная женщина. Припоминаешь? Эту фразу произнес один из управляющих год назад.
Брайан слегка поцеловал ее в губы.
– Я бы никогда не стал описывать тебя такими словами.
– Трудновато, не правда ли?
– Определенно.
Она улыбнулась ему.
– Я люблю тебя.
Он в ответ улыбнулся печально:
– Этот телефонный звонок охладил все наши страсти, а?
Она подвинулась к нему, охватив руками его плечи.
– Нет, – сказала она, – я так не думаю.
После занятий любовью они пообедали копченым цыпленком и овощами, которые к тому времени остыли, но все еще были вкусными. Потом они сидели в гостиной у затухающего камина, сравнивая намеченные на эту неделю дела. Близилась полночь, когда Брайан настоял, чтобы она легла спать. Она боялась идти в постель, опасаясь, что сон не придет к ней.
В постели она пыталась заблокировать мысли о подростковой программе и выбросить их из головы, но их сменил образ Джордана Уилли, маленького и изможденного, смышленого и никогда не теряющего надежду. И все-таки она уснула гораздо быстрее, чем думала. Хотя около двух часов проснулась от ночного кошмара, такого живого в цвете, звуках и движении, что она резко села, схватившись за горло и задыхаясь.
Ей потребовалось некоторое время, чтобы понять, что Брайан сидит рядом с ней, что он обнимает ее.
– Ты в безопасности, малыш, – сказал он. – В безопасности, в Сиэтле, штат Вашингтон, за миллион миль от всего, что может причинить тебе зло.
В ее голове играла музыка, и она закрыла руками уши, как будто хотела избавиться от нее.
– Карусель? – спросил Брайан.
Она смогла только кивнуть головой, крепко зажмурив глаза. Раскрашенные лошадки с их диким, злым взглядом и открытыми ртами все еще неслись галопом и скакали перед ней. Медные стержни, на которых крепились лошадки, поднимались и опускались, а маленькие овальные зеркала на внутреннем барабане карусели посылали зайчиков от отражающегося в них света прямо ей в глаза. Весь мир вращался вокруг нее, все быстрее и быстрее, и она чувствовала приступ тошноты. И все время, не прекращаясь, оглушительная музыка органа лилась ей в уши.
Брайан отпустил ее, чтобы выключить лампу, и она схватила его за руку.
– Я здесь, – сказал он. – Я не ухожу.
Она открыла глаза и оглядела комнату. Зеленые стены цвета мяты уходили в высь куполообразного высокого потолка, зеркало над тиковой тумбой для белья отражало картину с зеленой травой и красными маками, которая висела в ногах постели, водяной матрас излучал тепло под ее ногами. Лошади стали бледнеть, таять и вскоре совсем исчезли, и музыка вместе с ними.
– Черт! – Ванесса стукнула кулаком по постели. – Откуда, черт побери, все это берется? – Она взглянула в глаза Брайану и сморщила нос. – Прости меня, – сказала она. – Прости старушку Ванессу, ладно? Ей опять в голову лезет черт знает что.
– Прекрати. – Он поворчал на нее, а потом снова лег на матрас, притягивая ее ближе к себе.
Она уставилась в потолок.
– Я уж думала, что у меня все прошло и я справилась с этой чепухой.
Были и другие сны, другие кошмары. Один – когда у нее отобрали Анну, и она искала ее по улицам, стучала в двери и заглядывала в тупики, пытаясь ее найти, – это был самый худший. Но карусель ничем не лучше. Этот сон не посещал ее почти год, ни разу с тех пор, как она начала бороться за эту многострадальную подростковую программу.
И теперь ей опять приходится переживать все это снова.
– Несправедливо, что и тебе приходится переживать все это со мной, – сказала она.
– Я уже большой мальчик. Я могу сам о себе позаботиться, Ванесса.
– Я бы не возражала, если бы ты так и сделал. Тебе нет причин страдать, потому что приходится мне… – Она всегда говорила так, давая ему разрешение уйти. Тогда, если он когда-нибудь уйдет, она сможет сказать, что сама заставила его сделать это.
– У меня есть идея получше, – произнес он. – Выходи за меня замуж, и давай заведем ребенка. Может быть, тогда наконец-то дойдет до твоей твердолобой головы, как я тебе предан.
Она смогла ему улыбнуться.
– Может быть, когда-нибудь, – сказала она. Она хотела всего этого больше, чем могла показать ему, и подумывала, что уже почти готова. Проходили недели, а иногда и месяцы, и мысли о том, что Брайан бросит ее, не возникало иногда совсем.
– Ты не хочешь включить ночник? – спросил Брайан.
Она часто заморгала:
– Пожалуй.
Она потянулась рукой к стене, чтобы включить небольшой ночник, пока Брайан выключил свою лампу. Затем она удобно расположилась рядом с ним, положив руку ему на грудь и закрыв глаза. Ночник успокаивал ее зрение знакомым темно-фиолетовым светом. Она знала, что этот свет будет оберегать ее от лошадок и зеркал, оберегать от вращающегося, танцующего мира карусели.
