Двенадцать дней лета (СИ) - Джолос Анна

– Меня пугает кровь на футболке. Убил кого-то?

– Да ну че за бред, Тань. С кем-то подрался, наверное. Это так романтично!

– Познакомиться хочешь?

Хихикают.

– Я не против. Жалко, что он почти муж этой крали, – добавляет громче, не скрывая в голосе разочарования.

В это же самое время дверь, распахнувшись, ударяется о перила. Вышеупомянутая краля практически бегом несётся мимо нас, закрывая при этом нос и рот ладонью.

– Это кошмар, меня сейчас стошнит, – констатирует по ходу движения.

– Бедняга, – ухмыляется блондинка, наблюдая за тем, как девчонку реально выворачивает.

Шагаю к ней.

– Эй, ты в порядке? – интересуюсь осторожно.

– Нет. Это отвратительно, – качая головой, делится впечатлениями. – Там ужасно. Просто ужасно! – неистово трёт салфетками руки.

– Так ты не…

– Я не могу в таких условиях!

– Предлагал тебе поле и лес.

– Сам иди! В поле и лес! – вручает мне пачку с салфетками и бодрым шагом чешет к машине.

– Нам воспитатели всегда говорили, что терпеть вредно, – занимаю водительское место. – Кусты – неплохой вариант.

– Плохой! Я потерплю как-нибудь до следующей заправки!

Глава 7

– Ну чё там? Водитель из приложения не объявился?

Девчонка отрицательно качает головой, а я с каждой прошедшей минутой всё больше убеждаюсь в своих же собственных словах.

– Слился.

– Спасибо, я уже поняла это. Необязательно всякий раз напоминать о моей тупости, – произносит с досадой. – Скоро там заправка?

– Скоро.

– Отлично, – прижимает сумку к животу. Поднимает ладонь, в которой держит телефон.

Ей кто-то звонит. Какая-то девушка. Возможно, подружка или сестра. На экране высвечивается их совместное детское фото. Смешнючее. Они обе подстрижены под горшок и обе пятнистые, в зелёнке.

Замечаю, что моя пассажирочка долго-долго смотрит на этот снимок, но при этом отвечать на звонок не торопится.

– Оригинальный выбор причёски, – хмыкаю.

– На обложке глянца увидели эту стрижку. Нам было девять. Мы с… Ней, – не называет имя девчонки, и на лице отражаются какие-то непонятные, противоречивые эмоции, – заболели ветрянкой. На пару естественно, потому что всегда были не разлей вода, – молчит какое-то время, а потом продолжает: – Три недели сидели дома и в какой-то из дней нам попался на глаза этот дурацкий журнал. Ну и решили подурачиться. Друг друга подстричь.

– Типа в парикмахера поиграть?

– Типа того, – кивает. – Мини-соревнование устроили. Кто лучше справится с преображением, – глядя на дорогу, рассказывает дальше.

– И как успехи?

– Не видно?! – цокнув языком, закатывает глаза. — Лично я очень старалась, а вот у неё совсем отвратно вышло. Потому что руки не из того места растут! – злится, но как-то по-доброму, что ли. – Чтоб ты понимал, до эксперимента волосы у обеих были по поясницу.

– Не жалко было резать?

– Забегая вперёд, Иде дома за эту выходку попало от матери конкретно. Да она и сама целый год плакала потом. Горевала над своими волосами.

– А ты?

– Мне вообще плевать было, – признаётся, задумавшись.

– Тебе как будто бы даже шло. Такая шкодная и задорная на фотке.

– Ты издеваешься? – улыбаясь, выгибает бровь. – Это горшок. Как он может кому-то идти? Отец, приехав с работы, когда нас увидел, офигел, – вспоминает, хохотнув. – Ему пришлось привезти домой нормального парикмахера-стилиста для того, чтобы он исправил ситуацию.

– Ничё, бывает. Нас с пацанами как-то раз в детстве побрили налысо.

– Совсем налысо?

– Совсем.

– Зачем так?

– Вшей нашли якобы, – пожимаю плечом.

– Вшей??? – искренне ужасается она.

– Ага. Новенький принёс нам эту «радость». Когда как следует получил от наших, признался в том, что мог подцепить эту дрянь дома.

– Вы его избили, что ли?

– Ну да, он отгрёб тогда. Как никак, по его милости пострадали четырнадцать человек, в возрасте от одиннадцати до семнадцати.

Вижу в её глазах немой вопрос, но разъяснять подробности не планирую. Зачем ей знать, в каких условиях я рос.

Телефон настойчиво вибрирует снова. На этот раз она принимает вызов.

– Чего тебе? – недружелюбно заряжает с ходу. – Какое твоё дело, где я? Забудь этот номер, – убавляет громкость, потому что из динамика доносится девичий плач и бесконечный поток извинений. – Значит так, Островская, если вдруг тебя наберёт мой отец, подтвердишь, что я поблизости, но подойти не могу. Поняла? – наказывает командным тоном. – Ты слышишь меня? Только попробуй не сделать так. Наведу на тебя порчу до пятого колена! Тем более, что повод есть!

С интересом поглядываю на свою попутчицу. Вопросов становится ещё больше.

Кто она такая? Что произошло? Как оказалась на заправке и что там случилось у них с подругой?

– Всё, Островская, больше никогда сюда не звони! Ты для меня умерла, – произносит эти страшные слова и сбрасывает вызов.

Сидит молча. Неотрывно лупится в лобовик. Не плачет, но как будто на грани. Словно изо всех сил сдерживается.

– Не смотри на меня так, – цедит сквозь зубы. – Она это заслужила.

Никак не комментирую. Мне уже щёлкнули по носу за моё чрезмерное любопытство.

– Заправка! – сообщает воодушевлённо.

Правда порадоваться как следует не успевает. Заправка оказывается закрытой на техобслуживание.

– Попадос.

– Да они издеваются! – хнычет и попутно грозится написать куда-то жалобу. – Следующая когда?

– Следующая далеко.

– Блин!

Вздыхает.

Минут пять непрерывно возмущается, последующие двадцать хранит молчание, а потом неожиданно просит притормозить у обочины.

Вылетает из машины. Видимо, становится невтерпёж.

– Потуши фары и покарауль.

– А как же моральные принципы? – спрашиваю вдогонку, наблюдая за тем, как она нерешительно ныряет в траву, держа перед собой телефон с включённым фонариком.

Средний палец показывает.

Ржу, выбираясь из салона.

– Эй! Меня не видно с дороги? – кричит из-за куста.

– Не видно. Ты б ещё в лесополосу свинтила, – ору в ответ, открывая багажник.

Перекладываю бутылки с водой. Двигаю сумку с вещами ближе к себе. Расстёгиваю на ней молнию. Ищу чёрную футболку, чтобы переодеться. Стаскиваю с себя белую.

Теперь в кармане джинсов вибрирует моя труба.

– Да, Кать.

– И чё ты не набрал меня? – осведомляется недовольно.

– Чёрт, прости.

– Обещал же!

– Вылетело из головы.

– Ну молодец, а я тут переживаю, между прочим! Не сплю.

– Ты не спишь, потому что смотришь очередной дурацкий говносериал.

Смеётся. Стопудово же угадал.

– Выехал, надеюсь?

– Выехал.

– Аллилуйя! Всё нормально у тебя?

Пхах.

– Ага, – сворачиваю испачканную чужой кровью футболку и убираю её в угол.

– Смотри не опаздывай. На церемонии нужно быть вовремя.

– Я помню.

Замечаю движение справа.

– Ааааа! Господи Боже! – визжит на всю округу девчонка.

– Кто у тебя там? – прислушивается к происходящему Катька. – Это женский голос? Ты не один, что ли?

– Перезвоню, Катюх, ладно? – сбрасываю, не дожидаясь ответа.

Иду навстречу возбуждённой до крайности прынцессе.

– Помоги!

Она выпрыгивает из травы, буквально мне в руки.

– Чё случилось? – ловлю за плечи.

– ЗМЕЯ! ЗМЕЯ! – верещит громко, словно сирена.

Напугана до чёртиков. Часто-часто дышит.

– Где змея?

– Там, там! – вопит во весь голос, как маленькая. Трясёт туфлей, прыгая и вращаясь вокруг своей оси.

– Стой, стой, – фиксирую её на месте. – Не дёргайся.

Присаживаюсь и, изловчившись, срываю со шпильки сухую длинную хреновину.

– Это не змея, – встаю и трясу ею перед ней. – Спокуха, глянь. Ноу дэнджер, – смеюсь.

Она фокусирует ошалевший взгляд на мне.

Делает глубокий вдох. Выдох.

Пялимся друг на друга.

Девчонка замечает, что я без футболки. Мазанув взглядом по моему торсу, отчего-то смутившись, отворачивается и отступает назад.